Василий Тишков - Последний остров
— А почему вода голубая? Разве она не из нашего озера? — удивилась Аленка.
Мишка тоже удивлялся своему терпению к Аленкиным «почемучкам» и своей разговорчивости.
— Воду эту я принес из родника Кусоккан. В нем самая лечебная вода. Наши старушенции талдычат, что раньше она еще целебнее была, почти мертвых на ноги поднимала.
— Ага, вот ты и попался, — Аленка засмеялась и брызнула с рук Мишке в лицо. — Ты думал, что умру. Да? Думал, думал… Я вспомнила — ты приносил эту воду каждое утро. Вот! За весну я, наверное, целое ведро ее выпила, да?
Мишка улыбнулся.
— Может, и выпила. Да еще ведра два на умывание.
Аленка вскинула ресницы, удивленно склонила голову и представила, как вставал рано утром Миша и бежал к роднику за водой. Смех ее пропал, она тихо спросила:
— А почему родник так чудно назвали?
— И не чудно вовсе. Это казахское название. Дед Яков рассказывал, что на том месте злой человек подстрелил лебедиху. А второй лебедь загоревал, не захотел больше жить один, поднялся выше облаков и ударился камнем о землю. И где упал, родник из земли пробился. По-казахски ак — белый, ку — лебедь, соккан — убили. Вот и получается — Кусоккан: место, где убили белого лебедя.
— И теперь лебеди не живут здесь?
— Живут. Не у родника, конечно. Завтра в лесничестве увидишь самое красивое и большое наше озеро. У него русское название — Лебяжье. Вот на нем-то и живут лебеди. И белые, и розовые. Только розовые шибко пугливые.
— Миша, а почему ты сегодня не на работе?
— Потому что сегодня воскресенье. И еще потому, что Татьяна Солдаткина разрешила всем нечаевским побазарить. А ты можешь хоть минутку помолчать?
— Нет, не могу. Ты же чуть свет убегаешь в лес и ничего мне не рассказываешь.
— Сегодня не убегу.
— И целый-целый день будешь дома? Вот хорошо! А что мы делать будем?
Аленка взяла ковшик и стала поливать Мишке. Он неторопливо мыл лицо, шею, довольно фыркал.
— На базар сходим. На озеро. Надо лодку проконопатить. Потом собираться начнем.
— В лесничество?
— Как порешили, так и будет… — он прислушался. — Погоди-ка. Вроде кто-то буксует?
На околице села в дорожной колдобине застряла полуторка. Совсем близко от избушки Разгоновых — она ж с краю первая.
Мишка и Аленка подбежали к машине. Мишка тут же принялся бросать под колеса толстые ветки, камни.
Взад-вперед раскачивалась машина, но левое заднее колесо беспомощно вращалось в жидкой грязи.
Аленка сидела на взгорке и с любопытством рассматривала машину, шофера, облака над озером. Ей было радостно, что она выздоравливает, что так много солнца и можно погладить рукой молодую траву, что скоро они переселятся в лесничество, и она увидит настоящий лес с озерами, цветами, птицами. Хотя цветы и здесь есть, вот они, огненно-желтые на мохнатых ножках, но там они, представляла себе Аленка, какие-то необыкновенные должны быть.
— Нет. Видимо, трактор надо искать или ждать попутку, — сокрушался шофер. — Да откуда в выходной день попутка…
— А ты бревнышко привяжи к колесу-то, — посоветовал Мишка. — Потом газани как следует, машина и выпрыгнет из ямы. Я видел, как колесный трактор вызволяли из траншеи таким макаром.
— Давай попробуем.
Они привязали толстой проволокой чурку к гонявшему воздух колесу.
— Ты чей будешь-то, такой сообразительный?
— Да здешний я, нечаевский. Мишка Разгонов.
— Разгонов? Ого! Неужели Ивана Разгонова сын?
— Ну.
— Так я ж очень хорошо до войны твоего отца знала.
Мишка хохотнул.
— Как это — знала? Заговариваешься, парень.
— Да не парень я, а Зоя. Зоя из эмтээс.
— Ну да?
— Вот тебе и «ну да», — Зоя улыбнулась, сняла кепку и тряхнула пышными светлыми волосами. — Узнаешь?
— И вправду Зоя, — засмеялся Мишка. — Ну и дела! Как это я тебя за два года успел позабыть? Ты ведь до войны в пионерлагере вожатой была. Скажешь, нет?
— Ага! Вспомнил! Эх, и жизнь тогда была! Ели четыре раза в день, и обязательно мертвый час после обеда… Даже не верится. Подожди, а это правда, что на войну ушли все ваши нечаевские мужчины?
— Как один.
— Да… Все на войне, а меня вот не взяли. Говорят, изучи свой автомобиль как следует, тогда, может, и возьмем. Между прочим, обещали записать в морской десант.
— Городи давай! Там в юбках не напрыгаешься.
— Так я на машине. Снаряды возить, раненых… Ну и все, что нужно для самого переднего края. Сам военком обещал.
— Ух ты! — позавидовал Мишка. — У нас Жултайка Хватков тоже напрок собирается заявление подавать в морскую пехоту. Если война, конечно, не кончится.
— Да что-то не видать конца-то… Отец пишет?
— Редко. Поди, недосуг все.
— Ничего. Напишет.
Аленка подошла ближе к машине, чтобы лучше рассмотреть девушку-шофера. И удивилась — такая молоденькая, всего на два-три года постарше, а уже машину водит и на фронт собирается. Аленка даже в кабину заглянула, нет ли там другого шофера, более серьезного. Нарвала на обочине лютиков и прикрепила букетик к зеркальцу у ветрового стекла — пусть Зоя-шофер ездит и посматривает на цветы, ей ведь некогда собирать их.
Зоя уселась в кабину, включила скорость. Рывок — и машина, подкинув левую сторону кузова, выскочила из ямы. А из кузова вылетел мешок. Он упал рядом с дорогой в канаву и развязался. По траве брызнула, рассыпаясь, белая-пребелая соль.
— А почему ты в воскресенье работаешь? — спросил Мишка, помогая Зое водрузить мешок в кузов машины.
— Да какая это работа? Так, прогулочка. Попросили для вашего сельпо одну ездку сделать. А почему не сделать?
— И то правда.
— Ну, спасибо, Михаил Иванович. Соль-то собери, пригодится в хозяйстве. И вот тебе еще на память…
Машина умчалась.
Аленка прижала к щекам ладони. Щеки горели. От радости, наверное, что день по-доброму начался, что голова сегодня не болит, что живут на земле вот такие хорошие люди, как Миша и Зоя-шофер. Уж очень понравилась ей Зоя, простая и необыкновенная. Волосы у нее красивые, и улыбается так, будто солнышко светит. Ни словом не обмолвилась с Аленкой, но как-то так посмотрела, что, кажется, теперь целую вечность они знакомы.
— Что она тебе подарила? — Аленка попыталась разжать Мишкин кулак.
Мишка показал — складной нож с двумя лезвиями, пилочкой и шилом.
— Красивый какой…
— А то! Классная вещица. Такой складень в нашем мужском деле на вес хлебушка.
Он испробовал ножи, большой и маленький, открыл шило и пилочку.
— Надо смастерить ей буксир. Негоже без него на такой машинешке. Я приглядел в одном месте сталистую проволоку. И крепкий, и легкий буксир получится. В пору для полуторки.
