Питер Марвел - В погоне за призраком, или Испанское наследство
Напудрившись, она поудобнее устроилась в кресле и принялась внимательно изучать свое лицо, к которому она относилась с тем же пиететом, с каким ювелир относится к своей лупе, а хирург – к ланцету.
Лицо стало для нее безупречным инструментом по удовлетворению снедающих ее страстей, и она владела им в совершенстве. Как опытный фехтовальщик, разминаясь перед схваткой, проверяет рапиру и делает несколько пробных выпадов, так и Лукреция попеременно изобразила удивление, печаль, восхищение и мольбу, умело управляя мимикой своего такого безмятежного с виду лица, на котором не было ни одной морщинки, способной выдать ее тайны. Затем она наклонилась прямо к зеркалу и вперила в него неподвижный взгляд, словно стараясь разглядеть в нем собственную душу.
Но из стекла, вышедшего из умелых рук самого Дюнойе, на нее смотрела зеленоглазая молодая женщина лет двадцати пяти – двадцати семи, с неубранными вьющимися волосами, падающими на распахнутую на груди мужскую рубашку из белого батиста, ворот которой был отделан кружевами. Но графиня уже не видела себя, ее мысли витали далеко в прошлом...
...На Рождество он принес ей омелу. Выпал снег, и она могла из окна спальни видеть его одинокие следы, ведущие прямо к крыльцу дома. Она привыкла видеть их под своими окнами каждую зиму, с тех пор как ее родители арендовали этот дом.
– Красиво, правда? – Роджер возник на пороге, одетый в длинный плащ, подбитый мехом, на его волосах и щеках быстро таяли крупные снежинки.
Он грустно улыбнулся и приложил ветку к ее черным как вороново крыло волосам. Она тут же подбежала к небольшому зеркалу, стоявшему на столике возле ее кровати.
– С нею ты выглядишь как ирландская богиня Морриган, прекрасной и дикой...
Опаловые ягоды и кожистые зеленые листья как нельзя лучше оттенили ее изумрудные глаза и белоснежную кожу, и вправду придав ее облику что-то волшебное.
Хотя она и не видела Роджера в зеркало, но знала, что он в эти минуты восхищенно следит за ней.
– Знаешь, чтобы выжить, омеле необходимо пить соки деревьев – сама себя она прокормить не может. Вместо корней у нее есть маленькие присоски – ими припадает она к стволам деревьев и высасывает из них жизнь. Могучие лесные великаны сохнут и умирают, а она перекидывается на новые, разрастаясь все пышнее, наливаясь силой и красотой...
Лукреция, слушала Роджера вполуха, откровенно любуясь собой в зеркале.
Роджер подошел сзади и поцеловал ее в щеку, положив руки ей на плечи. Она прислонилась к нему, ощущая холод, который он принес с улицы. Вдруг он вырвал у нее ветку и швырнул на пол.
– О, Роджер, что ты делаешь?
Нахмурив брови, он наступил ногой на омелу, из ягод ее брызнул сок, густой как кровь.
– Она мне разонравилась. Лучше я подарю тебе настоящие рубины и изумруды.
– Глупый, откуда ты их возьмешь, ведь ты нищий!
– Могла бы не напоминать мне об этом, Лукреция, – вполне достаточно, что я сам не забываю об этом ни на секунду. – Он отошел к окну и принялся барабанить пальцами по деревянной раме.
Графиня Бертрам поймала себя на том, что безотчетно постукивает кончиками лальцев по краю стола. Ее отражение теперь не было столь молодо и прекрасно, – оно было искажено страданием и ненавистью.
Лукреция отшатнулась от зеркала и в гневе захлопнула ларец, словно страшась, что он раскроет ее тайну. Затем она встала и до тех пор прохаживалась по каюте, пока на лице ее снова не заиграла спокойная улыбка светской женщины. Чтобы окончательно прийти в себя, она извлекла из ларца хрустальный флакон, отвинтила тщательно, притертую воском пробку и с наслаждением вдохнула ароматическую эссенцию, также сбрызнув ею свою одежду. В каюте повеяло чарующим ароматом нероли с легкой примесью лаванды и едва различимыми розой и бергамотом. Этот запах, который она сама составила, немного изменив рецепт любимых духов Генриха III, всегда оказывал на нее самое благотворное действие.
Надо сказать, что в это время духам отводилась огромная роль.
Считалось, что запах заключает в себе суть и принцип, то есть основу устройства и действия любого вещества. Из этого ученые того времени выводили, что запах – это не просто некое свойство предмета, а воплощенная в материальные качества его душа. Именно поэтому каждая вещь отмечена своим особым запахом – это характеристика ее внутренней, скрытой от глаз, непритворной и истинной сущности. Запах несет в себе квинтэссенцию предмета или вещи – в нем зашифрована ее истинная суть. Кто овладеет секретом – тот овладеет не просто вещью, а ее душой. Кто присвоит себе запах той или иной вещи – тот использует ее способности влиять на окружающий мир посредством запаха, тот станет обладателем этих свойств или испытает на себе их благотворное или вредоносное действие.
Прогресс внес в теорию запахов лишь одно кардинальное изменение: говоря об ароматах и энергиях, мы заменили слово «быть» на «казаться».
В любом случае, пользуясь духами женщина и мужчина хотят вызвать определенные чувства, которые в обычном состоянии никак с ними не соотносятся.
Графиня была большим знатоком химии и парфюмерии и, как многие знатные люди того времени, увлекалась составлением различных духов и притираний, тщательно скрывая от окружающих свое знание о других, менее безобидных составов.
Внеся аромат нероли как немаловажный штрих в создание своего облика, она накинула на себя камзол и надела шляпу, тщательно спрятав под нее волосы. Теперь можно было и прогуляться.
* * *– Скажите, где мы сейчас? – спросила леди, Лукреция капитана к концу третьей недели плавания.
– Мы сейчас в самом сердце Атлантического океана – пересекаем тропик Рака. Это круг, придуманный астрономами; он лежит, словно пограничная черта, на пути солнца на север на 23°27'. В честь пересечения здешних широт новички в команде будут подвергнуты обряду крещения. Это старая морская традиция. Советую посмотреть, это покажется вам забавным.
– Крещение? Но почему?
– Так повелось, сударыня, – пожал плечами Ришери.
– Уж не собираетесь ли вы окрестить и меня, капитан? – с улыбкой спросила Лукреция.
– Об этом не может'быть и речи! – взволнованно сказал Ришери. – Обычай совершенно варварский. Однако приходится его исполнять. Флот держится на традициях, даже если они и нелепы.
– Что ж, пожалуй, я не откажусь взглянуть на это представление, – согласилась Лукреция. – Путь долгий – так почему бы его не скрасить немного. А в грубых народных обычаях есть своя прелесть.
– Позвольте проводить вас на палубу, сударыня! – с надеждой в голосе сказал Ришери. – Вот моя рука!
Лукреция вышла на верхнюю палубу, когда действо было в самом разгаре.
