Трейдер. Деньги войны (СИ) - Соболев Николай "Д. Н. Замполит"

Значит, и заводы надо строить там же, в Испании. В тех районах, которые дольше всего оставались республиканскими.

И при них создавать службу безопасности, частную армию. Прикинуть, что для нее нужно, что нужно республиканцам, и что можно продавать по всему миру (пусть те, кто стоял в сторонке, оплатят победу!). Развернуть производство техники — танки, самолеты, пулеметы, грузовики… Сам я в этом ничегошеньки не понимаю, но точно знаю, что «выстрелило», а что оказалось тупиком, а еще помню нескольких инженеров и конструкторов, кто не откажется переехать в Испанию.

Можно даже устроить рекламную кампанию по всему миру, вписаться в несколько конфликтов — обкатать технику и людей, отработать управление, связь и взаимодействие. Семь лет, вполне можно успеть создать свою ЧВК, народ в Испании боевой, ему только дисциплины не хватает.

Под монотонное мелькание пейзажей за окном я строил наполеоновские планы и представлял бронированные армады, эскадрильи бомбардировщиков, носимые радиостанции сотнями…

— Эй, Джонни! Джонни! Проснись и кончай орать! — тряс меня за плечо Панчо.

— А? Что? Я что, спал?

— Спал и орал, что ты Зорро, — скалил зубы Ося.

Вот блин…

Но стоило вспомнить, что я надумал, меня буквально бросило в жар — это же какого масштаба задача! Это не фирмешку в регионе поднять! Это цель, настоящая цель в жизни!

— Давай, умойся, сейчас граница будет.

За окном невысокие горы, поросшие лесом, прямая и неширокая Эльба, которая вот-вот станет Лабой.

— Паспорта на проверку! — раздалось в коридоре.

Через минуту в дверь постучали и возникший на пороге пограничник в широкой чехословацкой фуражке недоуменно уставился на наши побитые рожи.

Глава 12

Мистер Грандер, миллионер, едет туристом в СССР

Полицейские на Главном вокзале в Праге проводили троицу американцев такими же удивленными взглядами, как и пограничники — вроде бы приличные люди, одеты солидно, багаж недешевый, а морды драные, как у пьяниц в Нуслях или на Виноградах. Примерно так же отреагировал портье в «Эспланаде», куда носильщики доставили чемоданы прямо со станции, оставив извозчиков и таксистов с носом.

Все мгновенно переменилось, когда на мраморную стойку легли три паспорта с орлами на обложках — портье заулыбался и, не переставая кланяться, с почтеньем, будто брал чаевые, мгновенно все оформил. Вызванные белл-бои утащили пожитки в номера, а Ося вытаращился на меня, когда я спросил портье:

— Где можно найти адресную книгу Праги?

На вполне правильном, но медленном английском портье объяснил, где ближайший книжный магазин, а заметив, как я мимолетно поморщился, призвал не беспокоиться и обещал доставить просимое прямо в отель.

Панчо устроился на диване, а Ося плюхнулся в кресло под картиной в массивной деревянной раме:

— Зачем тебе адресная книга?

— Хочу найти одного человека. А сейчас приводите себя в порядок, пойдем гулять.

От гостиницы мы вышли на Вацлавскую площадь, по ней, отчаянно дребезжа звонками, катились вереницы трамваев, почти впритык один за другим. Между ними сновали повозки, автомобили, множество людей, а всей круговертью управлял невозмутимый регулировщик в длинных белых нарукавниках поверх полицейской формы.

Суматохи добавляла и стройка прямо напротив универмага Koruna — сквозь воротца в заборе с надписями Bata сновали пустые и порожние грузовики со стройматериалами.

— Bata? Это что, халатами торговать будут? — ткнул пальцем Панчо.

— Это не испанский, — объяснил я. — Это фамилия, читается как «батя», обувщик здешний.

— Батя это хорошо, — усмехнулся Ося, — только батька лучше.

Но мысль развить не успел, в него врезался читавший на ходу пражанин. От столкновения газета, шляпа и очки разлетелись в разные стороны, пока троица подбирала раскиданное по брусчатке имущество, упитанный чех рассыпался в извинениях, но почему-то на немецком.

Закончив с незадачливым пешеходом, от которого в качестве отступного получили адрес приличного ресторана «не для туристов», мы гуляли по Старому городу, от Вацлавской до Староместской площади и дальше, до Карлова моста и обратно.

— Ося, тут рядом есть средневековое гетто, хочешь посмотреть?

— Ой, я что, местечек не видел?

— Ну, не знаю, рабби Лев, Голем и прочее…

— Голем? Это тот, что из фильма? — заинтересовался Панчо.

— Скорее всего да.

— Так он что, настоящий? — ахнул мексиканец. — Пресвятая Дева!

— Сказки, все сказки. Так что, пойдем?

— Не, — дернул головой Ося, — лучше бы поесть.

— Точно, — поддержал Панчо, — у меня кишка с кишкою разговаривает.

В указанном чехом ресторанчике на троих американцев слетелись разом четыре кельнера, и мгновенно наметали на стол жареный сыр, заливную тлаченку, завиначи из сельди, а чуть попозже — гуляш с кнедликами, свичкову на сметане и прочий чешский специалитет.

— Что ты мне говорил, что чехи славяне? — пробурчал Панчо, с сомнением разглядывая маринованные шпикачки-утопенцы. — Тут кругом сплошные немцы!

— Богемия лет триста была частью Австро-Венгрии, и немцев тут осело много, и чехи сами изрядно онемечились. И вообще, кончай трепаться, еда остынет.

После обильного ужина мы еле доползли до гостиницы, где в качестве десерта я обрел адресную книгу. Пролистал под яркой хрустальной люстрой персональный раздел и вздохнул:

— Что же, по фамилии его нет, значит, завтра нам на ЧКД.

— Кого нет? Куда?

— Нужного человека, инженера. А ЧКД это здешняя фирма.

— Тут что, приличные инженеры? — изумился Ося.

Следующие несколько минут его представления о месте Чехословакии в мире радикально менялись: после распада Австро-Венгрии чехам и словакам досталось три четверти промышленного потенциала империи, включая военный концерн Škoda, химические и машиностроительные производства, фабрики фарфора и стекла, сахарные заводы, не говоря уж о пивоварнях.

— Сейчас входит в первую десятку промышленно развитых стран, лет через десять будет пятой экономикой в Европе, — закончил я экскурс в страноведение.

— А что же немцы отдали такой лакомый кусок?

Я посмотрел на Панчо с умилением, а Ося растолковал:

— Ты когда в Мексике партизанил, тут небольшая такая войнушка случилась, Мировая, может, слышал?

Панчо угукнул.

— Четыре империи под откос, на обломках десяток новых государств. А немцев все скопом били, вот они и отдали.

— А если они захотят вернуть свое? — не сдавался мексиканец.

Ося открыл было рот, чтобы возразить, но я успел первым:

— Захотят, непременно захотят. Помните драку в Берлине? Вот те, что в коричневых рубашках, уже захотели. А за ними и все остальные.

— Так никто ведь просто так не отдаст!

— Вот именно, Панчо, вот именно. Европу ждет еще одна большая война, и как бы не пострашнее прошедшей.

В кровати Ося долго ворочался и думал — куда же еще страшнее? И зачем? Германию побили, обо всем договорились, но Джонни почему-то считает иначе, а Джонни это голова. Да еще его намеки на грядущий антисемитизм… Да ну эту Европу к черту, пусть сами разбираются! Ося твердо решил заработать миллион в Америке и забыть все войны, укрылся с головой и заснул.

Следующий день прошел в бестолковых разъездах по Праге — никакого ЧКД в ней не обнаружилось, и только всезнающий портье предположил нечто невнятное. Сжимая в руках адресную книгу, я диктовал водителю абонированного на весь день такси новые и новые адреса, пока Панчо, которого заметно укачало, не процедил сквозь зубы:

— Ты порой хуже ребенка, Джонни.

После чего отобрал адресник, скомандовал таксисту «Америка, консулат!», стиснул зубы и откинулся со страдальческим видом на сиденья.

В посольстве на Тржиште Панчо ухватил первого попавшегося клерка и вытребовал у него контакты местного детектива, работавшего с дипломатами. После чего позвонил сыщику, договорился о встрече и выдал ему все данные, которые я вспомнил: Алексей Сурин*, русский эмигрант, техник, механическое производство.