Обманувшая смерть - Ковалев Анатолий Евгеньевич
Пламя оплывшей свечи вдруг резко вытянулось, фитиль застрекотал как цикада. По кабинету прошел ток воздуха – сзади открылась дверь. Илларион порывисто обернулся и оцепенел. На пороге стоял Илья Романович.
– Мерзавец! – низким, тяжелым голосом проговорил он.
Елена торопливо шла по темному саду, то и дело оступаясь и поскальзываясь на корнях старых яблонь, выступивших из-под земли, на мокрых полусгнивших яблоках, грудами валявшихся тут и там. Виконтесса спешила, как могла, и все же ей казалось, что она идет слишком медленно, и таинственная посланница, принесшая письмо, может не дождаться, уйти. Лишь когда впереди, на берегу Яузы, замаячила полусгнившая беседка, похожая на зловещий остов задранной волками коровы, женщина замедлила шаг. Что-то сжимало ей горло, мешая дышать. Некстати вспомнились давние времена, когда сад был ухоженным, яблоки осенью заботливо обирались, а в ажурной беседке, совершенно целой и выкрашенной в белый цвет, кипел самовар. Для бабушки Пелагеи Тихоновны чай заваривали особо, в медном чайничке. Старушка любила чай с шиповником.
Колючие кусты преградили дорогу Елене. Она коснулась их рукой. «Шиповник… Как разросся…» Елена вглядывалась в темноту. От реки поднимался ночной холод, туфли и чулки виконтессы давно вымокли, мокрый подол платья отяжелел. Она отпустила его и двинулась в обход кустов к беседке. Там, внутри, не было заметно никакого движения. Если ее кто-то еще и ждал, то безмолвно, невидимо, слившись с ночью.
Елена оглянулась на особняк, словно ища у бывшего родительского дома поддержки и ободрения. Окна первого этажа почти все были освещены. Во втором этаже слабо светились только два окна на самом углу. «Кабинет князя», – вспомнила она.
Сделав еще несколько шагов, Елена оказалась, наконец, на открытом пространстве. До беседки было рукой подать, но к ней по-прежнему никто не выходил.
– Я здесь! – произнесла она, и голос против ее воли предательски сорвался. – Кто меня ждет?
Елене никто не ответил, но ей показалось, что темнота внутри беседки зашевелилась и в одном месте особенно сгустилась, приняв очертания человеческой фигуры. В следующий миг она уже не сомневалась – на верхней ступеньке появилась женщина. Ее лица, обращенного к Елене, разглядеть было невозможно, но виконтесса ощутила липкий страх, внезапно парализовавший все тело. – Вы ждете меня? – спросила она женщину в черном платье, не делавшую никаких попыток приблизиться или заговорить.
– Вы принесли письмо? Кто вас послал?
Женщина, стоявшая на пороге беседки, издала сиплый загадочный смешок, поразивший Елену в самое сердце. Она уже слышала когда-то этот звук, полный смертельной ненависти. Перед виконтессой вновь мелькнуло окровавленное, обожженное лицо умирающего Алларзона.
– Кто вы? – почти беззвучно выговорила Елена, хотя уже знала ответ.
– А ты и не догадалась, графинюшка! – Тень на крыльце сделала движение, вкрадчивое и плавное, словно извлекая что-то из складок платья. – Нет, письма у меня для тебя нет. Но есть кое-что получше! Это тебя утешит, и уже навсегда!
Елена не могла разглядеть, что за предмет протягивает ей Зинаида – теперь не было сомнения, что в беседке ее ожидала сводня.
– Чего ты хочешь? Денег? Я заплачу тебе! – малодушно вырвалось у нее.
Никогда Елене так остро не хотелось жить, как в этот момент. Она вспомнила Татьяну, которую оставила в гостиной рядом с Евгением, ее счастливое свежее лицо, мелодичный смех… И прокляла свое упорство, заведшее ее, в конце концов, в ловушку. «Что мне до того, буду ли я знать, дочь она мне или нет? – пронеслось в голове у Елены в тот миг, когда Зинаида медленно поднимала вытянутую руку, держа что-то на весу. – Она будет счастлива… А если узнает правду, может стать несчастна!»
Вновь раздался сиплый смешок сводни.
– На что мне твои деньги, графинюшка? – заметила Зинаида. – Сегодня ты мне их бросишь, завтра отнимешь. Да еще меня в тюрьму засадишь! Я вас, господ, довольно знаю, вы добра и заслуги не помните! Нет, ты уж не обессудь, денег я с тебя не возьму. Сочтемся иначе!
Елена вновь взглянула в сторону особняка. Окна княжеского кабинета погасли у нее на глазах. «Кричать на помощь…» – пронеслось у нее в голове беспомощное.
В следующий миг темноту разорвала огненная вспышка, и тишина затаившегося сада рухнула, расколотая грохотом выстрела. Что-то со страшной силой, словно чугунный молот, ударило Елену в грудь. Падая, она успела увидеть над собой опрокинутое чернильное небо, усеянное пушистыми, словно шевелящимися звездами. Раздался чей-то истошный крик, но кто кричал – она ли сама или кто другой – Елена, терявшая сознание, уже не понимала.
– Мерзавец! – повторил Илья Романович, переступая порог кабинета и надвигаясь на оторопевшего Иллариона. – Что ты здесь делаешь?! Грабишь?!
– Я, ваше сиятельство… – пролепетал дворецкий, прижавшись спиной к открытому секретеру, словно таким образом возможно было его загородить. – Я – ничего!
– В полицию тебя, тотчас! Тотчас! Что я говорил всегда?! Все вы воры!
Князь так рассвирепел, что у него даже прошла невыносимая головная боль, заставившая покинуть гостей. Выпитое шампанское лишь усугубило страдания, а при взгляде на Майтрейи, чью руку Глеб взял, словно затем, чтобы пощупать пульс, да так и не отпустил, князь почувствовал себя совершенно разбитым. Бегло извинившись перед гостями, князь сослался на легкую дурноту и вышел, намереваясь полчасика отдохнуть в кабинете на диване, где в тишине и покое можно было обдумать новую расстановку фигур на шахматной доске. Когда Илья Романович открыл дверь кабинета, он уже строил туманные и пока еще неуклюжие планы, каким образом можно использовать скандальное сближение богатой наследницы и ненавистного Глеба. «Ну, сказал я этим сынам Израиля, что мой сын женится на богатой девице! – уговаривал он сам себя. – Но я ведь не уточнил, который сын женится! А девица, кажется, добрая, и если я буду ласков с Глебом, она, возможно, сделает мне маленький подарок на свадьбу… Чтобы избежать скандала и не сводить в могилу отца своего жениха!»
Но стоило ему увидеть Иллариона над разверстым ящиком секретера, куда имела доступ одна экономка, как все созидательные планы вылетели из головы. Князь мигом понял все.
– Сговорились с Изольдой? – прошипел он. – Ах, змеища… Для меня рубля лишнего жалела, на хлеб и воду под замок сажала, а для тебя, воровское отродье, на каторгу готова пойти?! Проклятое бабье! Все одним миром мазаны!
– Илья Романович! – Илларион часто крестился, словно пытаясь отгородиться от уничтожающих слов князя. – Вот, Христом-Богом, ничем не виноват, никакого сговора не было! У меня и ключа-то нет! Ящик стоял открытый, замок, что ли, сломался? Я подошел, прикрыть хотел…
– Да что ты мне сказки сочиняешь… – начал было князь и тут же умолк, мягко, боком упав на ковер.
Илларион, утратив дар речи, смотрел, как возникшая из-за дверного косяка Изольда склоняется над неподвижным телом, осматривает залитое кровью лицо князя, прислушивается к дыханию. В ее руке был зажат массивный бронзовый стенной канделябр, тот самый, откуда Илларион взял свечу в коридоре. Выпрямившись, женщина перешагнула через тело Ильи Романовича, подошла к секретеру, оглядела разоренный ящик, бросила взгляд на ливрею Иллариона, которая топорщилась на груди от набитых во внутренние карманы бумаг и банкнот. Экономка выхватила из онемевших пальцев дворецкого ключ, закрыла секретер, взяла свечу и задула ее. Затем, пройдя по комнате, задула и остальные свечи. Комната погрузилась в милосердный мрак, скрывший тело на полу. Все заняло несколько мгновений.
– Перетащи его на диван, уложи, накрой, – приказала она Иллариону. – Заглянут – решат, что спит, не тронут до утра. Выиграем время. Жду тебя за воротами, как уславливались!
Ее черный силуэт на миг возник в слабо освещенном дверном проеме и пропал. Илларион, очнувшись, исполнил все указания любовницы и плотно прикрыл за собой дверь кабинета.
