Луи Буссенар - Под барабанный бой
В карауле стояла рота Оторвы. Накануне командир получил звание капитана. К его нашивкам на рукаве и головном уборе прибавилась еще одна. Молодого человека поздравили полковник и однополчане. Когда же стало известно, что Франкура наградили очередной боевой медалью, Питух, как водится, исполнил в его честь ригодон.
Пиршество с дружескими объятиями, криками «браво», цветами, закуской и добрым вином продолжалось и во время вахты. Холодные, молчаливые берсальеры слегка оттаяли в теплой атмосфере праздника. Посты располагались прямо в огромных залах дворца, где солдаты пили, курили и даже спали. По распоряжению гостеприимного и благодушно настроенного короля, никто не соблюдал правил этикета. Дворец был открыт для всех.
Со стен пышных покоев на любопытных посетителей взирали портреты его величества в шортах и тюрбане[126], с ружьем и сумкой для дичи. Они были так похожи на оригинал, что с подписью «Новый капрал зуавов» вполне годились бы для чеканки монет.
Выяснилось, что в городе совсем нет хлеба. Горы муки мокли и гнили за Тичино, а в Милане никто не мог найти ни крошки. Здесь ели большие рисовые лепешки, поливая их местным вином, которое ударяло в голову и порождало в людях беспричинную радость и жажду жизни.
Польщенный всеобщим вниманием, Франкур осушил, в свою очередь, бокал за здоровье капрала Эммануила, затем за здоровье капитана, потом за свое собственное. Развеселившись, он стал петь романсы, рассказывать увлекательные истории, балагурил, шутил.
— …Белые мундиры?.. Кто вспомнил о белых мундирах? Их больше не существует, это я вам говорю! Их выкурили, вытравили, истребили! Мы победили по всем направлениям, и австрияки убрались восвояси подобно улитке, спрятавшейся в свою скорлупку. Вот что значит вести боевые действия под барабанный бой! Подумайте, «шакалы»! За десять дней — три сражения… Три победы — и Ломбардия взята!
— Да, ты прав, — приоткрыв глаза, пробормотал старина Раймон, не вынимая трубки изо рта. — Все так и было. Мы дрались, потом отдыхали, развлекались, снова брались за оружие и шли под барабанный бой…
— Но мы не так сильно устали, — продолжил капрал, — и можем броситься за неприятелем, удравшим от нас, как зебра от африканских охотников. Подумать только, две бригады генерала Дево, наши лучшие кавалеристы не смогли догнать двенадцать тысяч солдат, покинувших Мадженту… Хотя я думаю, после поражения армия императора Австрии превратилась в сборище деморализованных солдат без еды, оружия, обмундирования, командиров и… без надежды… Они оставили плодородную Ломбардийскую землю и убрались в свой четырехугольник.
— Как ты сказал? — посыпались со всех сторон вопросы. — Четырех… что? Неужели есть такая страна?
— Я имел в виду четырехугольник, который сродни нашему знаменитому маршу с флангов… Это военная хитрость, которую знают только великие полководцы.
— Значит, ты сам не знаешь?
— Я думаю, это четыре укрепленных города по углам огромного квадрата. Что-то вроде большого, хорошо защищенного лагеря, в котором армия, потерпевшая поражение, может вести длительную оборону.
— А названия? Как называются города?
— Если не ошибаюсь, Верона, Мантуя, Бергамо, Пескьера[127].
— Браво, Франкур! Отлично! Ты говоришь, как главнокомандующий… Когда-нибудь станешь маршалом Франции! Да здравствует Франкур!
Раздались аплодисменты, вновь были наполнены бокалы.
— За здоровье капрала!
— А что ты скажешь напоследок? — унимались самые любознательные.
— Скажу, что врага больше не существует. А жаль, потому что нет ничего приятнее, чем задать хорошую трепку неприятелю.
Звучный сигнал трубы прервал речь капрала. Трубили сбор. Послышалась команда: «К оружию!»
Зуавы вскакивали с мест, хватали карабины, вскидывали за плечи ранцы. С криками и улюлюканьем они спешили к месту построения, радуясь в душе, что праздник закончился. Вскоре солдаты маршировали в строю, хором затянув походный марш:
Здесь находятся «шакалы».
Они возьмут твои дуро,
Твоих овец и верблюдов,
Скот и осликов,
Бурнус[128], в который ты одет,
И оставят лишь твою проклятую шкуру !
Старина Раймон подмигнул товарищу:
— Ты как в воду глядел, Франкур! Разрази меня гром, если мы не идем сражаться с белыми мундирами.
— Сражение! Да здравствует Франция! Вперед! — эхом прокатилось по ровным рядам зуавов.
Берсальеры не участвовали в походном марше и с сожалением смотрели вслед своим друзьям, уходившим по дороге на Меленьяно, Лоди, Плезанс.
То, что Франкур говорил о неприятельской армии, было общим мнением всех французов — от рядового солдата до маршала, и мнением ошибочным. Поражение не сломило боевой дух австрийской армии, еще довольно сильной и совсем не деморализованной, как думали ее противники. Дисциплинированными и храбрыми солдатами командовали умелые и отважные офицеры.
Отступление австрийцев проходило так организованно, что солдаты едва верили в серьезность поражения. Вскоре, маневрируя на безопасном расстоянии, войско восстановило свои силы и, обойдя франко-итальянские части, расположилось на линии Павия — Корте — Олона — Кодоньо — Лоди — Меленьяно. Вопреки предположению французов, белые мундиры были готовы не только к обороне, но и к наступлению.
Однако австрийское командование, рассудив, что бросить в наступление войска, только что потерпевшие поражение, слишком рискованно, приняло решение сконцентрировать все силы между четырех крепостей и организовать в Вероне армию спасения.
Конечно, Ломбардию придется оставить. Но сколько раз на протяжении веков провинция переходила из рук в руки! К тому же опыт прошлой войны показал, что исход борьбы будет решаться в устье реки По, при впадении в озеро Гарда.
Приказ об отступлении был уже дан. Австрийцы собирались покинуть свои позиции, когда в Меленьяно прогремел пушечный залп.
В Генеральном штабе французской армии ничего не подозревали о стратегических операциях неприятеля. Расслабившись после победы, офицеры не думали ни о чем, кроме собственного успеха. Из муниципалитета Меленьяно Мак-Магону сообщили, что остатки австрийских войск спешно укрепляют свои позиции. Какой неприятный сюрприз, ведь все считали, что противник не скоро оправится от нанесенного удара. Маршал, опасаясь атаки с флангов, которая могла испортить праздник в Милане, незамедлительно информировал главнокомандующего. Тот решил, что стремительная контратака закрепит одержанную победу и обескровит врага.
С давних пор Наполеона и маршала Бараге-д'Илье связывала дружба. Император решил предоставить другу возможность отличиться. Смелый, требовательный до жестокости как к самому себе, так и к другим, Бараге-д'Илье был великолепным исполнителем, но не мог возглавлять демарш. Ошибка императора состояла еще и в том, что он отдал в подчинение генералу Ниеля и Мак-Магона. Бараге-д'Илье задумал штурм, хотя достаточно было окружить противника. Но он мечтал о славе победителя и не хотел ее делить с Ниелем и Мак-Магоном. Пока оба полководца обходили Меленьяно с флангов, он бросил свой армейский корпус на поселок, ощетинившийся оборонительными сооружениями и изрытый траншеями.
