Константин Паустовский - Бригантина, 69–70
Но только ли в этом дело? Быть может, его пьянил ветер путешествий, влекли жажда неизведанного, новые земли, незнакомые народы, странные обычаи? Быть может, в нем заговорила кровь предков, покоривших добрую половину мира? Сам Ибн-Фадлан об этом молчит. Говорит его книга. О неистощимой любознательности, о наблюдательности ее автора. О его интересе ко всему новому и непривычному.
Маршрут путешествия дискуссий не вызывал — он был единственно возможным. Через Иран, в Среднюю Азию, в Бухару, где надо навестить вассала халифа, оттуда в низовья Амударьи, в Хорезм, и далее, через пустыни, степи и реки на неведомый север — в Булгарию. Ехать через Кавказ нельзя — это оплот врагов халифа, а в низовьях Волги лежала Хазария.
* * *Иран был близким, родным и знакомым. Хорошие дороги среди тщательно ухоженных полей, проложенные еще тысячу лет назад, богатые, густонаселенные города, правители, оказывавшие внимание посольству. Здесь не нужен был сильный военный эскорт, и посольство походило скорее на обычный купеческий караван. И как ни спешили послы — а Ибн-Фадлан это все время подчеркивает в своей книге, — надо сказать, что поспешали они довольно медленно. В каждом городе останавливались на два-три дня.
Беда чуть не настигла их в Дамгане — городе яблочных садов, таком мирном и спокойном, что мысль об опасности казалась здесь нереальной.
Один из местных феодалов, враждовавших с халифом, заинтересовался подозрительным караваном. Ибн-Фадлан пишет об этом весьма кратко, еще бы: послам самого халифа пришлось прятаться среди верблюдов, выдавать себя за обыкновенных купцов. Отсутствие военной охраны пошло на пользу. «Купцам» поверили.
А дальше был Сарахс. Ныне это советская территория, а в X веке — владения среднеазиатской династии Саманидов — лояльных вассалов халифа. И впереди снова лежала спокойная, хорошо охраняемая дорога, с полицейскими постами, таможенными заставами и караван-сараями. Впереди Бухара — столица Саманидов, и путь до нее был покоен, хотя и не прост, — пришлось пересечь восточные Каракумы. Но и там путники шли дорогой с колодцами и заботливо подготовленными привалами.
В Бухаре послам оказали торжественную встречу. Сам главный министр «прежде всего озаботился достать для нас жилье и назначил для нас человека, который удовлетворял бы наши потребности и удалял бы наши затруднения в отношении всего, чего мы пожелаем». Был прием у самого эмира, были заверения о помощи, ручейком текла изысканная восточная лесть. Не было одного — денег.
Но послы торопились. Надо до наступления холодов успеть в Хорезм. Ибн-Фадлан хотел дождаться денег, он понимал, что без звонкой монеты посольство заранее обречено на неудачу. Но он был всего лишь секретарем. Сусан же спешил вперед, как ему казалось, к славе.
Наняли корабль и на нем спустились вниз по Амударье, быстро катившей свои замутненные песком воды в плоских, унылых берегах, в Хорезм, ко двору хорезмшаха Мухаммеда ибн-Ирака, который «почтил нас, одарил и устроил для нас жилье».
Хорезмшах был опытен и хитер и совсем не обрадовался непрошеному посольству. Он сам торговал с Булгарией и неплохо наживался на этом, и, по его мнению, третий здесь был явно лишним. И ислам булгары приняли все-таки под его, то есть хорезмийским, влиянием. А что до хазар, то Хорезм всегда был с ними в тесной дружбе и имел много общих интересов — и политических и торговых. Правда, хазары мешали распространению истинной веры. Это, конечно, было очень прискорбно, но, как известно, своя рубашка к телу ближе.
Всего этого хорезмшах послам, разумеется, не сказал, а сказал совсем другое: он задерживает их, заботясь исключительно об их безопасности. «Нет для вас соизволения на это, и непозволительно было бы мне допустить, чтобы вы вслепую рисковали вашей кровью». Но они настаивали, ссылались на халифа. Повелитель правоверных был далеко, реальной власти в Хорезме не имел, но ссориться с ним все же не хотелось. В конце концов Мухаммед уступил, обещал помочь, даже дал охрану и проводников.
Но отправляться на север зимой нечего было и думать. Зимовать остались в Хорезме.
На свете все относительно. Мне довелось бывать в Хорезме не один раз. Зимой там действительно случаются холода — климат резко континентальный. Но для москвича зима там все же мягкая и, главное, короткая. Уроженцу Багдада все представлялось по-иному.
«И мы увидели такую страну, что думали: не иначе как врата Замхарира[7] открылись из нее для нас. Снег в ней падает не иначе как с порывистым сильным ветром».
«Базар и улицы, право же, пустеют до такой степени, что человек обходит большую часть улиц и базаров и не находит никого, и не встречается ему ни один человек. Не раз выходил я из бани и когда входил в дом, то смотрел на свою бороду, а она — сплошной кусок снега, так что я, бывало, оттаивал ее у огня».
Может, погода создавала настроение, но хорезмийцы Ибн-Фадлану решительно не понравились. «Они дикие люди и по разговору и по природным качествам. Их разговор похож на то, как кричат скворцы».
В других местностях Хорезма язык населения напомнил арабу «кваканье лягушек». Несколько лет назад археологи раскопали в Хорезме новые города и селения. Неожиданно оказалось, что культура их жителей была совсем иной, чем в центре страны. Да и сами они не походили на настоящих хорезмийцев — об этом говорили их изображения на найденных монетах. Ученые сперва недоумевали. Потом вспомнили Ибн-Фадлана, и оказалось, что эти города расположены именно там, где пребывавший не в духе путешественник столь оргинальными сравнениями отметил различие в языке. Так установили, что в X веке в Хорезме бок о бок жили два различных народа.
В феврале стало заметно, что зима кончается. Пора отправляться в путь. Оно уже далеко не такое бодрое и полное надежд, это посольство, каким оно восемь месяцев назад выехало из Багдада. По дороге сбежали часть свиты и почти все проповедники. Теперь наотрез отказались ехать дальше законовед и учитель, «побоявшись въехать в эту страну». Тяготы и трудности дороги заметно охладили их стремление к просвещению прозелитов. Ибн-Фадлан оказался единственным человеком в посольстве, которому были по плечу миссионерские функции.
Но денег, предназначенных на постройку крепости, по-прежнему не было, и это очень беспокоило секретаря посольства. Почему послы их так и не получили, мы не знаем. Но Сусан и те, кто его окружал, отнеслись к этому легкомысленно. Царю булгар оказывается такая честь, сам халиф шлет к нему посольство. О каких деньгах тут может идти речь?
Ибн-Фадлан предупреждал: «„Вы прибудете к иноязычному царю, и он потребует это от вас“. Они же сказали: „Не бойся этого. Право же, он от нас не потребует“. Я же предостерег их и сказал: „Я знаю, что он потребует от вас“. Но они не приняли моих предостережений».
