Шарль Монселе - Женщины-масонки
– Барыня, не желаете ли позавтракать? – робко осведомилась Фанни.
– Мне не нужен завтрак,– осматриваясь по сторонам, заявила Пандора.– Мне нужен…
– Что вам нужно, барыня?
– Мне нужен конверт, в котором было то письмо, что я сейчас получила!
Его сиятельство граф д'Энгранд и Фанни обменялись быстрым взглядом.
– Конверт? – в замешательстве переспросила горничная.
– Да, да, конверт! Ты что, по-французски не понимаешь?
– Конечно, понимаю, барыня,– отвечала Фанни,– да только я вот сию секундочку взяла разные бумажки, чтобы разжечь огонь!
– Так я и знала!– топнув ногой, вскричала Пандора.– По крайней мере, ты точно знаешь, что сожгла этот конверт?
– О да, барыня, это тот конверт, на котором…
– Ладно, оставим это! – сухо произнесла Пандора и повернулась к ней спиной.
Она вернулась к себе в спальню.
– Так как же, граф? – закричала она оттуда.– Вы сегодня не хотите пожелать мне доброго утра?
Граф д'Энгранд с молниеносной быстротой влетел в спальню.
Как во всех комнатах такого рода, как у всех женщин, подобных Пандоре, здесь были тысячи предметов роскоши, которые продают по сниженным ценам и которые, как и смешение всех стилей, свидетельствуют о плохом и нетребовательном вкусе: бронзовые настольные часы, дешевые драпировки, резные средневековые стулья и экран стиля рококо, покрытый лаком столик, современные картины, на которых изображаются вечные нимфы, лежащие на траве,– последователи Диаса[34] так на этих нимфах и застряли,– две этажерки, сплошь заставленные безделушками: раковинами, птичками на проволочках, корабликами из слоновой кости, швейцарскими игрушками, флаконами, фигурками из пробковой коры, японскими идолами, позолоченными чашками, фарфоровыми пастушками, туфельками фей, микроспическими корзиночками и обнаженными гипсовыми фигурками, вылепленными под Прадье[35].
Стоявшая у камина жардиньерка всегда была полна цветов; каких – это зависело от времени года.
Когда граф д'Энгранд вошел в спальню, Пандора протянула ему руку.
– Дорогое мое дитя,– сказал он, запечатлев на этой руке поцелуй,– один раз в жизни я присутствовал при вставании господина де Талейрана… Иными словами, я хочу вам сказать, что тогда я был очень молод,– поспешил он прибавить.– Так вот, даю вам слово, что даже великий дипломат не произвел на меня такого впечатления, как вы. Откровенно говоря, вы сейчас были восхитительны!
– Ну, что ж, крикните «браво!», и не будем больше говорить об этом.
Она подошла к столу, взяла какое-то письмо и с задумчивым видом принялась его перечитывать, не обращая на графа ни малейшего внимания.
«Должно быть, то самое»,– подумал он.
Перечитав письмо, Пандора заперла его в одном из ящиков своего секретера.
Этот секретер, случайно оправдывая свое название, действительно был с секретом.
«Черт побери!– сказал граф про себя.– Это осложняет дело!»
Подобно кошкам, у которых мгновенно меняется настроение, Пандора небрежно раскинулась на диване; глаза ее, только что метавшие молнии, теперь были полузакрыты, а губы полураскрылись в улыбке. Видя столь нежное расположение духа, граф взял стул и сел подле Пандоры.
– Вы знакомы с господином Филиппом Бейлем? – спросила она, откидывая на подушку свою хорошенькую головку.
– С господином Филиппом Бейлем? – переспросил граф.
– Да.
– А почему вы спрашиваете меня об этом?
– Вы слишком любопытны! – вскричала Пандора.– С каких это пор я отдаю вам отчет в своих делах?
– Простите; дело в том, что я отнюдь не намерен вмешиваться в ваши дела. Я хотел только спросить: «Почему вас интересует господин Филипп Бейль?»
– Это как раз то самое, о чем я не желаю вам говорить, дорогой друг. Слушайте: вы всегда были и всегда будете большим ребенком,– сказала Пандора, приподнимаясь на локте,– и дело кончится тем, что вы меня излечите от всякой откровенности с вами.
– Ах, Пандора!
– Как! Я хочу кое-что узнать о каком-то человеке; с этой целью я простосердечно обращаюсь к вам – и вот, вместо того, чтобы ответить мне так же просто, как я вас спросила, ваше воображение уже пустилось в галоп, и вы сейчас же нагромождаете целую кучу каких-то тайн…
– Да нет же!
– Выходит дело, я должна была прибегнуть к разным презренным уверткам? Полчаса говорить о моих платьях, о новых пьесах – и все для того, чтобы спокойно перейти к расспросам? Поступить, как Тизбе в «Анджело»[36]: «Какой хорошенький ключик!… Ах, нет, этот ключик мне не нужен!…» С какими женщинами вы всю жизнь имели дело? Или с теми, которые вас осмеивали и обманывали? Перед вами нужно разыгрывать бесконечную комедию, так ведь? А иначе вы чувствуете себя не в своей тарелке, вот как сейчас!
– Дорогая Пандора, вы меня не поняли!
– Полно, полно! Я считала вас человеком куда более сильным; что ж, впредь буду соблюдать ваши правила игры.
– Господину Филиппу Бейлю самое меньшее тридцать лет…– начал было граф.
– Оставьте меня в покое с вашим Филиппом Бейлем! Я знаю, кого мне спросить о нем!
– О! – вытянув губы трубочкой, произнес граф.– Но ведь сведения сведениям рознь.
– Вы хотите сыграть на моем любопытстве; не отпирайтесь, я же вижу! Но это вам не удастся.
– Я дольше других знаю этого господина,– продолжал граф.– Вы неправильно поняли смысл моего вопроса: ведь если я был нескромным, ответив на ваш вопрос вопросом же, то единственно потому, что хотел уберечь вас от зла; я должен был сказать о зле, которое он может причинить.
– Зло?– вытянув шею, переспросила Пандора.
– Да; вот потому-то я счел уместным осведомиться о степени близости, которая связывает вас с господином Бейлем.
– Да поймите вы наконец, что я никогда в жизни его не видела!
– Ни-ког-да?– подчеркнул граф.
– Даже на портретах!
– В таком случае я могу свободно рассказать вам о нем.
– Ох, сколько предисловий!… Так, значит, это страшный негодяй?
– Он хуже, чем негодяй: он честолюбец.
Пандора пожала плечами.
– Изречение по меньшей мере странное,– заметила она.
– Спросите самых выдающихся наших политических деятелей,– продолжал граф,– и все они скажут вам, что в разумно устроенном государстве честолюбец является элементом разрушения более опасным, чем атаман разбойничьей шайки.
– Совершенно ясно, что вы научились рассуждать таким образом на утренних приемах господина де Талейрана,– сказала Пандора.– А… внешность этого негодяя… этого честолюбца… соответствует такой роли? У него мрачный вид, свирепая физиономия?
