Жаклин Монсиньи - Божественная Зефирина
– Если вы позволите, отец, я бы предпочла воспользоваться услугами факельщиков, которых король предоставил в мое распоряжение, и уехать сегодня же вечером.
– К чему такая спешка, дорогая Зефирина, можно подумать, что вы бежите от нас! – запротестовала донья Гермина.
– Я далека от этой мысли, матушка, но очень боюсь эпидемии!
Отвечая таким образом, Зефирина смотрела мачехе прямо в глаза. Никакое другое чувство, кроме материнской заботы, не отражалось на прекрасном лице маркизы; однако Роже де Багатель, предчувствуя новое столкновение между женой и дочерью, поспешно вмешался:
– Будет лучше, Гермина, если Зефирина отправится сегодня вечером. Ла Дусер, ты останешься при барышне! – приказал маркиз.
Пока опьяненная победой Зефирина кидала вперемежку свои вещи в резной деревянный сундук, Ла Дусер ожидал у порога, когда его хозяйка закончит сборы, чтобы снести вниз ее багаж.
Внезапно Зефирина показала на скамеечку.
– Ла Дусер, я хотела бы взять с собой эту статую.
Не пытаясь понять этот каприз молодой девушки, гигант повиновался. Скамейка застонала под его весом. Ла Дусер схватил за цоколь статуи рукой, наделенной силой самого Геркулеса. Но статуя не поддавалась, словно была вмурована в стену. Немного раздраженный, гигант принужден был пустить в ход и вторую руку, чтобы сдвинуть ее с места. Крякнув, он резко дернул и вырвал часть кладки; полая статуя рассыпалась у него в руках.
– Вот так странная чертовщина! – проворчал изумленный силач.
– Отойди-ка! – приказала Зефирина.
Взяв свечу, она ловко вскарабкалась наверх. За статуей, как и говорила Пелажи, открывалась чернота пустого кабинета. Потрескивающее пламя сальной свечи отбрасывало дрожащие отблески. Зефирина с трудом могла различить что-либо в этих потемках. Однако, когда глаза ее привыкли к полумраку, она разглядела длинный стол, уставленный посудой странной формы. Она никогда не видела ничего подобного. Одним из этих предметов был сосуд с длинным и узким изогнутым горлом.
Зефирина медленно слезла вниз. Из этого тайника «они» наверняка слышали, какие советы давала ей Пелажи, и, видя, какую угрозу представляют ее предостережения, приняли решение устранить несчастную домоправительницу… Чего только нельзя свалить на мышей в гардеробе!
Теперь Зефирина знала, что тогда ночью ей это все не приснилось. Однако, кроме рубина, у нее в руках не было никаких доказательств для того, чтобы безусловно обвинить донью Гермину.
Прибытие Зефирины в поздний час в замок Ронсаров было встречено криками радости. До самого рассвета Зефирина шепталась со своей подругой Луизой. Излив все свои подозрения против мачехи, оплакав Пелажи и рассказав обо всех событиях дня, Зефирина не смогла отказать себе в удовольствии и посвятила Луизу в тайну клятвы, которой они обменялись с Гаэтаном. Луиза была для Зефирины идеальной слушательницей. Она то дрожала, то вскрикивала, то приходила в ужас, то впадала в полный восторг; обожая подругу и брата, она поклялась хранить молчание, искренне радуясь, что в один прекрасный день Зефирина станет ее невесткой.
Впервые за долгое время Зефирина быстро заснула, и у нее не было страшных кошмаров, несмотря на горе, которое она испытывала из-за смерти Пелажи.
На следующее утро она проснулась очень поздно. Гаэтан уже уехал. Очаровательный и скромный юноша, подсунул ей под дверь записку:
«Моя Зефи… зная что вы под адной крышей самной, я незмог уснут… я буду скакат в Рим и думат толко о вас. Будте щасливы в моей симье. Ваш Гаэтан».
Прядь каштановых волос выпала из свитка пергамента. Оставшись равнодушной к орфографическим ошибкам, которыми изобиловало письмо, Зефирина страстно поцеловала завиток, который Гаэтан догадался срезать со своей обожаемой головы, чтобы оставить ей память о себе. Она сожалела лишь о том, что не поступила так же.
Одна из служанок Ронсаров прервала ее восторги, постучав в дверь:
– Мадемуазель де Багатель, один из ваших сервов ждет вас во дворе!
Зефирина торопливо надела жакетик и юбку цвета индиго.
Это был Бастьен, приведший Красавчика, который вчера был слишком утомлен, чтобы на нем можно было ехать.
– Поместье Багатель опустело? – спросила Зефирина.
– Почти, барышня. Все уехали в Сен-Савен. Я один остался, чтобы присутствовать завтра на похоронах тети Пелажи.
Когда юноша произносил последние слова, голос его задрожал. Он быстро взял себя в руки и прошептал:
– Что я должен сделать с карликом?
– Господи, я совсем про него забыла! Где он?
Оглянувшись вокруг, Зефирина увлекла Бастьена на задворки, где находились служебные пристройки, чтобы поговорить спокойно.
– Я держал его связанным в соломе! Вот что я у него нашел.
Юноша вытащил из-за пазухи рабочей блузы свернутую в комок тряпку, и Зефирина тотчас же узнала одну из своих рубашек, а именно ту самую, которую она спрятала за статуей Святого Михаила. Бастьен осторожно развернул тонкую ткань. Длинная цепь, разделенная пластинами, усыпанными драгоценными камнями, блестела у него на ладони.
– Карлик поклялся мне, что это сокровище принадлежит тебе, Зефи. Это правда?
– Если так угодно! – прошептала Зефирина, удостоверившись в том, что это действительно медальон, «подаренный» старухой Крапот.
Сомневаться было невозможно! Изумруд размером с орех был зажат в когтях отлитого из золота орла.
– Ладно, – вновь заговорила Зефирина, выдержав вопросительный взгляд юноши, – скажем так, Каролюс действительно украл его у меня!
– Хорошо, теперь я спокоен, Зефи, потому что это казалось мне странным. Когда я захотел вернуть украшение маркизе де Багатель, у Каролюса был страшно перепуганный вид. Он вопил, что не шпионил за тобой, что хотел предупредить тебя о готовившемся несчастье, а потом умолк, сказав, что будет говорить только с тобой лично.
– Гнусный недоносок, – прошептала Зефирина. – Единственное несчастье, которое произошло, это смерть нашей Пелажи.
– Может быть, ты хочешь, чтобы я избавил тебя от карлика, свернув ему шею, как цыпленку? – предложил Бастьен.
– Ты что, с ума сошел? Мы живем в просвещенном веке. Тебя схватят и колесуют!
– Так, значит, я тебе хоть немножко дорог! – прошептал Бастьен.
– Ну, конечно! Что у тебя за мысли!… Я… я…
Под взглядом голубых глаз юноши Зефирина растерялась, смутилась. «С ума я, что ли, сошла, что позволяю себе так смущаться? Он становится слишком вольным в обращении!» – подумала Зефирина, придя в раздражение от собственной слабости.
Донесшийся из окна первого этажа голос Луизы вывел ее из затруднения.
– Зефи, Зефи, где вы? Мы ждем вас к обеду!
– Иду, Луиза. Я разговаривала с моим слугой! – зло прокричала Зефирина. Потом повернулась к Бастьену, чтобы отдать приказания не терпящим возражения тоном: «Благодарю тебя, возвращайся в Багатель и отпусти Каролюса. Пусть отправляется к своей дорогой хозяйке. Я очень удивлюсь, если он станет хвастаться своими приключениями!»
