Алексей Сергеев - Стерегущий
После командующего эскадрой Леонтий проводил с «Петропавловска» еще трех адмиралов и человек пять старших офицеров.
И опять слышал, как командир порта Греве, ожидая своей очереди ступить на трап, громко сказал:
— Н-да!.. Для наместника это последняя новость, а кое-кто об этом «преждевременно» уже прочирикал повсюду. В Порт-Артуре все дамы знают.
Когда все присутствовавшие на заседании съехали с «Петропавловска» на берег, Иванов снова принялся внимательно всматриваться в горизонт. У входа на рейд мелькали какие-то неясные тени, мерцали слабые огоньки. Потом чуткое ухо Леонтия уловило ряд знакомых звуков. Сначала он услышал вкрадчивую скороговорку миноносцев, резавших воду на полном ходу, потом всплески и бормотанье воды, бурлившей за их кормою, и, наконец, ему удалось разглядеть позывные огни.
«Наши! — решил Иванов. — Не иначе, как „Стерегущий“ и „Беспощадный“ домой сыпят».
Он продолжал поглядывать то на горизонт, то на рейд, исполосованный серебристой паутиной, сотканной из света корабельных фонарей. Сонная вода отражала легкие снопы электрических лучей. Чуть колеблясь, как разнежившаяся кошка, она играла с ними, то зажимая в сгибах волны, то снова отпуская на простор.
От Адмиральской пристани, ритмично шлепая веслами, плыла шестерка. С соседнего «Севастополя» донесся резкий окрик недремлющего сигнальщика: «Кто гребет?»
— Мимо! «Решительный»! — прокричали с шестерки, и снова стало тихо.
Вскоре на створах рейда блеснули позывные огни — белый с красным.
— Что за черт? Когда же это «Стерегущий» с моря успел вертануться? — удивился он. Его удивление еще больше возросло, когда вслед за юркнувшими на рейд двумя миноносцами через несколько минут полным ходом промчалась еще пара.
Леонтий поспешил доложить о виденном вахтенному начальнику.
— У тебя, часом, в глазах не двоится?.. В околотке давно был? — спросил вахтенный, намекая на известное ему пристрастие Иванова к посещению корабельного лазарета. А ведь там, не секрет, санитары-дружки и манерку спирту поднесут и припрятанной жареной картошечкой из офицерского камбуза угостят в знак уважения к заслугам прославленного сигнальщика.
С обидой в голосе на неуместное подозрение Иванов повторил:
— На рейд вошло несколько миноносцев.
— Ну ладно, — примирительным тоном произнес лейтенант. — Посматривай дальше, а мы примем меры.
То, что на рейде творится что-то неладное, скоро сделалось очевидным, но сегодня на кораблях отсутствовали почти все господа офицеры, за исключением некоторых инженер-механиков и артиллеристов. Со слов всезнающих офицерских вестовых матросам было известно, что «Старчиха», супруга командующего эскадрой, праздновала свои именины. За ее именинным пирогом, должно быть, сейчас и сидело все морское начальство: от взысканных царскими милостями и чинами адмиралов, уже отягченных годами, до жизнерадостных молодых лейтенантов и мичманов. Что ж, пусть себе сидят!.. Не схожи пути матросские и офицерские, мало что по ним ходят люди, которых народ одинаково называет моряками.
И хотя не было в эту ночь на боевых кораблях высшего начальства, не прекращалась на них жизнь военная, жизнь морская.
Зорко следили сигнальщики за темным горизонтом, зорко стерегли свои корабли, добросовестно делились сомнениями с вахтенными начальниками.
«Паллада» первая осветила рейд своими шестью прожекторами. Прямо на крейсер неслось несколько миноносцев. Вахтенный начальник приказал бить боевую тревогу, хотя приближавшиеся корабли несли на себе открытые ходовые огни русских миноносцев и по своему типу и окраске труб были сходны с русскими. Лейтенант решил, что это, наверное, происходит последний этап «учения отражения минной атаки», затеянного с утра командующим эскадрой, и крепко подосадовал, что ему самостоятельно приходится что-то предпринимать. В эту минуту у башенного орудия послышался тревожный оклик комендора:
— Ваш-бродь! Японцы! Надо стрелять!
— Отставить! Миноносцы свои, — спокойно ответил лейтенант. Но тут же услышал грохот выстрела, произведенного комендором вопреки его приказанию, и заметил в воде след мины. Страшный удар встряхнул «Палладу». Это шедшая почти по поверхности воды мина попала в левый борт крейсера и взорвалась где-то внизу, в двухъярусной угольной яме.
Рядом с угольной ямой находился погреб семидесятимиллиметровых патронов. Лейтенант и матросы бросились к месту взрыва. Через сорванную с петель дверь элеватора вырывалось пламя, обжигавшее лицо и глаза. Мысли всех были заняты одним — сбить огонь, не дать ему распространиться по крейсеру.
Пожар разгорался. «Паллада» все больше и больше окутывалась клубами дыма.
— Давай воду качай! — послышался оглушительный бас боцмана.
Матрос Голованов, ловко направляя водяную струю из пожарного шланга в центр огня, смело полез в едкую гущу дыма. Боцман все увереннее и быстрее бросал отрывистые команды:
— А ну, дать воду из второго рожка! Пускай оба шланга!
После того как пожар был ликвидирован, несколько минных кондукторов и квартирмейстеров по приказу лейтенанта бросились в трюмы разыскивать повреждения, сделанные японской миной.
Помимо огромной пробоины, в подводной части обнаружились глубокие вмятины, расхождения швов и разрывы, дававшие течь. Во многих местах выскочили заклепки: оттуда высокими фонтанчиками била чернильно-черная вода. Перемешавшись с намытым из всех уголков мусором, она катилась по изуродованному днищу крейсера грязным бурливым потоком.
Прибежали из своих кают младшие инженер-механики. В трюмные помещения вызвали матросов.
Минный машинист Тонкий работал наряду со всеми, слегка досадуя, что ему, специалисту минного дела, пришлось стать на тяжелую матросскую работу. Однако ложное самолюбие скоро покинуло его. Чувство общей ответственности за жизнь родного корабля заставило всех моряков, находившихся на дне «Паллады», работать с непостижимой готовностью и удивительной слаженностью. Сизые от стужи, стоя по колено в ледяной воде, они спешно заделывали иззябшими, посиневшими руками повреждения, причиненные миной. Знакомые, озабоченные лица их с крепко стиснутыми зубами выглядели буднично-просто, но в движениях и позах чувствовалось нечеловеческое напряжение.
Эта картина матросского труда в минуты общей опасности была потрясающа, и Тонкий, уже не думая о себе, стараясь не отставать в быстрых, ритмичных движениях от других, с любовью и восхищением поглядывал на своих товарищей, ставших ему теперь как-то по-новому близкими и понятными. Кто-то опять привел в действие все прожекторы «Паллады». Их феерические, яркие лучи стремительно выхватывали из мрака японские миноносцы. Ослепленные неприятельские суда беспорядочно чертили по рейду ажурно-кружевные полосы бурунов, мешая один другому и грозя врезаться в борт друг друга.
