Павел Макаров - Адъютант генерала Май-Маевского
От него мы узнали, что разбили головную часть отряда в сорок семь штыков при двух пулеметах. Паника заставила белых удрать в Севастополь вместо того, чтобы распотрошить нас из пулеметов.
Миновав с отрядом Айтодорский район, мы спустились к кордону Херсонесского монастыря. Монахи недоумевали, откуда взялась такая сила, а мы просто ввели в заблуждение святых отцов. Одни и те же партизаны прошли по густой аллее несколько раз таким образом, что, казалось, будто нас не меньше четырехсот душ.
Затем я вспомнил о приглашении золотопогонных рыболовов в экономию Томиловых и решил соблюсти вежливость. Наши со всех сторон окружили постройки. А небольшая группа направилась по прямой хорошей аллее к главному дому. Навстречу нам шел лейтенант с женой. Поравнявшись с нами, он дружески спросил:
— Много поймали?
Он узнал меня и был не прочь поболтать. Но я спросили у него документы, выяснил, что его фамилия Бурлей, и потребовал его оружие. Бурлей возмутился. Потом я предложил парочке следовать за нами. По пути попалась встревоженная хозяйка. На мой вопрос, можно ли приготовить солдатам обед, хозяйка прошипела:
— Для господ офицеров можно, но для ваших солдат у меня нет продуктов.
На террасе уже стояло под арестом несколько «отдыхающих» офицеров-рыболовов и три молокососа из кадетского корпуса. Я сел за стол; лейтенант смерил меня вызывающим взглядом и надменно протяжно проговорил:
— Лейтенант, я сын адмирала Бурлея — я тоже лейтенант. Что это за обращение, ваша фамилия?
Я помедлил и так же протяжно начал:
— Если вас интересует моя фамилия, я охотно сообщу ... (пауза, общее напряженное внимание).
— Адъютант командующего Добровольческой армией генерала Май-Маевского — капитан Макаров, ныне командир 2-го Повстанческого советского полка. Как вам это нравится, лейтенант?
Я повернул голову к «рыболовам» и напомнил:
— А для вас я являюсь Арзамасцевым!
Бурлей стал белее полотна. Куда девалась его гордая осанка. Чуть не падая, дрожащим голосом, он проговорил:
— Господин Макаров, разрешите сесть.
— Я господ...
— Товарищ,—попробовал было он заговорить, но я его перебил:
— Какой ты мне товарищ?! Садись!
Лейтенант, видимо, терял рассудок. Его жена упала к моим ногам. Я заставил ее встать, а хозяйку вторичино спросил, найдется ли что-нибудь для моих солдат?
Через несколько минут стол был прекрасно сервирован и были поданы хорошие вина.
— Братва, кроме караула, садись шамать, — позвал я своих.
Из благородных офицеров мы превратились в настоящих партизан. Приборами никто не пользовался, ели руками,
и перед едой каждый имел право выпить маленький стаканчик вина.
Когда смененный караул закончил трапезу, я обратился к лейтенанту и всем захваченным:
— Прежде, всего, снимите погоны и форму: они нам крайне необходимы для работы. Вы проситесь к нам в отряд, но какое у нас будет к вам доверие? Ведь вы захвачены не неожиданно. Вы хорошо знаете, что мы пишем воззвания и предлагаем покидать ряды белых, назначаем вам время перехода, но вы не переходите. Вы все ждете: авось выйдем на широкую московскую дорогу. Ваше счастье, что мы вас не расстреляем. Однако помните, что добровольно перешедшим в наши ряды гарантируем жизнь, а мерзавцев беспощадно расстреливаем и будем расстреливать. Передайте князю Туманову и барону, что мы постараемся с ними увидеться в лучших условиях. Жить вам в имениях с сего числа запрещаем. До скорого свидания.
Камов дал распоряжение снять караул, а Гаузе подошел ко мне:
— Товарищ командир, разрешите вести части.
— Хорошо!
— На ремень! Налево в лес, шагом марш, — скомандовал Гаузе.
На глазах многих остающихся офицеров блестели слезы. Мы нанесли чувствительный удар их офицерскому самолюбию.
Войдя в лес, мы долго смеялись над приключением. Некоторые партизаны предполагали, что эти офицеры, пережившие сегодня переходы от жизни к смерти, явятся хорошими агитаторами в деле разложения армии Врангеля.
Но, как после выяснилось, лейтенат Бурлей с другими офицерами на подводах «снялись с якоря» в Севастополь, где лейтенант с ужасом рассказывал везде и всюду о жутких моментах, пережитых им во время захвата имения краснозелеными.
При этом, ради спасения поместья своих родственников, Бурлей старался преувеличить наши силы, дабы Врангель обратил внимание на повстанцев.
Ночью, пройдя шоссе вблизи деревни Арнаутки, мы поднялись на вершину горы, чтобы перейти в район Байдарс.ких ворот. Южнее раскинулось широкое бурное Черное море с обрывистыми каменистыми берегами. Лес был не густой, местами вырубленный. Отряд расположился на отдых, а разведка пошла на Арнаутку за продуктами.
Через час, запыхавшись, вернулся один из посланных и принес потрясающие вести: наши разведчики, кажется, захвачены; в ближайших деревнях множество войск. По всему шоссе идут крупные отряды. Стало ясно, что белые задумали проделать серьезную операцию. Вероятно, наш ночной переход был замечен белыми. Нас выдал собачий лай; несмотря на все предосторожности отряда, собаки почуяли приближение чужих и разбудили всю деревню.
Боясь захвата врасплох, мы решили, с риском для жизни, немедленно перебраться в район деревни Алсы. Оставив лошадей на месте, с винтовками наизготовку, мы гусько- вым порядком, цепью двинулись по лесным тропинкам к шоссе.
Впереди отряда шли самые боевые партизаны: Вольфсон, Яша Гордиенко, Черенков, Митя Комарский, Шарый, Гаузе, Баратков. В случае столкновения с белыми, на них возлагалась задача вызвать наибольшую панику среди белых и тем дать возможность отряду перейти через шоссе. Военком Камов (Орлов), Васильев (Александровский) и я находились в разных местах отряда, подбадривая партизан. У шоссе слышен был сильный топот лошадей, громкие разговоры. Это двигалась кавалерия белых. Мы остановили движение отряда и притаились.
Через полчаса наступил удобный момент проскочить шоссе.
Нам это вполне удалось, и мы вступили в пределы Ал- сунского леса. Мы давали клички всем лесам. Два дня отряд питался исключительно водой и листьями. Выслали было разведку в Алсу, с целью получить от крестьян хлеб, но наши вернулись без хлеба, а два партизана влипли в плен, едва только переступили порог ближайшей избы. Наступил третий день голодовки! Камов с десятью партизанами вызвался отправиться в поиски продуктов. Пришлось согласиться; изголодавшиеся переутомленные трехдневным переходом люди, близость белых — все это доводило слабых чуть не до самоубийства. Но едва Камов прошел около ста шагов, послышалась сильная ружейная и пулеметная стрельба и вскрики раненых. Пули сыпались градом, потом — минутное затишье...
