Рафаэль Сабатини - Игрок
Регент посмотрел на аббата:
— Как вы можете это утверждать, не сказав, о чем в ней шла речь?
Дюбуа снова потер свои руки, что показалось Орну отвратительным жестом.
— Я готов сказать об этом, Ваше Высочество, хотя содержание записки может показаться абсурдным, и господин граф, без сомнения, станет все отрицать. В нем говорилось о — как это лучше назвать? — плате за услуги, которые Бернар или получил или собирался получить от графа.
— Невероятно, — сказал регент. — О каких же услугах идет речь?
Его взгляд переходил с аббата на графа.
— Было обнаружено несколько случаев, — уклончиво произнес аббат, — когда крупные суммы денег платились разными maltotiers[49], влиятельным при дворе людям для, скажем так, протекции.
— Вы, кажется, говорите об обыкновенных взятках, — с гневом заговорил регент. — Но вы же не хотите сказать, что господин граф… — он пристально посмотрел на Орна. — Почему вы молчите? Неужели вы признаете эти обвинения?
Граф был загнан в угол, дальнейшие уловки могли только ухудшить его положение. Он стоял, ссутулившись, на бледном его лице было написано отчаяние.
— До определенной степени, — сказал он с мрачным вызовом и заговорил.
В начале его рассказа регент пытался еще войти в его положение, но в конце он воскликнул:
— Бог мой! — и встал, переполняемый эмоциями. — Да неужели же такое возможно!
Стараясь не смотреть регенту в глаза, Орн развел руки и со вздохом опустил. Это был жест отчаяния.
— Я… Я сильно нуждался, — пробормотал он.
— Так сильно, что вы, дворянин, взяли взятку у вороватого еврея. И как же вы ее отработали? Я что-то не помню, чтобы вы за кого-то заступались.
— Я… Я не настолько потерял совесть.
— Не настолько потеряли совесть! Каково! Вы настолько потеряли совесть, чтобы прийти сюда с жалобой на то, что у вас украли миллион, который вы получили путем гнусного обмана. Вы настолько потеряли совесть, что пытались обмануть меня…
— Монсеньер! — это был крик отчаяния и ярости.
Но, обычно отходчивый, на этот раз регент был неумолим.
— Я слишком сильно выразился? А как люди чести должны назвать это?
И, не ожидая ответа, он продолжал:
— Я и до этого знал, что вы не очень щепетильны в таких вопросах. Не раз я помогал вам выпутываться из ситуаций, угрожавших вашей чести, щадя ваше происхождение. Но сегодня вы врали, как лакей. Этого я не прощу. Мне за вас было стыдно. Вот так.
Он вздохнул. Не свойственная его доброй натуре строгость, видимо, начала утомлять его.
— Бесполезно дальше вести этот разговор. Я думаю, что вам лучше самому оценить свои поступки. Можете идти.
И с грустью добавил:
— Думаю, вы понимаете, что больше во дворце не приняты.
Граф низко поклонился, лицо его передернулось. В полной тишине он направился к дверям и вышел вон.
Регент сел на стул возле клавикорда спиной к инструменту. Он понюхал табак, чтобы успокоиться.
— Бедняга! — со вздохом произнес он.
— Ваше Высочество напрасно жалеет его, — сказал Дюбуа. — Mauvais sujet[50].
— Да? А вы, аббат? Вы никогда не брали взяток? Сколько вам платил лорд Станхоуп, чтобы вы вели проанглийскую политику при дворе?
Дюбуа возмутился:
— Я и луидора бы не взял, если бы это не служило вашим интересам.
— Ну конечно же, служило нашим интересам. Но вы хоть не дворянин. Так что это неважно. Видите, дворянство тоже имеет свои недостатки.
— Негодяй, — важно произнес аббат, — всегда негодяй, кем бы он ни родился.
— Как раз это моя матушка о вас говорит. Как и у вас, у нее отсутствует милосердие, что, впрочем, для женщины простительно. А вот для священнослужителя, даже формального, это ужасно. Бедный негодяй наказан из-за своей страсти к соблазну. Вам это чувство вряд ли знакомо.
— Неужели, монсеньер?
— Я имею ввиду не сам соблазн. Я хотел сказать, что вам незнакома страсть к нему. Вы все получали сразу. Впрочем, неважно. Не о вас речь, а об этом несчастном парне, которого нужда превратила в негодяя. Надеюсь, у него хватит здравого смысла на время уехать из Парижа.
Однако такого намерения господин де Орн не имел. Как ни глубок был испытанный им в Пале-Рояле стыд, но еще глубже была ярость и желание отомстить лаэрду Лауристонскому. Он был уверен не только в том, что мистер Лоу жестоко обманул его, но и в том, что именно влияние мистера Лоу на регента не позволило ему возместить понесенный ущерб и привело к разоблачению его сомнительной сделки с Бернаром. Окончательное бесчестье постигнет его, когда станет известно, что это явилось причиной его отлучения от двора. Как будто его разорения, по иронии судьбы наступившего, когда богатство казалось уже в руках, было мало.
Испытывая отчаянное желание отомстить и думая о средствах достижения этого, он вспомнил о своем друге полковнике де Миле и пошел к нему. Он жил напротив церкви Сен-Филипп дю Руль.
Крупный человек довольно неопрятного вида, который во время своей военной карьеры привык говорить зычным командирским голосом и считал себя опытным фехтовальщиком после нескольких побед над зелеными юнцами, он был польщен предложением помочь графу отомстить. Не зная ничего о прошлом мистера Лоу, он не сообразил, что дуэль с менялой может быть неудобной для дворянина. Он спросил, почему Орн, обуреваемый такой враждой, не хочет отомстить за себя сам.
— Ты не понимаешь, что я опозорен регентом из-за этого человека? — объяснил Орн. — Если я теперь буду драться с ним и нарушу указ регента, регент не простит меня.
— Да, а я, значит, буду драться, и меня просто повесят?
— Надо сделать так, чтобы первый шаг сделал Ла, и тогда тебе ничего не будет. Я дам тебе сто луидоров сразу и потом, когда у меня будут деньги, помогу тебе.
Финансовое положение де Миля не позволяло ему отказаться ни от ста луидоров сразу после дела, ни от будущей помощи человека, которому он и так уже был должен, и у которого рассчитывал одалживать и впредь.
Он несколько дней искал возможности осуществить свой план. Ему случайно повезло встретить мистера Лоу на вечере герцога Антена. После ужина несколько гостей сели поиграть в кости на небольшие ставки. Де Миль сам не играл, но вертелся вокруг стола в поисках своего шанса. Мистер Лоу сделал ставку, загадал сумму очков, удвоил ставку, бросил кости и выиграл.
— Жуть! — с неприятным смешком сказал полковник. — Позвольте.
Он наклонился и, не обращая внимания на удивленные взгляды, взял одну из костей за уголки кончиками пальцев.
— Даже не качнулась, — сказал он с некоторым удивлением и бросил кость на стол.
