Нина Соротокина - Канцлер
— Что за офицер был с вами вчера? — спросила Екатерина Понятовского.
Граф непритворно удивился. Как, она не помнит этого отличного молодого человека? Он поспешил пересказать историю Анастасии Ягужинской.
— Я все вспомнила, — кивнула Екатерина. — А зачем этот человек Бестужеву?
— Как зачем? Он наш связной…
— Нам уже нужен связной? Без связного мы уже не можем встретиться? Это вам Бестужев сказал?
— Он мне ничего не говорил, — растерялся вдруг молодой человек. — А что, Белову нельзя доверять?
— Можно… Думаю, что можно. Он мне когда-то жизнь спас, — голос Екатерины зазвенел, за столом вдруг все замолчали, и в наступившей тишине раздался несколько ревнивый голос Понятовского:
— Как это случилось? Расскажите.
— Как-нибудь потом. Это давняя история. В парке рухнула катальная горка. Сейчас не хочется вспоминать.
Екатерина встала и с отвлеченным видом пошла к двери — первой попавшейся, главное, чтобы она вела во внутренние покои, в какую-нибудь непроходную комнату. Понятовский бесшумно последовал за ней. Компания, казалось, не заметила исчезновения главной своей гостьи: Да и отсутствовали они всего, если быть точными, семь минут с небольшим, ну восемь. Екатерина торопилась во дворец. Хозяйка дома предложила ей легкий экипаж, сопровождали великую княгиню Нарышкин и Понятовский. Когда до дворца осталось метров двести, Екатерина решительно вылезла из кареты.
— Дальше я сама, не провожайте меня.
— Но найдете ли вы нужную дверь, ваше высочество?
— О, да! Я хорошо ее запомнила, главное, чтоб она была открыта.
— Она не закрывается никогда, — нежно пропел Левушка.
На повороте Екатерина оглянулась, громадина кареты все еще темнела под вязом, рыцари сторожили ее шаги. Но почему так болит живот? Врач Гюйон говорит, что прогулки при беременности только полезны. Значит, и бег не может быть им вреден.
Решетка ограды была мокрой от росы. Тень от деревьев была темна, как чернила. Теперь пересечь двор, вот она — дверь. Екатерина уверенно взялась за ручку, дернула… Может, она открывается внутрь? Тоже безуспешно. Дверь была заперта.
Это было столь нелепо и чудовищно, что Екатерина даже не успела испугаться. В конце концов она может пройти к главному входу. Караульные отдадут ей честь и с поклоном проводят до ее покоев. Но завтра весь дворец будет знать, что она в четыре часа утра… Нет, это невозможно!
Над дверью для прислуги находилось крохотное оконце, видимо, оно выходило на пролет лестницы. Может быть, попытаться найти окно ее спальни, где в соседней комнате на сундуке спит верный Парфен. Если найти окно, то можно бросить камень… Но стекло разобьется, на шум сбегутся караульные… Да добросит ли она камень до второго этажа? Только бы найти нужное в тысяче темных, безгласных окон. Боже мой, что Делать? В трудные минуты Екатерина всегда призывала на помощь русского, православного Бога.
Она почувствовала, как заломили, заболели глаза под веками, сейчас, хоть она и не хочет этого, появятся слезы. Как это унизительно! Она топнула ногой и замерла. Не ухо, а все ее существо уловило какой-то неясный звук, который творился там, за смотровым оконцем в глубине коридора. А может, ей только показалось, что в окошке мелькнуло чье-то бледное лицо. Щелчок — тишайший, словно шорох сверчка в ночи, и дверь распахнулась.
— Пожалуйте, ваше высочество, — прошептала, казалось, сама темнота на чистейшем, восхитительном немецком, потом показалась хорошенькая девичья головка в ночном чепце, нежная ручка поманила Екатерину, и та последовала за девушкой.
Вначале они шли в темноте, потом в руках у девушки появилась зажженная свеча, очевидно, она стояла где-нибудь на подоконнике или столике. Девушка быстро шла вперед, прикрывая от сквозняка пламя, ладошка ее нежно светилась.
Они миновали покои великого князя. Веселье в его покоях сменилось симфонией храпов, кто-то по-детски беспокойно вскрикивал во сне. Вот, наконец, ее гостиная. Екатерина упала в кресло.
— Ты кто?
— Помощница акушерки, ваше высочество, — и девушка низко присела. — Меня прислали к вам десять дней назад.
— Как тебя зовут?
— Анна… Анна Фросс.
Как грациозна, и голосок звенит… как флейта, как сказал бы великий князь. Надо будет узнать, кто ее порекомендовал на эту должность.
— Объясни мне, Анна, почему ты открыла мне дверь? И почему не спишь, как все?
— О, ваше высочество, простите мне мою нескромность. Я видела, как вы уходили.
— Тебе велели следить за мной?
— Помилуйте, ваше высочество, от такой напасти! — с непритворным испугом сказала девушка, упав на колени. — Я случайно оказалась в коридоре. Мне велели принести воды их высочеству, чтобы разбавить вино…
— Разве это входит в обязанности помощницы акушерки? — насмешливо спросила Екатерина. — Разве, кроме тебя, никого не было?
— Я не знаю… на этом настояли их высочество, — она заторопилась, смущенно теребя оборку на юбке.
«Приставал к бедной девочке», — подумала Екатерина.
— Продолжай…
— Потом я ушла из покоев их высочества, но мне велели ждать в коридоре. Мне не хотелось, чтобы меня нашли, и я спряталась. И тут увидела, как горничная статс-дамы… я забыла, как ее зовут, кажется, Варвара, закрыла дверь… И ушла. Я решила дождаться вас.
— И правильно сделала, милая Анна. Но как ты нашла ключ?
— Его не надо искать. Он висит на гвоздике. Каждый, кто хочет, может открыть и закрыть эту дверь.
— Но ты же могла открыть дверь и уйти спать? — Екатерина внимательно рассматривала девушку, впрямь ли она так простодушна или хитрит.
— А если бы ее опять закрыли?
— Ты оказала мне услугу. — Екатерина решила, что хватит экзаменовать юную акушерку. — Я уходила из дворца по делам милосердия, потом сломалась карета… Но я не хотела, чтобы кто-то лишний знал об этой поломке.
— Конечно, ваше высочество.
— Раздень меня…
Ласковые руки ловко освободили тело от одежды. Екатерина обнаружила, что рубашка натерла ей под мышками, видно, стала тесна. Анна принесла склянку с жирной мазью, стала ласково и осторожно смазывать покрасневшую, воспаленную кожу.
— Давно из Германии?
— Три месяца.
— Откуда ты, Анна?
— Из Цербста.
Мелитриса
В тот день, когда приехали дамы из Пскова, шел сильный дождь, который кончился градом. Обыватели были напуганы не столько продырявленными листьями на деревьях и битой капустой на огородах, сколько необычайностью явления. Град — то же самое, что комета, то есть предзнаменование каких-то значительных неожиданностей, от которых добра не жди.
