Густав Эмар - Флибустьеры
— Нет, не согласен, у меня нет такой суммы.
— Поищите, может быть, найдете.
— Это бесполезно, я знаю, что у меня ее нет.
— Очень досадно.
— Почему?
— Потому что я дал себе слово никогда не ставить меньше.
— Так что вы не желаете держать двадцать унций?
— Не могу, у меня все пропадает по двадцать унций, как только я их поставлю.
— Гм! — отвечал леперо. — В ваших словах, сеньор Тио-Лукас, заключается скрытый намек на что-то!
Банкир не успел ответить. У стола остановился человек лет тридцати на великолепной вороной лошади. Некоторое время он стоял молча, небрежно куря пахитоску и слушая, чем кончится разговор банкира и леперо.
— Ну, идет на сто унций! — вдруг вскрикнул он и грудью своего коня проложил себе дорогу к самому столу, на который бросил полный золота кошелек.
И банкир и леперо сразу подняли головы.
— Вот карты, кабальеро, — поспешно заговорил банкир, обрадовавшись случаю, который избавлял его от небезопасного собеседника.
Кукарес поднял плечи и с презрением поглядел на вновь пришедшего.
— О! — проговорил он вполголоса. — Тигреро. Уж не к Аните ли он приехал? Я узнаю.
И он тихо стал приближаться к всаднику и вскоре очутился возле него.
Загорелое лицо всадника было полно сознания собственного достоинства и превосходства над окружающими. Взгляд, казалось, обладал чарующей силой, но общее выражение было открытое и решительное.
Весь его необычайно богатый костюм сверкал золотом и бриллиантами.
На голове его красовалась сидевшая немного набок мягкая фетровая шляпа с широкими, красиво изогнутыми полями, обшитыми тонким золотым шнуром. Короткий кафтан из синего сукна, покрытый серебряным шитьем, был распахнут и открывал нежной белизны рубашку, ворот которой стягивал шелковый галстук, захваченный золотым кольцом с крупными бриллиантами. Он был подпоясан широким красным шелковым поясом, по лампасам его панталон блестели толстые золотые шнуры с бахромой, ниже у колен они были застегнуты на несколько бриллиантовых пуговиц. На ногах у него были вышитые золотом мексиканские сапоги из мягкого желтого сафьяна, на плечо был живописно закинут голубой шитый золотом плащ.
Конь вполне подходил своему всаднику. Это был красивый нервный мустанг с небольшой, словно выточенной головкой, умными горячими глазами, тонкими трепещущими ноздрями и тонкими ногами. Нечего и говорить, что уздечка и седло отличались такой роскошью и изяществом украшений, о которых в Европе не имеют и понятия.
Любимец своего хозяина, конь был выхолен и чувствовал это.
Как все мексиканцы высшего класса во время своих путешествий, незнакомец был вооружен с головы до ног. К седлу было привязано лассо, из-за плеча выглядывал карабин, за поясом заткнута пара пистолетов, в стремя упиралась длинная пика, а из-за узкого голенища сапога торчала рукоятка длинного ножа. Это был тип богатого мексиканца из Соноры.
Изысканным движением наклонившись к Тио-Лукасу, он взял протягиваемые ему карты и начал перебирать и рассматривать их. Но тут взор его упал на протиснувшегося к нему леперо.
— А! Ты здесь, земляк? — покровительственно обратился он к нему.
— К вашим услугам, дон Марсиаль, — отвечал леперо и прикоснулся рукой к обтрепанным полям своей шляпы.
Незнакомец улыбнулся.
— Будь так добр, пометай за меня карты, а я закурю.
— С удовольствием.
И леперо радостно бросился вперед.
Тигреро, или дон Марсиаль (как будет угодно читателю называть его) вынул из кармана огниво в золотой оправе и начал спокойно высекать огонь, в то время как леперо метал карты.
— Сеньор, — проговорил он наконец жалобным голосом.
— Что такое?
— Вы проиграли.
— Ну, так что же. Тио-Лукас, возьмите сто унций в моем кошельке.
— Я уже взял, ваша светлость, — сказал банкир. — Не угодно ли вам подержать еще?
— Конечно! Но только не на такие пустяки, разумеется. Я люблю, чтобы игра была хоть сколько-нибудь интересна.
— Я держу, сколько вашей светлости будет угодно поставить, — отвечал банкир, острый взгляд которого успел уже заметить в кошельке незнакомца среди обильного количества унций золота с полсотни бриллиантов самой чистой воды.
— Гм! А в силах ли вы держать то, что я могу поставить?
—Да, без сомнения.
Незнакомец пристально посмотрел на него.
— Даже если я поставлю тысячу унций?
— Я держу вдвое, если ваша светлость рискнет поставить их, — невозмутимо ответил банкир.
Презрительная улыбка вновь появилась на надменных губах всадника.
— Я-то всегда рискну, — ответил он.
— Итак, две тысячи унций?
— Согласен.
— Мне метать? — робко вопросил Кукарес.
— Отчего же нет, мечи!
Леперо дрожащей от волнения рукой взял колоду.
Среди окружавших стол зрителей наметилось оживление, все впились в карты.
В эту минуту в доме, против которого установил свой игорный стол Тио-Лукас, отворилась дверь на балкон, и из нее вышла девушка чудной красоты, небрежно оперлась на балюстраду и стала рассеянно смотреть на улицу.
Дон Марсиаль обернулся к балкону и приподнялся в стременах. Лицо его осветилось радостью, глаза заблестели, он снял шляпу, почтительно поклонился и крикнул через улицу:
— Привет вам, донья Анита!
Молодая девушка покраснела, бросила на него жгучий взгляд из-под черных бархатных ресниц, но не произнесла ни слова.
— Сеньор, вы проиграли, — не будучи в состоянии скрыть своей радости, воскликнул Тио-Лукас.
— Ну и отлично, — ответил дон Марсиаль, даже не взглянув на него, словно очарованный чудной девушкой на балконе.
— Вы не играете больше?
— Напротив, я удваиваю ставку.
— Ага! — мог только проговорить банкир, отступив на шаг при таком предложении.
— Впрочем, я ошибся. Я не то хотел предложить вам.
— А что же, сеньор?
— Сколько у вас там на столе? — спросил он с презрительным жестом.
— На столе… ну… около семи тысяч унций.
— Только-то? Ну, это немного.
Присутствующие с недоумением и ужасом взирали на чудного незнакомца, который швырял унциями и бриллиантами, как другие грошами.
Девушка побледнела и бросила на молодого человека беспокойный взгляд, полный мольбы.
— Не играйте, перестаньте! — крикнула она дрожащим голосом.
— Благодарю вас, благодарю, сеньорита, но ваши чудные глаза должны принести мне счастье. Я отдал бы все золото, которое лежит тут на столе, за тот цветок, который вы держите в руках и к которому вы прикасаетесь губами.
— Не играйте, дон Марсиаль, — повторила молодая девушка, и с этими словами она ушла в комнату и затворила дверь.
