Эрнест Капандю - Рыцарь курятника
– Графиня Потоцка.
– Вы полька?
– Это доказывает моя фамилия.
– Откуда вы приехали?
– Из Страсбурга.
– Вы живете в Страсбурге?
– Нет.
– Когда вы уехали из Страсбурга?
– Неделю назад, до Парижа я ехала, не теряя ни минуты.
– Вы очень торопились?
– Очень.
– Могу я вас спросить, зачем вы приехали в Париж и почему так торопились?
– Можете.
– Я спрашиваю вас.
– Вы имеете на это право, но я могу не отвечать.
– Откуда вы приехали в Страсбург?
– Из Киля.
– Вы там живете?
– Я там никогда даже не останавливалась.
– Но вы сказали, что вы приехали из Киля?
– Конечно. Я приехала в Страсбург из Киля, а в Киль из Тюбингена, а в Тюбинген из Ульма, а в Ульм из…
– Милостивая государыня, – перебил ее начальник полиции, – прошу вас, со мной не шутите…
– Я не шучу, – сказала молодая женщина, – я скучаю…
Она поднесла к губам платок, чтобы прикрыть зевоту.
– Мне очень жаль, что я надоедаю вам таким образом, – продолжал де Марвиль, – но это необходимо.
Молодая женщина снова поднесла платок ко рту, потом небрежно откинулась в кресле.
– Я совершила долгое путешествие, – сказала она, закрыв глаза, – и, как ни весел наш любезный разговор, я, к сожалению, не имею сил его продолжать.
– Я должен вас допросить.
– Допрашивайте, только отвечать я не стану.
– Но, сударыня…
– Говорите сколько хотите, но с этой минуты я стану глуха и нема.
Слегка поклонившись своему собеседнику, молодая женщина уселась поудобнее в кресле и закрыла глаза. Закутанная в свою дорожную мантилью, освещенная светом восковых свеч, опустив длинные ресницы, молодая женщина была восхитительна и грациозна. Фейдо де Марвиль смотрел на нее несколько минут, потом тихо подошел к ней и продолжал:
– Повторяю, мне жаль мучить вас и лишать вас столь необходимого отдыха, но долг превыше всего. Кроме того, в приключении нынешней ночи есть одно обстоятельство, которое необходимо прояснить.
Молодая женщина не отвечала и не шевелилась.
– Графиня, – продолжал начальник полиции, – я прошу вас обратить внимание на мои слова.
То же молчание, та же неподвижность.
– Мадам, – продолжал де Марвиль еще более грозным тоном, – именем правосудия я требую, чтобы вы мне ответили.
Графиня, по-видимому, спала глубоким сном. Де Марвиль подождал с минуту, потом поспешно пересек комнату и, схватив шнурок колокольчика, висевший на стене, яростно задергал его. Он обернулся к графине. Та пребывала в той же позе и, очевидно, спала. Де Марвиль топнул ногой и вновь сильно дернул шнурок. Графиня, по-видимому, так ничего и не слышала. Слуга отворил дверь.
– Где Марсиаль? – спросил начальник полиции.
– Во дворе, ваше превосходительство.
– Позвать его немедленно!
Слуга исчез. Де Марвиль обернулся к молодой женщине. Она спала так же крепко.
– Неужели это действительно усталость после дороги, или же она играет комедию? – пробормотал он. – Что это за женщина? Что значит это странное приключение?
Дверь тихо отворилась.
– Марсиаль, – доложил слуга.
– Пусть войдет, – отвечал начальник полиции, сделав несколько шагов вперед.
Бригадир объездной команды, тот, который задержал карету, вошел, кланяясь, в гостиную. Де Марвиль движением руки указал на графиню и сказал:
– Марсиаль, у Сент-Антуанских ворот вы остановили эту самую даму?
Марсиаль покачал головой.
– Нет, ваше превосходительство, – отвечал он. – Когда я остановил карету, этой дамы в ней не было.
– Вы в этом уверены?
– Да, вполне.
– Но если ее не было в карете, где же она была?
– Я не знаю.
– Но кто же был в карете? Ведь был же там кто-нибудь?
– Был, ваше превосходительство, мужчина.
– Мужчина! – вскричал Марвиль.
– Мужчина, такой же, как вы и я.
– Мужчина… – повторил Марвиль.
Марсиаль кивнул утвердительно головой.
– Но куда же девался этот мужчина?
– Я не знаю.
– Это невозможно!
– Господин начальник полиции, когда я остановил почтовый экипаж, в нем сидел только молодой человек с черными усами. Если я говорю неправду, велите меня повесить.
– Но как же объяснить, что этот молодой человек исчез, а эта дама одна очутилась в карете?
– Не понимаю!
– Вы удалялись от кареты?
– Ни на одну минуту.
– С тех пор, как ее остановили, и до тех пор, как она въехала на двор моего отеля, останавливалась ли она?
– Ни на одну секунду.
– Вы ее караулили?
– Все мои солдаты окружили ее. Я точно исполнил полученные приказания.
– Вы сейчас осматривали карету?
– Да, я снимал скамейки, сорвал обивку, осмотрел кузов, бока – и ничего не нашел.
– Ничего?
– Ни малейшего следа, по которому можно было бы понять происшедшее. Ничего, решительно ничего, и, повторяю вам, ваше превосходительство, я все осмотрел.
Слушая его, де Марвиль повернулся к женщине. Графиня, без сомнения, не слышала ничего, потому что продолжала спать спокойным сном ребенка. Начальник полиции опять обратился к бригадиру:
– Итак, вы уверяете, что в ту минуту, когда вы остановили карету и заперли дверцу, в карете сидел мужчина?
– Я ручаюсь своей головой! – сказал Марсиаль.
– И этот мужчина был один?
– Совершенно один.
– А когда карета въехала на мой двор, мы с вами увидели женщину? Так?
– Да, ваше превосходительство.
– Итак, во всяком случае можно предположить, что мы обмануты. Я имею в виду пол той личности, которая сидела в карете. Должно быть, эта личность – путешественник или путешественница – переоделась дорогой…
– Скорее всего.
– А можно ли было сделать такое в карете?
– Еще бы!
– А не брошено ли было платье на дорогу?
– Ваше превосходительство, – сказал Марсиаль, – шторы были закрыты, значит, ни в дверцы, ни в переднее окно ничего нельзя было выбросить. К тому же почтовый экипаж был окружен верными людьми, внимательно следившими, поэтому невозможно, чтобы мужской костюм, начиная от башмаков до шляпы, мог быть выброшен на дорогу даже лоскутками. Да и в какое отверстие могли их выбросить? Я сейчас осматривал карету, и если вашему превосходительству угодно…
– Но если эта одежда не была выброшена, – перебил де Марвиль с нетерпением, – она должна быть в карете, и ее надо найти.
Марсиаль посмотрел на начальника полиции, приложив руку к сердцу.
– Когда я остановил карету, – сказал он с глубокой искренностью, – в ней сидел мужчина; теперь этот мужчинабрюнет превратился в женщину-блондинку – я это вижу. Как совершился этот феномен и куда девалась снятая одежда – клянусь спасением моей души, я не знаю, разве только…
Марсиаль вдруг осекся. Очевидно, новая мысль промелькнула в его голове.
