Алексис Бувье - Кредиторы гильотины
Обернувшись, чтобы подняться по лестнице, он увидел, что Левассер все еще стоит перед ним.
– Что вам еще от меня нужно? – спросил он.
– Я хотел пригласить вас сегодня вечером отправиться со мной.
– Куда это?
– Сегодня наш обед в обществе Детей лиры Орфея.
– Ах, да…
– Кроме того, я должен вас поблагодарить. Я такой человек, который всегда платит вежливостью за вежливость.
– Что вы хотите сказать?
– Моя жена сказала мне, что вчера, когда она возвращалась от тетки, потому что бал не состоялся, вы вместе с вашей дамой встретили ее, и были так добры, что взяли с собой ужинать к вашей родственнице.
Озадаченный Панафье стоял перед привратником, не зная, что ответить.
Сквозь стеклянную дверь в комнату привратника он увидел свежее, смеющееся личико Нисетты. Он хотел что-то сказать, но ничего не мог придумать.
– Что же, – продолжал Левассер, – согласны ли вы пойти со мной? За десертом будет пение.
– Хорошо, я согласен.
– Вот и отлично, мы отправимся в четыре часа.
– Договорились.
В эту минуту появился посетитель, обратившийся к привратнику, и Панафье вошел в комнату, говоря Нисетте:
– Нечего сказать, хороша!
– Как поживаешь, Поль? – смеясь, спросила она.
– Я скажу тебе это завтра.
– Как это?
– Да, сделай так, чтобы мы пообедали завтра с тобой вдвоем.
– Отлично! Где?
– У Бребана. Ты видишь, что я делаю все, как следует, но молчи. Вот твой муж!
– Вы были так любезны, что рассказали все это, госпожа Левассер, – прибавил он.
– Ну что вы, господин Панафье, без вас я проскучала бы весь вчерашний вечер.
– Ах, – воскликнул Левассер, – вы не можете себе представить, как она вам благодарна за приглашение. Знаешь, Нини, я пригласил господина Панафье отправиться со мной в мое общество.
– Иди, мой милый, позабавься, так как завтра придется тебе снова остаться одному.
– Завтра? – переспросил Левассер.
– Ну да, я ведь говорила тебе вчера, что тетка отложила бал на воскресенье.
– Ты мне этого не говорила.
– Ах, я совсем забыла… Но если ты этого не хочешь, я не пойду.
– Ну что ты, моя милая, поезжай.
И Левассер поцеловал Нисетту в лоб, в то время как она нежно пожимала руку Панафье.
– До свидания, – сказал Панафье.
– До скорого свидания, – отвечал Левассер.
Поль поспешно взбежал по лестнице, и так как Луиза была в мастерской, то он написал ей несколько строк, объяснив, что проведет вечер в обществе Детей лиры Орфея. Затем, положив в конверт купюру в сто франков, он написал сверху: «На платье» и положил конверт вместе с купленным материалом, говоря:
– Сегодня вечером я могу вернуться поздно и все-таки буду принят любезно.
В четыре часа он отправился с Левассером на обед Детей лиры Орфея.
Глава 15. У детей Лиры Орфея
Одно время в Париже существовали маленькие клубы для ремесленников, которые собирались два раза в неделю у торговцев вином. На этих собраниях не было места политике. Здесь собирались, чтобы петь и ободрять певцов. Иногда даже бывали состязания на призы.
Общество Детей лиры Орфея было одним из таких. Все знали друг друга в этом обществе, и всем было весело. Непринужденные обеды были просты, но сытны, и стоили всего два франка семьдесят пять сантимов, включая бутылку вина и кофе.
Когда после окончания обеда был подан кофе, один пожилой человек, сидевший в середине стола, взял маленькую палочку, лежавшую рядом с его прибором, и постучал несколько раз по столу. Сразу же водворилось молчание.
– Господа, – сказал он, – можете курить!
Веселый гомон встретил эти слова.
Все вынули из карманов сигары и трубки, тогда как пожилой человек, бывший председателем Детей лиры Орфея, продолжал:
– Господа, сейчас начнется пение, но мы должны напомнить членам общества и посетителям, что все политические и безнравственные песни строго запрещены.
Эти слова были встречены аплодисментами, и сосед председателя – учитель пения – встал со словами:
– Первым буду петь я, затем наш коллега Левассер, затем – господин посетитель Жак.
После этого началось пение, и каждую песню встречали и провожали самыми горячими аплодисментами.
Все это было очень наивно, но честно и весело, гораздо лучше, чем времяпрепровождение в кафе-концертах. Песни, которые тут пелись, были до такой степени просты, что Панафье, ободренный примером других, согласился тоже спеть что-нибудь.
Окончив свою песню, Панафье вдруг заметил устремленный на него взгляд человека, сидевшего на другом конце стола.
– Знаете ли вы этого господина? – спросил он, обращаясь к своему соседу.
– Этого блондина, у которого такие блестящие глаза?
– Да-да.
– Нет, не знаю. Я вижу его здесь в первый раз.
– Значит, он не из членов клуба?
– О нет, а разве вы его знаете?
– Нет, но я его где-то видел и хотел узнать его имя.
– А-а! Это очень просто.
– Как это?
– Когда наступит его очередь петь, учитель назовет его имя.
– Действительно…
Пение продолжалось, и наконец настала очередь человека, заинтересовавшего Панафье. Учитель назвал его: «Посетитель Густав».
Панафье сделал досадливое движение, затем, подумав несколько минут, спросил Левассера:
– Сюда может приходить кто угодно?
– Нет, надо быть представленным.
– В таком случае, вы можете узнать, кто этот человек, у члена клуба, пригласившего его?
– Про этого высокого блондина, у которого женское лицо и бас?
– Да. Но только не говорите, что я вас просил об этом.
– Нет, я только загляну в книгу и спрошу члена клуба, который его привел: «Кто этот господин, которого ты привел и у которого такой хороший голос?» Он ответит: «Тот-то или тот-то». Тогда я скажу ему: «Он напрасно делает, что не занимается пением. Кто он такой?» Все очень просто!
– Замечательно!
Между двумя песнями Левассер отправился сделать то, о чем его просили, и вскоре вернулся к Панафье.
– Его имя Густав Лебо. Он переплетчик, но, кажется, редко бывает в мастерской.
– Отлично! У вас нет его адреса?
– Нет, но тот, кто его привел, знает кафе, которое он постоянно посещает. Это рядом с воротами Сен-Дени.
– А-а, знаю, – сказал Панафье.
Вечер окончился совершенно спокойно, но уходя, Панафье записал в свою записную книжку сведения, данные ему Левасеером.
На другой день утром погода была довольно теплая, и бледное зимнее солнце весело заглядывало в комнату Панафье.
Рано утром Луиза вскочила с постели и, прямо в неглиже и босиком, взяла лежавший на столе сверток и подошла к окну, чтобы посмотреть на подарок, найденный накануне на постели, так как вечером она не смогла хорошо рассмотреть его. Довольная, и вследствие этого веселая, она подбежала к кровати, где Панафье еще спал, как праведник, и разбудила его поцелуем.