Александр Дюма - Жозеф Бальзамо. Том 1
— Я зла на него за то, что он так бессмысленно промотал состояние моей матери и теперь бедняжка Мезон-Руж прозябает у себя в гарнизоне и не имеет возможности достойно носить имя нашей семьи.
— Кто это — Мезон-Руж?
— Мой брат Филипп.
— Почему вы называете его Мезон-Руж?
— Потому что так называется или, точнее, назывался наш фамильный замок и все старшие сыновья до смерти отца носят это имя, а после его смерти берут имя Таверне.
— А вы любите брата?
— Да, очень! Очень!
— Больше всех на свете?
— Больше всех.
— Почему же вы любите его так страстно, в то время как к отцу относитесь довольно сдержанно?
— Потому что он благороден, он отдаст за меня жизнь.
— Тогда как ваш отец?..
Андреа промолчала.
— Вы мне не ответили.
— Не хочу.
Бальзамо счел, что настаивать, пожалуй, не следует. К тому же он, по всей вероятности, узнал о старом бароне все, что хотел.
— А где сейчас шевалье Мезон-Руж?
— Вы спрашиваете, где Филипп?
— Вот именно.
— В Страсбургском гарнизоне.
— Вы его сейчас видите?
— Где вижу?
— Ну, в Страсбурге.
— Нет, не вижу.
— Вы знаете этот город?
— Нет.
— А я знаю. Давайте поищем его вместе, хотите?
— Даже очень.
— Сидит ли ваш брат на спектакле?
— Нет.
— Нет ли его в кофейной на площади вместе с другими офицерами?
— Нет.
— Может быть, он вернулся к себе в комнату? Я хочу, чтобы вы заглянули в комнату вашего брата.
— Я ничего не вижу. Думаю, его уже нет в Страсбурге.
— Знаете ли вы дорогу туда?
— Нет.
— Это неважно, я знаю. Давайте-ка двинемся по ней. Он в Саверне?
— Нет.
— В Саарбрюкене?
— Нет.
— В Нанси?
— Погодите-ка, погодите!
Девушка напряглась; сердце ее стучало так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.
— Вижу! Вижу! — обрадованно воскликнула она — О, милый Филипп, какое счастье!
— Что вы видите?
— Милый Филипп! — с сияющими глазами снова воскликнула Андреа.
— Где он?
— Он едет верхом по городу, который я прекрасно знаю.
— Что это за город?
— Нанси — я там была в монастыре!
— Вы уверены, что это он?
— О да, факелы вокруг освещают его лицо.
— Факелы? — удивленно переспросил Бальзамо. — Откуда факелы?
— Он едет верхом рядом с какой-то каретой.
— Ах вот оно что, — понял Бальзамо. — А кто сидит в карете?
— Молодая женщина. О, как она величественна, как изящна, как хороша собой! Странно, мне кажется, я ее уже где-то видела… Хотя нет, я ошиблась — просто она похожа на Николь.
— Эта гордая, величественная и прекрасная женщина похожа на Николь?
— Да, но как жасмин похож на лилию.
— Ладно, а что же сейчас происходит в Нанси?
— Молодая женщина наклоняется к дверце и знаком подзывает Филиппа. Он подъезжает и почтительно обнажает голову.
— Вы слышите, о чем они говорят?
— Сейчас послушаю, — согласилась Андреа и жестом руки остановила Бальзамо, как будто даже малейший шум мог отвлечь ее внимание. Затем она прошептала: — Слышу! Слышу!
— Что говорит молодая женщина?
— Приятно улыбается и приказывает ему поторопить лошадей. Говорит, что эскорт должен быть готов к шести часам завтрашнего утра, потому что днем она хочет сделать остановку.
— Где?
— Брат как раз спрашивает об этом. О Боже, она хочет остановиться в Таверне! Она желает повидаться с моим отцом. Такая знатная принцесса в таком бедном доме… У нас ведь нет столового серебра, почти нет белья…
— Не беспокойтесь. Я об этом позабочусь.
— Ах, благодарю вас!
Обессиленная девушка привстала было с кресла, но тут же снова упала в него и глубоко вздохнула. Бальзамо подошел к ней и, с помощью магнетических пассов изменив направление электрических токов, погрузил Андреа в спокойное забытье; ее прекрасное тело мгновенно как бы надломилось, а голова тяжело склонилась на вздымающуюся грудь. Казалось, на девушку вновь низошел освежающий сон.
— Наберись сил, — в мрачном восторге глядя на нее, проговорил Бальзамо, — скоро мне снова понадобится твое ясновидение. О наука, — продолжал он с исступленной верой, — одна ты не ошибаешься! Только тебе человек должен жертвовать всем! О Боже, как хороша эта женщина! Это чистый ангел! И Ты это знаешь, Ты, который сотворил и ангелов, и женщин. Но зачем мне в сей миг эта красота? Эта невинность? Только для того, чтобы с их помощью я мог узнать, что мне нужно. Пускай погибает это создание, каким бы прекрасным, чистым и совершенным оно ни было, — лишь бы только ее уста говорили. Пускай погибают все восторги на свете — любовь, страсть, экстаз, — лишь бы только я всегда мог уверенно двигаться вперед, зная, куда иду. А теперь, юная дева, когда благодаря моему могуществу несколько минут сна придали тебе столько сил, сколько ты накопила бы, проспав двадцать лет, теперь пробудись или, точнее, снова погрузись в свой сон ясновидицы. Мне нужно, чтобы ты снова заговорила, но на этот раз ты будешь говорить для меня.
С этими словами Бальзамо, опять протянув руки к Андреа, заставил ее с помощью своей магической силы выпрямиться. Увидев, что она готова ему повиноваться, он извлек из бумажника сложенный вчетверо лист бумаги, в котором оказался черный как смоль локон. Из-за духов, которыми был умащен локон, бумага сделалась прозрачной. Бальзамо вложил локон в руки Андреа и приказал:
— Смотрите!
— Ах, опять! — с тоской воскликнула девушка. — Нет, нет, оставьте меня в покое, мне плохо. О Боже, ведь я только что чувствовала себя так хорошо!
— Смотрите, — повторил Бальзамо и опять безжалостно приставил кончик стального прута к груди девушки.
Андреа принялась ломать руки: она пыталась вырваться из-под власти спрашивающего. На губах у нее выступила пена — как это случалось во время оно с пифиями, восседавшими на священном треножнике.
— Ах, я вижу, вижу! — вскричала она наконец с отчаянием побежденной.
— Что вы видите?
— Женщину.
— Ага, — радостно пробормотал Бальзамо, — стало быть, наука в отличие от добродетели не пустой звук. Месмер[39] одолел-таки Брута[40]! Ну-с, опишите мне эту женщину, чтобы я убедился, что вы хорошо ее разглядели.
— Она смугла, высока, у нее голубые глаза, черные волосы и сильные руки.
— Что она делает?
— Мчится, летит верхом на прекрасной лошади, которая вся в мыле.
— В какую сторону она движется?
— Туда, туда, — ответила девушка, указывая на запад.
— По дороге?
— Да.
