Бернард Корнуэлл - Воины бури
— А кто ты таков, чтобы заключать подобное соглашение? — спросил я.
— Такое дело следует решать христианам, — упорствовал Цеолнот, поглядывая на Этельфлед в надежде на поддержку.
Этельфлед же посмотрела на меня, потом на Хэстена.
— Почему бы нам не занять форт немедленно? — спросила она.
— Я условился... — робко начал Цеолнот.
— Госпожа, — прервал его Хэстен, подползая ближе на коленях, — я искренне желаю крестить всех своих людей на Пасху. Но есть упорствующие. Мне нужно время, отцу Гарульду нужно время! Нам нужно время, чтобы убедить тех немногих упрямцев в спасительной милости Господа нашего Иисуса Христа.
— Лживый ублюдок, — процедил я.
Мгновение все молчали.
— Клянусь, это правда, — смиренно добавил Хэстен.
— Когда он произносит эти слова, — обратился я к Этельфлед, — можешь быть уверена, что он лжет.
— И если нас навестит отец Цеолнот, — продолжил Хэстен, — а лучше, отец Леофстан, и станет проповедовать нам, то снизойдет на нас милость и благословение, госпожа.
— С радостью... — начал Цеолнот, но умолк, когда Этельфлед подняла руку. Мгновение она молчала, не сводя взгляда с Хэстена. — Ты предлагаешь массовое крещение? — спросила она.
— Всех моих людей, госпожа! — с жаром подхватил Хэстен, — все узрят Божью благодать и станут твоими слугами.
— Сколько человек, ты, дерьма кусок? — спросил я Хэстена.
— Лишь малое число, лорд Утред, упорно придерживается язычества. Человек двадцать, может, тридцать. Но с Божьей помощью мы и их обратим!
— Сколько человек в форте, жалкий ты ублюдок?
Хэстен замялся, но понял, что колебаться не стоит, и улыбнулся.
— Пятьсот восемьдесят, лорд Утред.
— Так много! — возликовал отец Цеолнот. — То будет свет, озаряющий язычников! — взмолил он Этельфлед. — Представь себе, госпожа, массовое крещение язычников! Мы сможем крестить их в реке!
— Лучше бы тебе их утопить, — пробормотал я.
— И госпожа, — Хэстен, не вставая с колен, сцепил руки и не сводил глаз с Этельфлед. Его лицо лучилось доверием, а голос звучал искренне. Хэстен был лучшим лгуном, что я встречал на своем веку. — Я бы пригласил тебя в форт! Помолился бы там вместе с тобой, госпожа, вознес бы хвалу Господу вместе с тобой! Но малая часть моих людей непреклонна. Они могут воспротивиться. Я прошу лишь немного времени, чтобы милость Господня коснулась этих закоснелых душ.
— Вероломный подонок, — прикрикнул я на Хэстена.
— И чтобы убедить тебя, — смиренно продолжил Хэстен, игнорируя меня, — я клянусь тебе в верности сейчас, госпожа, в это самое мгновение!
— Хвала Господу, — прошамкал отец Цеолберт.
— Есть одна небольшая загвоздка, — сказал я, и все взоры обратились ко мне. — Он не может присягнуть тебе на верность, госпожа.
Этельфлед испытующе посмотрела на меня.
— Почему?
— Потому что он уже присягнул на верность другому, госпожа, и тот лорд еще не освободил его от клятвы.
— Я освободился от клятвы ярлу Рагналлу, когда поклялся служить Всевышнему, — возразил Хэстен.
— Но не от клятвы, принесенной мне, — заметил я.
— Но ты ведь тоже язычник, лорд Утред, — с хитрецой ответил Хэстен, — а Иисус Христос освободил меня от всех клятв язычникам.
— Воистину, воистину! — захлебываясь поддакнул отец Цеолнот. — Он очистился от скверны, госпожа! Отверг дьявола и козни его! Новообращенный свободен от всех клятв, принесенных язычникам, так учит нас церковь.
Этельфлед еще колебалась. Наконец, она взглянула на Леофстана.
— Ты еще не высказался, отец.
Леофстан слегка улыбнулся.
— Я обещал лорду Утреду не вмешиваться в его дела, если он не станет вмешиваться в мои, — он примирительно улыбнулся отцу Цеолноту. — Я радуюсь обращению язычников, но что касается судьбы крепости, увы, то не в моей власти. Кесарю кесарево, госпожа, и судьба Эдс-Байрига — дело кесарево, а точнее — твое.
Этельфлед коротко кивнула и указала на Хэстена.
— Ты веришь этому человеку?
— Верю ли я ему? — нахмурился Леофстан. — Могу я задать ему вопрос?
— Спрашивай, — приказала Этельфлед.
Леофстан прохромал к Хэстену и встал перед ним на колени.
— Дай мне твои руки, — тихо сказал Леофстан и подождал, пока Хэстен послушно повиновался. — Теперь поведай мне, — мягко продолжал Леофстан, — во что ты веруешь?
Хэстен сморгнул слезы.
— Верую в Господа единого, отца Всевышнего, творца небес и земли, — едва слышно шептал он, — в единого отца Иисуса Христа, единородного Сына Божия, сына Отца, Бога Богов, Светоча Светочей! — голос его стал громче, когда он произносил последние слова, но потом Хэстен стал задыхаться. — Я верую, отец! — взмолился он, и слезы вновь оросили его лицо. Он мотнул головой. — Лорд Утред прав, прав! Я был грешником. Нарушал клятвы. Оскорблял небеса! Но отец Гарульд молился за меня, молился, и моя жена молилась, и хвала Господу, я уверовал!
— Воистину хвала Господу, — сказал Леофстан.
— Рагналл знает, что ты христианин? — сурово спросил я.
— Необходимо было держать его в неведении, — смиренно ответил Хэстен.
— Почему?
Леофстан по-прежнему держал Хэстена за руки.
— Меня изгнали, и я укрылся на острове Манн, — ответил на мой вопрос Хэстен, глядя при этом на Этельфлед, — и именно на том острове отец Гарульд меня обратил. А ведь нас окружали язычники, они убили бы нас, если б прознали. Я молился! — он взглянул на Леофстана. — Я молил наставить меня! Остаться ли мне и обратить в истинную веру язычников? И Господь ответил: приведи в Мерсию последователей своих и предоставь свои мечи в услужение Христа.
— Услужение Рагналла, — отрезал я.
— Ярл Рагналл потребовал служить ему, — Хэстен вновь обратился к Этельфлед, — но я узрел в этом Божью волю! Господь открыл перед нами дорогу с острова! У меня не осталось кораблей, лишь вера в Иисуса Христа и Святую Вербургу.
— Святую Вербургу! — воскликнула Этельфлед.
— Моя дорогая жена молится ей, госпожа, — невинной овечкой ответил Хэстен. Каким-то образом льстивому выродку удалось прознать, что Этельфлед поклоняется гусиному пугалу.
— Лживая сволочь, — рявкнул я.
— Он искренне раскаивается, — настаивал Цеолнот.
— Отец Леофстан? — спросила Этельфлед.
— Мне хочется верить ему, госпожа! — искренне ответил Леофстан. — Хочется верить, что моему рукоположению будет сопутствовать чудо! Что на Пасху мы узрим радость обращения языческих орд в услужение Иисусу Христу!
— Это чудо Христово! — прошамкал беззубыми деснами отец Цеолберт.
Этельфлед все еще колебалась, не сводя глаз со стоящих на коленях мужчин. Отчасти она наверняка понимала мою правоту, но ею руководило унаследованное от отца благочестие. И готовность Леофстана поверить. Леофстан был её ставленником. Этельфлед убедила архиепископа из Контварабурга рукоположить Леофстана, писала епископам и аббатам, восхваляя его искренность и горячую веру, жертвовала серебро храмам и церквям, чтобы склонить их в пользу Леофстана. Церковь предпочла бы более красноречивого человека, способного увеличить земли епархии и вытянуть больше денег из знати северной Мерсии, но Этельфлед желала святого.
