Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа
– Хорошо же, я буду вас защищать! – вскричал я с увлечением.
Наконец, сэр Гаррис согласился на нашу свадьбу, мы обвенчались в Калькутте, и было решено покинуть Индию на другой же день.
У меня был товарищ, который был также заклеймен знаком Кали. Он был русский, а жена его помогала Анне одеваться под венец.
Тотчас после свадьбы мы с женою отправились на корабль, который должен был отплыть на другой день в Европу.
Сэр Гаррис и Петр проводили нас на корабль.
В эту ночь заклеймили и меня. На столе в пакете я нашел листок папируса, на котором было написано следующее: «Иностранец, ты выразил безумную любовь к мисс Анне Гаррис, посвященной богине Кали, и она осмелилась нарушить ее волю.
За это богиня осуждает на смерть тебя и все твое потомство. Девушка сделается матерью и умрет. Дети женщины, изменившей Кали, будут умирать один за другим, и никакие таинственные убежища не спасут и не скроют их от нашей богини.
Спустя много лет ты сам, иностранец, погибнешь после того, как на твоих глазах падут все те, которые были дороги твоему сердцу. Наконец, участь твою разделит и тот, кого ты называешь другом и братом. Петр Московский заклеймен, подобно тебе, и его потомство, подобно твоему, осуждено на смерть».
Сэр Гаррис был задушен в эту же ночь.
Его задушил его же лейтенант, который, по всей вероятности, вплавь достиг берега.
– Мы возвратились в Европу, – продолжал Коми-строй, – и расстались с Петром. Он уехал в Ливерпуль, и с тех пор мы с ним не виделись.
Тогда мы переехали во Францию. Анна готовилась сделаться матерью, – наконец, вы явились на свет, и на вашем теле, к общей радости, не было знаков богини Кали.
На другой же день я сделал необходимые распоряжения препроводить вас и вашу кормилицу в безопасное место.
В этот же день я лишился своей жены, которую тоже задушили.
Наконец, вы выросли, я не знал еще ничего о вашей любви к Константину. Увы! Зачем она не была мне известна?
Вы помните ту минуту, когда во время ваших родов приехал Константин. Я назвал его сыном и обещал, что вы будете его женой. В это время мне передали вашего ребенка, я взглянул и ужаснулся: на нем ясно были обозначены следы татуировки, от которой каким-то чудом вы избавились.
Константин оказался сыном моего друга Петра Московского.
Пока мы обдумывали план бегства, я получил из Лондона письмо, в котором было сказано: «Срок вашей смерти приближается – умрете вы, ваша дочь и лейтенант Константин… Разлучитесь и спасайтесь».
Внизу было подписано:
«Умирающий и раскаивающийся душитель».
– Вот причина, – добавил старый генерал, – по которой я сказал, что Константин оставил тебя, и скрыл от тебя ребенка.
– Ах! – вскричала Надея. – Что же вы сделали с моим ребенком?
– Он в Париже и хорошо спрятан… я его часто вижу.
– Отдайте его мне…
– Но, несчастная, вы хотите, чтобы туги отыскали ваш след?
Материнская любовь взяла верх над ней.
– Не верю я в тугов! – вскричала она и вдруг невольно в ужасе попятилась назад.
На пороге комнаты показался человек. Приблизясь к Надее, он холодно сказал ей:
– Вы напрасно, сударыня, не верите в тугов. Это был Рокамболь.
Он рассказал им все, что произошло в саду, когда он схватил двух тугов: Останку и Гури, и добавил, что с этой минуты он берет Надею под свое покровительство.
– Ребенка, – заметил он, – я уже оградил от всякой опасности.
– Ребенка! Мою дочь! – вскрикнули почти в один голос Надея и генерал Комистрой.
– Теперь, – продолжал Рокамболь, – будьте совершенно спокойны, через несколько минут я приведу к вам сюда двух сторожей.
– Незнакомец, скажите нам, ради Бога, кто вы такой, кому мы обязаны жизнью?
– Имя мое вам неизвестно, – сказал он, – меня зовут Рокамболь… Вы хотите знать, кто я? Великий преступник, стремящийся умиротворить гнев небесный! – окончил он взволнованным голосом.
С этими словами он удалился: вышел из комнаты так легко, что Надея и ее отец невольно переглянулись, предполагая, не видели ли они все это во сне.
Книга XVI. Клуб веселых кутил
Партия была уже окончена. Монжерон приподнялся со своего места, посмотрел на часы и сказал:
– Ну, друзья, теперь ровно два часа ночи, и сегодня, день в день, час в час, ровно год, как пропал наш друг Гастон де Моревер.
Все невольно вздрогнули.
– Господа! – проговорил один молодой человек, сделавшийся только накануне членом клуба des Greves. – Мне бы очень хотелось узнать историю маркиза Гастона.
Разговор этот происходил в одной из зал клуба des Greves, одного из самых модных того времени.
– Я твой крестный отец, Казимир, – заметил ему на это Монжерон, – и потому обязан посвящать тебя во все тайны… Итак, слушай…
– Гастон де Моревер был молодой человек, богач. В прошлом году именно в этот самый день он вышел в два часа ночи из нашего клуба и исчез бесследно.
– Я не допускаю тут самоубийства, – сказал один из игроков.
– Я тоже, – добавил Монжерон.
Разговор о Гастоне де Моревере навел на все общество грустные размышления.
– Да, это преплачевная история, – вставил свое слово еше один из игравших вместе с Монжероном, – перейдем к более веселым предметам, ну, хоть, например, к страсти нашего друга Мариона к прекрасной садовнице.
– Ах да, кстати, – проговорил Монжерон, – добился ли он чего-нибудь?
– Извините меня… но ведь я и этого не знаю, – начал было уже опять тот молодой человек, которого Монжерон назвал своим крестником.
Но Монжерон тотчас же перебил его.
– Сейчас, сейчас! – сказал он. – Ты все узнаешь. Видишь ли, мой милый друг, дело в том, что Густав Марион – наш общий друг и покоритель всех женских сердец, сообщил нам на этих днях о прекрасной садовнице, у которой, по его словам, больше двадцати садовников и которая торгует редкими и прекрасными цветами.
– Она хороша собой?
– Марион уверяет, что если бы она появилась в опере при полном сборе парижских красавиц, то затмила бы их всех.
– Ну, а пользуется он ее взаимностью?
– То-то и дело, что до сих пор еще нет; прекрасная садовница ходит постоянно в трауре… У нее нет ни мужа, ни любовника, окружающие ее обращаются к ней с самым глубоким почтением, как к какой-нибудь королеве… Кто она? Как ее зовут?.. Все это глубокая тайна для всех. Марион истратил уже около двадцати тысяч франков, но до сих пор не мог ни от кого добиться о ней никаких сведений…
– Ну, не совсем так, – проговорил в это время вновь вошедший в залу красивый брюнет.
– Как так?
– Очень просто – Марион, как кажется, начинает добиваться своей цели.
– Ба!
– Да, он подкупил ее единственного лакея, остающегося на ночь в доме, так как обыкновенно по вечерам все садовники расходятся по своим квартирам.
