Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа
– Ты лжешь! – вскричал опять Смерть Храбрых.
– Слово воровки!..
Этого было вполне довольно, чтобы вся толпа почти мгновенно восстала против Рокамболя.
Шивот громогласно обвинила Рокамболя в предательстве! Она рассказала тогда все, что произошло в Сен-Лазаре, то, что было с Тимолеоном, и подтверждала все свои слова такими вескими фактами, что было почти невозможно сомневаться в ее словах.
Даже сам Смерть Храбрых почувствовал себя побежденным.
Один только человек мог защитить Рокамболя – Жан-палач, мясник, но он был в отсутствии, так как начальник послал его в Париж.
Опустошители были возмущены.
– Смерть Рокамболю! – вскричали они. – Да здравствует Пирожник!
– Его нужно бросить в воду… – советовала Шивот.
– Повесить! – кричал один из опустошителей. Смерть Храбрых молчал. Он находился в неловком положении.
– Смерть Рокамболю! – кричала взволновавшаяся толпа.
Пирожник торжествовал.
Толпа уже хотела броситься наверх, когда дверь вдруг совершенно неожиданно отворилась и на пороге ее показался человек, при виде которого опустошители отступили.
Это был сам Рокамболь.
Несколько слов его было вполне достаточно, чтобы все сейчас же изменили свое мнение о нем и вскричали почти в один голос:
– Простите нас, начальник!
– Я вас прощаю, – сказал Рокамболь, – но я не хочу больше быть вашим начальником.
Толпа заволновалась.
– Я могу быть начальником, – говорил Рокамболь, – только таких людей, которые верят мне слепо и без всяких проверок моих действий.
– Мы обещаем это тебе! – заорали все. – Желаешь – мы бросим Пирожника в воду.
– Нет, этого совершенно не нужно… Но я не хочу, чтобы он был у нас в обществе.
– Долой, вон, Пирожник! – раздалось со всех сторон. Но Пирожника уже и след простыл.
Тогда Шивот подошла к Рокамболю.
– А меня, начальник, – сказала она, – вы тоже хотите прогнать?
– Прежде всего, – сказал Рокамболь, – ответь нам, где ты достала этого ребенка? – И он взял ребенка к себе на колени.
Лгать перед Рокамболем было невозможно, а потому Шивот рассказала все.
– Хорошо, – сказал он, выслушав ее, – ты останешься у нас… И берегись, если ты не сохранишь мне его!
– Да здравствует Рокамболь! – закричали почти в один голос все опустошители.
– Дети, – продолжал Рокамболь, – вы говорили сегодня об экспедиции.
– Да, – ответил Смерть Храбрых.
– Итак, господа, эта экспедиция будет через три дня, а покуда живите здесь тихо и спокойно.
Затем он приказал всем разойтись.
Через неделю после только что описанной нами сцены ночью по Сене – в направлении к Вильневу плыла большая лодка.
В ней находилось четыре человека.
Один из них, управлявший рулем, был не кто иной как Смерть Храбрых.
Другого звали Шануаль.
На носу лодки сидел молодой человек по имени Мармузэ.
И четвертый был сам Рокамболь.
Приближалась ночь.
– Это там! – проговорил шепотом Мармузэ, указывая на небольшой огонек, показавшийся вдали.
Рокамболь внимательно посмотрел и не ответил.
– Там! – повторил еще раз Смерть Храбрых.
– Слышу, – ответил Рокамболь, – но еще чересчур рано, чтобы делать нападение.
Смерть Храбрых только махнул рукой.
– К тому же, – продолжал Рокамболь, – я кое-что придумал.
– Что же?
– Мы спустимся по реке до Шарантона.
– А потом?
– И подождем там в кабаке наступления ночи. Через полчаса после этого они уже были в небольшом кабаке на берегу реки. Они сели за отдельный столик и спросили себе вина. Мармузэ стал рассказывать вполголоса историю своей экспедиции в уединенный домик Вильнева и опять уверял, что старик обложен золотом.
– Заберем мы женщин? – спросил Шануаль.
– Увидим еще, – ответил Рокамболь, который почти не слышал его, так как все его внимание было сосредоточено на двух мужчинах в костюмах мастеровых, которые сидели за отдельным столиком и разговаривали на хинди.
– Париж гораздо меньше Лондона, – говорил один из них, – но в этом городе гораздо трудней следить за кем-нибудь, чем в Лондоне. Я следил за отцом и дочерью целых пять месяцев и двадцать раз мог бы привести приговор в исполнение, но ведь ты знаешь, Останка, что еще не наступило время.
Тот, к кому относились эти слова, кивнул утвердительно.
– Продолжай, Гури, – сказал он.
– Я следил за ними от самой Варшавы, а в Париже потерял их следы… Но теперь они снова в моих руках, и я тебя сегодня же сведу к ним.
Тот, кого он называл Останкой, гневно нахмурил брови и резко сказал:
– Он осужден, и приговор должен быть немедленно исполнен.
– Кали будет довольна, я все приготовил.
– Что же ты сделал, Гури?
– К проклятому, который с неделю тому назад отказал своему бывшему старому слуге, поступил наш сообщник англичанин, который сегодня ночью впустит нас в дом.
– Но где же ребенок? – спросил снова Останка.
– Не знаю… я нашел сперва его следы… но потом они снова пропали.
– Как так?
– Проклятый спрятал его у одной старой дамы в улице Дельта… Но его украли у нее…
– Кто?
– Не знаю.
– Нужно его отыскать, – заметил задумчиво Останка, – все, что намечено, принадлежит Кали.
– Отыщем, – проговорил Гури.
– Странно, – подумал Рокамболь. – Мне кажется, что ребенок, о котором они говорят, именно тот, который находится теперь у меня в руках.
Из дальнейшего их разговора Рокамболь убедился, что они говорят именно о тех же лицах, живших в Вильневе, которых он хотел спасти от опустошителей.
Он долго не думал и, заплатив за вино, вышел из кабака. Смерть Храбрых, Мармузэ и Шануаль следовали за ним.
Когда они сели в лодку, то Рокамболь приказал им удвоить силы и грести как можно быстрей.
– Зачем же мы так торопимся? – спросил Мармузэ.
– Для того, что у нас есть конкуренты, – ответил ему Рокамболь, и при этом рассказал все, что он слышал в кабаке, умолчав, конечно, о том, о чем, по его мнению, не должны были знать они.
Поравнявшись с Вильневом, Рокамболь велел Мармузэ причалить лодку к берегу и, сойдя вместе со своими спутниками на берег, расположил их так, что ему удалось без всякого труда захватить Останку и Гури живыми и задушить предателя-лакея.
Если мы помним, то Надея узнала от Нишеля, что он вел рукопись, в которой подробно описал все события.
Эта рукопись была зарыта Нишелем в саду.
Итак, Надея решилась во что бы то ни стало достать ее и прочесть.
Она отправилась в сад, выкопала горшок, в котором находилась рукопись и, принеся его в комнату, только что хотела приняться за чтение, как вдруг дверь ее комнаты отворилась и на пороге ее показался сам генерал Коми-строй.
