Михаил Первухин - Вторая жизнь Наполеона
— Ну, что, Джонни? — гримасничая, осведомился Костер. — Ты тут, говорят, пристрастился к катанью по Темзе на ялике? А что, не отпала ли у тебя охота прогуляться по морю?
— Если ненадолго, то я поехал бы! — отозвался я.
— А надолго — нет? О, Джонни, Джонни!
В тот же вечер Джонсон заявил мне:
— Я думаю идти в Испанию. Представляется возможность обделать одно выгодное дельце.
А полторы недели спустя, — это было уже в начале 1820 года — наш старый люгер «Ласточка», с которым у меня было связано столько воспоминаний, вышел в море, имея на борту в качестве капитана мистера Джонсона, а в качестве пассажиров — Костера и меня. Экипаж люгера состоял из двадцати двух человек, все старых знакомцев моих по прежним странствованиям «Ласточки». Двадцать шестым, и, по моему мнению, совершенно лишним человеком на борту люгера был мистер Патрик Альсоп, фаворит миссис Джонсон и мой соперник, кривоносый и тонконогий писец Адмиралтейства и сочинитель чувствительных стишков в честь Минни. Был на судне и груз: я лично присутствовал при том, как массивные окованные железом бочки и длинные ящики матросы поднимали при помощи шкентелей с набережной и потом бережно спускали в трюм. На бочках и ящиках имелась надпись: «Сельскохозяйственные орудия. Шеффильд, фабрика Пальдерс и К°.»
Что это были за орудия и машины, — меня этот вопрос очень мало интересовал. Но немало удивило меня следующее обстоятельство: при спускании в трюм одного ящика, крышка от него отскочила, и в трюм посыпались… кавалерийские пистолеты того самого образца 1805 года, что был введен в употребление императором Наполеоном в дни организации колоссальных сил в лагере при Булони.
Откровенно сказать, зная, что мы идем рейсом на Испанию, где в те годы постоянно шло брожение населения в разных местностях, я думал, что Джонсон взялся за старое свое ремесло, дававшее ему всегда хорошие барыши, то есть за контрабанду.
Не очень приветливо встретило нас в эти дни море: еще в Канале буря так потрепала люгер, что едва не выкинула его на французский берег. Еще хуже обошлось оно с нами в Бискайском заливе. По целым неделям мы имели противный ветер и вынуждены были лавировать, чтобы за день продвинуться на какую-нибудь одну морскую милю вперед.
Не знаю, зачем именно, но мы зашли в гавань Сантандера, где и простояли почти месяц, потом совершенно неожиданно снялись с якоря, долго рейсировали, словно поджидая кого-то в открытом море, не дождались и пошли на Гибралтар, а оттуда на Балеарские острова, где и застряли на Майорке, в гавани Пальмы опять на несколько месяцев. Сколько ни наблюдал я, — о контрабанде и речи быть не могло. Явное дело, — Джонсон и Костер снова затевали какую-то авантюру, но выжидали наступления удобного момента, а этот удобный момент все не наступал и не наступал.
В общем, в этих оказавшихся бесцельными и бесплодными скитаниях прошли три четверти 1820 года. Осенью мы снова очутились в Лондоне, и тут разыгралось нечто, предопределившее мою личную судьбу на несколько лет.
Помню, как будто это случилось вчера, или третьего дня.
В один из праздничных дней сентября месяца мистер Джонсон с Костером отлучились по делам: миссис Джонсон отправилась в католическую капеллу, оставив Минни оберегать дом. По нашему уговору, мы с Минни должны были вечером отправиться осматривать только что приехавший в Лондон «американский паноптикум» с большой коллекцией восковых статуй; но уйти из дома мы могли только тогда, когда «дракон в юбке» вернется из своих набожных хождений по часовням. Как нарочно, миссис Джонсон запоздала. Час проходил за часом, в нашем распоряжении оставалось все меньше и меньше времени. Минни нервничала, да и я был, признаться, далеко не в радужном настроении, от души желая, чтобы миссис Джонсон кто-нибудь намял бока.
И, вот, в это время у двери дома Джонсона, кто-то постучался. Отпирать дверь пришлось мне.
— Могу я видеть мистера Джонсона? — обратился ко мне неожиданный гость, меряя меня с головы до ног проницательным взглядом блестящих черных глаз.
— Если мистера Джонсона нет дома, то не могу ли я обождать его возвращения, — сказал он, услышав, что Джонсон отсутствует.
В звуках его голоса, несколько хриплого, и в тоже время звучного, было что-то повелительное, не терпящее возражений, указывавшее, что этот человек привык повелевать.
Я пригласил его подняться наверх, в салон, и там обождать, потому что Джонсон должен был вернуться с минуты на минуту, Пришедший согласился на эту комбинацию и расположился в салоне, как у себя дома.
Это был человек лет около пятидесяти, широкоплечий, черноглазый, бледнолицый, с высоким лбом мыслителя, орлиным носом и большим ртом. Его движения были быстры, порывисты, а улыбка ироническая. Казалось, он не мог оставаться в покое ни единой минуты: бродил по салону, рассматривал литографии, висевшие на стенах и по большей части изображавшие сцены из морской или боевой жизни. На меня он долго не обращал ни малейшего внимания, а к Минни, наоборот, проявил столько внимания, что у меня начали сжиматься кулаки.
Увидев кучу нот на доске клавесина, он без церемоний уселся за клавесин и принялся одним пальцем наигрывать одну мелодию за другою, подпевая себе хриплым голосом.
И все время, покуда я наблюдал за ним, я не мог отделаться от мысли, что лицо этого человека мне удивительно знакомо…
Я сказал ему об этом. Он оглядел меня с ног до головы и иронически улыбнулся, показывая здоровые желтые зубы.
— Едва ли, сэр! — вымолвил он чуть насмешливо. Едва ли, едва ли… Не имел этой чести… Вы, ведь, судя по вашим манерам, из военных кругов…
— Да, я долго служил под знаменами его величества! — сухо отозвался я.
— Ну, вот… А я с молодости и до сих пор все свое время посвящаю делам, делам и только делам. Приходится, знаете, бегать, хлопотать, устраивать разные комбинации. Масса конкурентов, сэр. Зазеваешься на несколько минут, и у тебя кусок изо рта прямо вырвали.
И он громко захохотал.
Опять его правая рука тыкала пальцем в пожелтевшие клавиши старого клавесина, отзывавшегося нестройными и жалобными звуками, а его хриплый голос напевал.
— Моя фамилия — Смит, сэр! — неожиданно заявил он, насмешливо подмигивая мне и скаля зубы. — Питер Смит, к вашим услугам, сэр. Старый знакомый, можно сказать, даже друг мистер Джонсона. Хотя… хотя, признаться, бывали периоды, когда мы с Джонсоном волками глядели друг на друга. Ха-ха-ха… Но это уже в прошлом. Теперь мы переживаем период полного, даже трогательного согласия. Начали одинаково смотреть на многие вещи, из-за которых раньше, признаться, жестоко ссорились…
