Лев Никулин - Дипломатическая тайна
Его величество повелитель Гюлистана, государь правоверных, вернулся из путешествия по Европе. По этому случаю и по случаю праздника годовщины дарования конституции в старом дворце в Мирате прием дипломатического корпуса.
Сэр Роберт Кетль, как старейшина корпуса, вырабатывает церемониал приезда послов. После двухлетнего путешествия повелителя это первый большой прием. Четыре корреспондента европейских газет получают приглашение во дворец. Туда же приглашены представители официальной газеты в Мирате.
В одиннадцать часов утра все европейские послы во главе с сэром Робертом Кетлем собираются в здании министерства иностранных дел. Мирза Али-Муха-мед — министр иностранных дел и председатель совета министров, принимает послов в бирюзовом зале министерства.
Чиновники министерства встречают послов у подъезда и мимо парных часовых в красных мундирах проводят их в зал. Чуть приподымаясь, задыхаясь от высокого воротника и негнущейся золотой груди, звеня орденами, встречает каждого соответственно рангу министр иностранных дел и председатель совета министров — Мирза Али-Мухамед. Сухая рука задерживается на более или менее продолжительное время и выскальзывает из руки гостя. На вызолоченных хрупких диванчиках послы с адъютантами и секретарями (в полной парадной форме, при орденах, в треуголке и при шпаге) сидят около пятнадцати минут, задыхаясь от жары в упругих мундирах. Слуги придвигают восьмигранные столики — шербет, крепкий вишнево-красный чай в граненых стаканчиках и конфеты.
Наконец звонит телефон, и секретарь в белом мундире с золотыми аксельбантами уходит в резную дверь. Он снова появляется и, приложив руку к круглой черной шапке с султаном, наклоняется над креслом Мирзы Али-Мухамеда. На мгновение все застывают и своих креслах, потом Мирза Али-Мухамед, сияя звездами, подымается с кресла, и вслед за ним встают его чиновники в белых мундирах, перетянутых золотыми шарфами, весь дипломатический корпус, и все мимо часовых проходят на парадное крыльцо.
Среди витых колонн шестьдесят человек сверкают на солнце тридцать второго градуса широты как чудовищные вызолоченные жуки под белыми и черными султанами и треуголками с перьями. Двадцать придворных карет вытягиваются длинной лентой, золотые жуки один за другим, по старшинству, занимают кареты. Кавалерийский эскорт в мундирах, напоминающих русских драгун, срывается с места, и кареты движутся в аллее, между шпалерами войск, за которыми узенькая цепочка толпы — мальчишки и бездельники, сбежавшиеся или согнанные с базаров. Пыльное облако поднимается над придворными каретами, над султанами и перьями, и золото тускло блестит сквозь белую едкую пыль улиц Мирата. Кареты направляются ко дворцу.
Желтыми четырехугольниками выстроены войска на площади перед дворцом.
От ворот дворца к подъезду — зелено-оранжевые полки гвардии повелителя. Длинноусые, похожие на древних галлов курды; черные, почти негры, воины из племен Южного Гюлистана и великолепные образцы старой, невыродившейся расы — арийские племена Северного Гюлистана. Но не эти — его оплот и опора, а горные ханы — иррегулярная кавалерия на единственных сохранившихся в Гюлистане конях арабской крови.
При Надир-шахе, когда границы его государства расползались на тысячи верст к югу, востоку и северу, данники привели тысячу арабских жеребцов и кобылиц в конюшни дворца, охраняемого родичами этих всадников, их предками, и предки оставили в наследство потомкам драгоценное наследие — неутомимых и быстрых коней.
Молодой секретарь французского посольства, почетный гость всех ипподромов европейских столиц, не выпуская монокля, рассматривает коней золотой масти, отражающих солнце на выгнутых крутых шеях н на крупах, вороных с белыми отметинами и белых серебряного отлива. Тысяча таких коней стоит четверти государственного долга Гюлистана.
Из тысячи всадников некоторые в зеленых чалмах (родичи пророка), и ни один не одет в европейское платье. Гвардия повелителя правоверных умеет хранить обычаи: ни одной нитки, сотканной руками чужеземцев, исключение — только оружие. Их карабины и автоматические пистолеты — последние образцы европейских оружейных заводов.
Кареты катятся в живом коридоре всадников и медленно поворачивают к подъезду. Гвардия отдает честь. От звезд и золотого шитья на мраморной лестнице играет широкий солнечный каскад и угасает в черной мраморной арке — вестибюле дворца. Послы идут вверх по широкой лестнице мимо дворцовой стражи с ятаганами, в малиново-золотой одежде. Это статуи, безжизненно неподвижные, — жизнь только в синеватых белках остановившихся глаз и в холодном блеске искривленной, чуть вздрагивающей стали в руках!
У дверей тронного зала послов встречают министры и брат повелителя — желчный, худой юноша в кавалерийском мундире. От церемонных поклонов чуть слышно звенят на груди аксельбанты и ордена.
Малиновый бархат, золотые кисти, тяжелые золоченые кресла и в потолке два больших электрических веера, отражающихся в хрустальных шарах люстры.
Церемониймейстер (самый толстый человек в Мирате) указывает места. Мирза Али-Мухамед, слегка волоча по паркету ноги, идет к тяжелой двери справа от трона, где стоит гигантского роста часовой. Он осторожно открывает дверь и проскальзывает плечом в узкую щель, в которую, кажется, не мог бы проскользнуть ребенок. Церемониймейстер поворачивается к двери и вытягивается так, что на одно мгновение исчезает его уродливая толщина и белые штаны с золотыми лампасами приподымаются на фут от пола. Дверь приоткрывается, и все поворачиваются с легким шумом, обращая лицо к двери, справа у трона. Этим легким шумом, вернее шелестом, пользуется веселый секретарь французского посла и шепчет: “Черт возьми!… Как импозантно!… И подумаешь, какая цена… Небольшой заем — всего миллион фунтов. Пустяки!”
И когда все подготовлено к появлению повелителя миллионов и царя царей, дверь открывается и из дверей выкатывается на коротких ножках толстый молодой человек в черном мундире с жгутами-эполетами, в круглой шапке с эгретом, причем его грудь, эгрет и рукоятка сабли сияют бриллиантами, как витрина ювелира. Дипломатический корпус выстраивается в длинную линию, и каждый по старшинству и положению приближается к повелителю. Позади него, справа, стоит, оцепенев от умиления, Мирза Али-Мухамед, слева — юноша-адъютант с девичьим румянцем и круглыми полузакрытыми черными глазами, с длинными загнутыми ресницами. Вытянув руки в белых с раструбами перчатках, он держит золотую палочку с кистью из конского волоса, которой повелитель обмахивается от мух, и хрустальную коробочку с карамелью от кашля.
