"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
– Это месть, его месть за то, что в Самкрае ему не дали продать товары! – кричали напуганные хазары. – О мой бог!
– Чем мы виноваты, мы же бедные люди!
Тот же переполох происходил и у Гостяты Кавара – главы хазарской общины и старшего священника-когена. К нему явился верхом на коне сам Свенельд и застал хозяина, едва одетого, уже во дворе среди толпы причитающих женщин и побитых домочадцев.
– Что такое ты творишь, Свенельд? – воскликнул Гостята, в негодовании простирая к нему руки.
– Исполняю волю моего князя, – Свенельд смотрел на него с коня, поигрывая своей знаменитой плетью: рукоять ее была сделана из обломка копейного наконечника, отделанного серебром и медью. – Ваши жидины из каганата не пожелали принять наши товары по разумной цене – хотя бы той, что они у себя считают разумной! – и теперь у меня не хватает средств содержать мою дружину. Больше я не могу ждать возврата вашего долга и забираю по женщине у каждого из вас.
– Но это незаконно! С каждого из нас тебе причитается всего по четыре шеляга! Возьми в залог что-то из скота или моего товара – но не человека же!
– Еще лихва накопилась. Сорок лет мне, что ли, за вами ждать? Принесете деньги в три дня – получите своих девок. А нет – их получат мои парни.
– С прибылью вернем! – ржали вокруг оружники.
– Не рыдай, старуха, скоро будут у тебя внуки!
– Да не такие черные, будто в печке родились – голубоглазые, как мы!
– Воевода, это беззаконие! – Гостята шагнул вперед, но отроки мигом сомкнули щиты перед мордой воеводского коня. – Побойся твоих богов!
– Я сказал. Принесешь деньги – получишь свою деву назад. Только не знаю, девой ли… Взяли, пошли, – коротко распорядился Свенельд, кивнув десятнику, и развернул коня.
– Те же, кто поедом ест народ Израиля, будут виновны, и беды настигнут их! – неслось ему вслед. – Так говорит Бог!
На улице уже собирали в кучу захваченных пленниц. Чуть больше десятка молодых женщин и девушек из жидиновских семей, одетых по хазарскому обычаю – в мешковатые льняные платья до колена и порты под ними, в белых шапочках на черных волосах, цеплялись друг за друга и обливались слезами. Свенельд поехал прочь, отроки погнали за ним рыдающих от страха и стыда пленниц. Сзади бежала толпа хазар – отцов, матерей, прочих родственников и домочадцев. Заламывая руки и призывая бога, они могли лишь смотреть, как уводят их дочерей. Даже если бы жители хазарского урочища посмели вооружиться, одолеть воеводскую и княжескую дружины у них не было бы ни малейшей надежды.
Киев бурлил, все прочие тоже закрывали ворота и вооружали домочадцев на случай беспорядков. Ведь стоит где-то загореться двум-трем дворам – начнется переполох, когда уже никто не знает, кого и за что бьют, а дурные людишки норовят под шумок урвать что получится. Слухи по горам полетели самые разные: одни говорили, что князь разоряет хазарский конец, другие – что наоборот, напали хазары, а князь отбивается. Кто-то вещал, что какой-то новый князь явился сразиться с Ингваром, как когда-то Олег сражался с Аскольдом – недаром же шум идет от пристани! Пока дело не прояснилось, киевляне засели за своими тынами.
Но ничего не горело, и вскоре шум улегся. Свенельд с дружиной увел добытых заложниц к себе, княжья дружина разошлась по городу, готовая пресечь волнения. Уже после полудня, видя, что переполох улегся, Киев зажил обычной жизнью. Гриди вернулись на княжий двор, смеясь и обсуждая бурное утро. Им ни в чем не привелось поучаствовать, и они явно завидовали Свенельдовым отрокам, которые так повеселились, гоняя хазарок и вынося ворота жидиновских дворов. В гриднице для них уже была готова каша; десятники рассказывали Ингвару, как все прошло, и Эльга с любопытством слушала.
– Я поеду к Уте, – сказала она, услышав, что десяток захваченных хазарок отвели на Свенельдов двор. – Ни к чему ей сейчас такое беспокойство, может, надо помочь?
– Ну, съезди, помоги, – Ингвар не слишком обрадовался, но не стал с ней спорить, помня недавнюю ссору. – Хрольв! Возьми своих, проводи княгиню.
Когда Эльга приехала на Свенельдов двор, там царило оживление. Еще под воротами она заметила толпу немолодых хазар: видимо, родители и мужья уведенных последовали за ними до самого конца пути, надеясь выяснить их судьбу. Причем толпа далеко превышала двадцать человек – соседи тоже пришли поддержать своих в час тревоги. Слышались причитания. Ворота были закрыты, перед ними стоял десяток отроков, сомкнув щиты и не подпуская никого близко.
При виде княгини хазары заволновались сильнее; иные из женщин с жалобным воплем подались к ней, пытаясь схватить за стремя, но Хрольв резким окриком и взмахом плети предупредил, что не подпустит; отроки Эльги сомкнули щиты. Эллиди, возглавлявший десяток охраны, сделал знак своим людям расступиться и открыть ворота.
Эльга проехала во двор, оставив за спиной полуразборчивые причитания на славянском и хазарском языке. Ей было тревожно: Ингвар не поладил с хазарами из каганата, а расплачиваться за них пришлось здешним, киевским хазарам, подданным самого Ингвара. Причем эти люди были совсем не богаты: одиннадцать человек смогли собрать лишь шестьдесят шелягов, а еще сорок остались должны. Эльга знала, что истинная цель набега находилась гораздо дальше, чем урочище над Почайной, тем не менее ей было жаль невинных людей, которых ожидали такие тревоги.
И хорошо еще, если киевские хазары отделаются одним испугом. В Киеве по старой памяти не любили хазар, хотя нынешние уже были никак не причастны к поборам столетней давности и давно уже жили куда беднее руси, которая прочно забрала в руки торговлю мехами и полоном. Но ведь злобе людской только дай повод: не желая, чтобы киевляне приняли Свенельдов наскок за разрешение делать то же самое, Ингвар оставил три десятка гридей близ Козар, на случай если народ попытается громить дворы. А право на насилие Ингвар оставлял за собой – именно так он понимал свою княжескую власть.
Но бедой грозило не только это. Если расчет Ингвара и воевод не оправдается, набег лишь углубит раздор, разрушит киевскую торговлю и сделает бесполезным расположение города, ради чего за это место уже не первый век сражаются племена и властители.
Думая об этом, Эльга стискивала зубы и мысленно призывала себя к мужеству. Дома в Варягине она и представить не могла таких тревог! Ее родичи по матери, плесковские князья, жили куда спокойнее. Кроме редких набегов чуди и однажды – викингов, они не знали напастей помимо вечного страха неурожая или падежа скота. И даже здесь, в Киеве, пока Ингвар и Эльга были всего лишь парой заложников из Хольмгарда, она тайком завидовала власти и почету, которые имела ее золовка, княгиня Мальфрид, но как-то не замечала тревог и хлопот, которые той приходилось нести.
В Свенельдовой гриднице стоял гудеж: разгоряченные набегом отроки ели, пили и делились впечатлениями. Спешившись, Эльга пошла искать Уту и нашла ее в избе для челяди, куда загнали полонянок. Те еще рыдали, и Ута с Владивой наблюдали за ними в растерянности.
– Ну, что там, в городе? – с беспокойством спросила Ута. – Много шума?
– Нет, уже все успокоилось. Я тебя проведать приехала. Что ты будешь с ними делать? – Эльга окинула любопытным взглядом десяток пленниц. – Сколько их?
– Двенадцать. А что я буду с ними делать – кто бы мне подсказал! – Ута поморщилась, стараясь одолеть расстройство. – Куда я их дену? Клети были свободны – так теперь куниц и прочее назад привезли, там все занято. Придется этих здесь оставить, а своих девок в избу брать. Парни говорят, там все их отцы-матери под воротами стоят…
– Стоят, я сама видела. И вся прочая родня… Чисто игрища!
– Теперь мы вроде как в осаде! Вот навязались на мою голову! Мужики веселятся, а мне забота! Куда уложу всех?
– Тебе не нужны эти девки? – удивилась Эльга. – Отдай мне, я тебе поклонюсь!
Она сама считала это шуткой, но Ута посмотрела на нее с надеждой:
– Правда? Ты их можешь забрать?
– Могу? – Эльга всплеснула руками. – Да я бы их на себе понесла, было бы под силу! У меня хлеба нет на столе третий день – некому молоть! А ты спрашиваешь, не надо ли мне десять баб – двадцать рук!
