Рафаэль Сабатини - Скарамуш
Когда он проснулся, солнце стояло высоко в небе, и, ещё не вполне осознав, где он и как сюда попал, Андре-Луи заключил, что уже позднее утро. Затем он различил голоса, звучавшие где-то поблизости, но сначала не обратил на них внимания. Он прекрасно выспался и теперь нежился в тепле, в приятной полудрёме.
Но когда сон улетучился и Андре-Луи всё вспомнил, он высунул голову из сена, прислушиваясь, и сердце забилось сильнее от зарождающегося страха, что, быть может, голоса не сулят ничего хорошего. Однако, услышав женский голос, мелодичный и серебристый, он несколько успокоился, хотя в этом голосе и звучали тревожные интонации.
— Ах, боже мой, Леандр, нам надо немедленно расстаться. Если только мой отец…
И тут её перебил мужчина, пытавшийся ободрить собеседницу:
— Нет, нет, Климена, вы ошиблись. Никого нет. Мы в полной безопасности. Почему вы пугаетесь каждой тени?
— Ах, Леандр, если только он застанет нас вместе!.. Я трепещу при одной мысли…
Андре-Луи успокоился: он подслушал достаточно, чтобы понять, что это просто влюблённая парочка, которая, имея меньше оснований для страха, чем он, боится ещё больше. Любопытство заставило его перебраться на самый край стога. Лёжа ничком, Андре-Луи вытянул шею и заглянул вниз.
На выщипанном лугу между амбаром и изгородью стояли мужчина и женщина. Оба были молоды. Юноша был хорошо сложён и недурён собой, с роскошной каштановой шевелюрой, завязанной в косичку с чёрным атласным бантом. Он был одет с явной претензией на дешёвый шик, что не располагало в его пользу. Камзол модного покроя из выцветшего бархата цвета сливы украшало серебряное кружево, великолепие которого давным-давно поблёкло. Молодой человек носил кружевные гофрированные манжеты, но так как они не были накрахмалены, то обвисли, как ветки плакучей ивы. Из-под манжет виднелись красивые, нежные руки. Панталоны из простой чёрной ткани и бумажные чёрные чулки не вязались с великолепным камзолом. На крепких башмаках красовались пряжки из дешёвых тусклых стразов [35]. Если бы не открытое и искреннее лицо молодого человека, Андре-Луи причислил бы его к рыцарям того ордена, который добывает свой хлеб нечестным путём. Однако он воздержался от окончательного приговора, занявшись изучением девушки. Надо сразу признаться, что это занятие не на шутку увлекло его, хотя, несмотря на начитанность, любознательность и молодость, Андре-Луи не имел привычки размышлять о прекрасном поле.
Юная девушка, которой было самое большее лет двадцать, обладала прелестным лицом и обольстительной фигурой. Кроме того, её отличали искрящаяся живость и грациозность движений — подобного сочетания Андре-Луи не встречал никогда в жизни. А в изысканных переливах её голоса — мелодичного, серебристого голоса, который его разбудил, — было очарование, неотразимое, должно быть, даже в самой уродливой женщине. На девушке была зелёная накидка, откинутый капюшон которой позволял видеть изящную головку. Каштановые локоны, обрамлявшие овальное лицо, вспыхивало золотом в лучах утреннего солнца. Цвет лица был так нежен, что его можно было бы сравнить лишь с лепестком розы. На таком расстоянии не различить было цвет глаз, но Андре-Луи догадывался, что они синие, и любовался тем, как они блестят под тонкими тёмными бровями.
Андре-Луи сам не понимал, почему его огорчает, что она в столь близких отношениях со смазливым молодым человеком, вырядившимся в обноски какого-то дворянина. Он не мог определить происхождение девушки, однако, судя по речи, она не была простолюдинкой. Он прислушался.
— Я не буду знать покоя, Леандр, пока мы не обвенчаемся, — говорила она. — Только тогда он ничего не сможет со мной сделать. И всё же, если мы поженимся без его согласия, мы только ухудшим своё положение, а я почти отчаялась получить его согласие. «Да, — подумал Андре-Луи, — очевидно, её отец наделён здравым смыслом и его не обмануло великолепие роскошного наряда господина Леандра и не ослепил блеск дешёвых стразовых пряжек».
— Моя дорогая Климена, — отвечал молодой человек, стоя перед ней и держа за обе руки, — вам не следует предаваться унынию. Если я не открываю вам все хитроумные уловки, подготовленные мною с целью добиться согласия вашего жестокосердого родителя, проистекает это от того, что я не склонен лишать вас удовольствия, которое доставит вам сюрприз, ожидающий вас. О, доверьтесь мне и тому изобретательному другу, о котором я говорил, — он должен появиться с минуты на минуту.
Высокопарный осёл! Заучил он свою речь заранее или же это просто педантичный идиот, способный выражаться только напыщенными тирадами? Как может такой нежный цветок расточать свой аромат перед этим нудным типом? К тому же у него такое дурацкое имя!
Так рассуждал Андре-Луи на своём наблюдательном пункте. Между тем девушка отвечала:
— О, довериться вам — именно этого жаждет моё сердце, Леандр, но меня гложут опасения, что уже ничем нельзя помочь. Именно сегодня я должна обвенчаться с ужасным маркизом Сбруфаделли. Он приедет в полдень, чтобы подписать брачный контракт, — и я стану маркизой Сбруфаделли. О! — вырвался вопль боли прямо из нежного юного сердца. — Это имя жжёт мне губы. Если бы оно стало моим, я бы никогда не смогла произнести его — никогда! Этот человек так мерзок! Спасите меня, Леандр! Спасите! Вы — единственная надежда.
Внезапно Андре-Луи почувствовал сильное разочарование. Вопреки ожиданиям, она оказалась не на высоте. Она была явно заражена высокопарным стилем своего нелепого возлюбленного. Её словам недоставало искренности, так что, воздействуя на разум, они не трогали сердце. Возможно, дело тут было в антипатии Андре-Луи к господину Леандру и к теме разговора.
Итак, отец выдаёт её за маркиза! Значит, она знатна и тем не менее согласна выйти замуж за этого скудоумного молодого искателя приключений в потрёпанных кружевах! «Именно чего-то подобного и следовало ожидать от слабого пола», — подумал Андре-Луи. Философия научила его считать женщин самой безумной частью безумного вида.
— Этому не бывать! — бушевал господин Леандр, — Никогда! Клянусь вам! — Он погрозил кулачком синему своду небес — ну чем не Аякс, бросающий вызов Юпитеру! [36] — Ах, ну вот и наш хитроумный друг… (Андре-Луи не уловил имя, так как в этот момент господин Леандр повернулся к калитке в изгороди.) — Разумеется, у него есть для нас новости.
Андре-Луи взглянул в сторону калитки. В неё вошёл тощий, хилый человечек в порыжевшем плаще и треуголке, сильно надвинутой на нос, чтобы затенить лицо. Когда незнакомец снял шляпу и отвесил молодым влюблённым поклон, волоча перо шляпы по земле, Андре-Луи признался себе, что, угоразди его самого родиться с таким вот лицом висельника, он носил бы свою шляпу точно так же, чтобы скрыть как можно больше. Если часть туалета господина Леандра составляли обноски дворянина, то вновь прибывший, очевидно, был облачён в обноски господина Леандра. Однако, несмотря на ужасную одежду и ещё более ужасное лицо с трёхдневной щетиной, этот малый держался не без достоинства. Он приблизился торжественной, неестественной походкой и изящно отставил ногу отработанным движением.
