Рафаэль Сабатини - Скарамуш
— Я весьма признателен вам за предостережение, сударь, — начал он.
— Так воспользуйтесь им, друг мой. Люди господина д'Азира имеют приказ стрелять в нарушителей границы. Берите с меня пример и удирайте.
Актёры последовали за Андре-Луи через калитку в изгороди к лагерю, расположившемуся на выгоне. Уже попрощавшись с ними, он вдруг заметил молодого человека, который совершал утренний туалет над ведром, поставленным на деревянную ступеньку у задней стенки фургона. С минуту поколебавшись, Андре-Луи повернулся к господину Панталоне.
— Если бы я не боялся бессовестно злоупотреблять вашим гостеприимством, сударь, — сказал он откровенно, — то перед тем, как распроститься, я бы попросил разрешения последовать примеру этого превосходного молодого человека.
— Но, мой дорогой сударь, нет ничего проще. — Хозяин труппы был само добродушие. — Пожалуйста, прошу вас. Родомон [45]даст вам всё необходимое. На сцене он — пожиратель огня, а в жизни — самый большой щёголь труппы.
— Эй, Родомон!
Умывающийся молодой человек выпрямил длинное тело, склонённое над ведром, и, весь в мыльной пене, взглянул на них. Панталоне отдал распоряжение, и Родомон, который действительно был столь же дружелюбен и мягок в жизни, сколь грозен и ужасен на сцене, радушно предоставил ведро в распоряжение незнакомца.
Итак Андре-Луи снова снял свой шейный платок я редингот и стал закатывать рукава тонкой рубашки. Родомон снабдил его мылом, полотенцем, сломанным гребнем и даже засаленной лентой для волос — на случай, если господин потерял свою собственную. От ленты Андре-Луи отказался, а гребень с благодарностью принял. Наконец он покончил с умыванием и стоял с полотенцем через плечо, приводя в порядок растрёпанные волосы перед обломком зеркала, прикреплённым к двери фургона.
Пока Андре-Луи причёсывался под болтовню приветливого Родомона, его слух вдруг уловил стук копыт. Он беззаботно взглянул через плечо и застыл с гребнем в руке, раскрыв рот. Вдали на дороге, идущей мимо выгона, показался отряд из семи всадников в синих мундирах с красными обшлагами жандармерии.
Андре-Луи ни на минуту не усомнился, за какой добычей они гонятся, и внезапно ощутил холодную тень виселицы. Отряд остановился, и сержант, возглавлявший его, заорал зычным голосом:
— Эй вы! Эй! — В тоне слышалась угроза.
Все члены труппы — а их было около двенадцати — замерли на месте. Панталоне величаво выступил вперёд, откинув назад голову — совсем как королевский прокурор.
— Что же это такое, чёрт побери? — изрёк он, но было неясно, относятся ли его слова к Року, Небесам или сержанту. Затем, перейдя на крик, он снова спросил: — Что такое?
Последовало краткое совещание между всадниками, затем они рысью пустились через выгон прямо к лагерю актёров.
Андре-Луи всё ещё стоял у задней стенки фургона, продолжая машинально проводить расчёской по спутанным волосам. Он следил за приближающимся отрядом, и ум его лихорадочно работал, готовый немедленно принять решение в зависимости от обстоятельств.
Ещё не успев подъехать, сержант прорычал в нетерпении:
— Кто дал вам разрешение разбить здесь лагерь?
Вопрос отнюдь не успокоил и не ввёл в заблуждение Андре-Луи. Облава на бродяг и нарушителей границы владений не имела никакого отношения к службе этих людей, и если они и занимались подобными делами, то лишь мимоходом — возможно, в надежде удержать налог в свою пользу. Вероятнее всего, отряд ехал из Рена, и его настоящей задачей была охота на молодого законника, обвиняемого в призыве к мятежу. Между тем Панталоне заорал в ответ:
— Кто дал нам разрешение, спрашиваете вы? Какое такое разрешение? Это общинная земля [46], которой могут пользоваться все.
Сержант рассмеялся неприятным смехом и пришпорил лошадь.
— Во всех огромных владениях господина де Латур д'Азира нет общественной земли в точном значении этого слова, — произнёс голос над ухом Панталоне. — Это цензива [47], и со всех, кто здесь пасёт свой скот, взимаются налоги.
Панталоне повернулся и увидел рядом с собой Андре-Луи в одной рубашке, без шейного платка. На плече — полотенце, в руке — гребень.
— Пропади оно всё пропадом, — выругался Панталоне, — да ведь этот маркиз де Латур д'Азир — настоящий великан-людоед!
— Я уже сообщил вам своё мнение о нём, — сказал Андре-Луи. — Что касается этих парней, лучше будет, если я займусь ими сам. У меня есть опыт в делах такого рода. — И, не дожидаясь согласия Панталоне, Андре-Луи выступил вперёд, чтобы встретить приближающийся отряд. Он ясно понимал, что его может спасти только смелость.
Когда через минуту сержант остановил своего коня перед полуодетым Андре-Луи, тот расчёсывал волосы, глядя снизу вверх с простодушной и обезоруживающей улыбкой. Сержант резко окликнул его:
— Вы — предводитель этой группы бродяг?
— Да… то есть мой отец — вон там — действительно предводитель. — Он ткнул большим пальцем в сторону Панталоне, который, держась на заднем плане, уставился на них, ничего не слыша. — Что вам угодно, капитан?
— Мне угодно сказать, что вас, скорее всего, посадят в тюрьму — всю вашу компанию. — Сержант проговорил это громко и грубо, и голос его разнёсся по выгону и дошёл до слуха всех членов труппы, которые замерли, подавленные. Доля бродячих актёров достаточно тяжела и без тюрьмы.
— Но как же так, мой капитан? Это общинная земля — ею могут пользоваться все.
— Ничего подобного.
— А где ограждения? — спросил Андре-Луи, взмахнув рукой с гребнем, как бы показывая, что место не занято.
— Ограждения! — фыркнул сержант. — При чём тут ограждения! Это цензива. Здесь можно пастись, только уплатив ценз маркизу де Латур д'Азиру.
— Но мы же не пасёмся, — изрёк простодушный Андре-Луи.
— Чёрт вас подери, фигляр! Не пасётесь! Зато пасётся ваш скот!
— Они так мало едят! — сказал Андре-Луи извиняющимся тоном и снова улыбнулся заискивающей улыбкой.
У сержанта стал ещё более грозный вид.
— Не это главное. Главное то, что ваши действия могут рассматриваться как кража, а за кражу полагается тюрьма.
— Я полагаю, что теоретически вы правы, — вздохнул Андре-Луи и снова принялся расчёсывать волосы, по-прежнему глядя снизу вверх в лицо сержанту. — Но мы грешили по неведению. Мы благодарны вам за предостережение. — Он переложил гребень в левую руку, а правую погрузил в карман панталон. Послышалось приглушённое звяканье монет. — Мы в отчаянии, что из-за нас вы отклонились от своего пути, и хотели бы хоть немного загладить причинённое беспокойство. Может быть, ваши люди окажут нам честь, выпив в ближайшей гостинице за здоровье господина де Латур д'Азира или кого угодно на своё усмотрение.
