Джон Бакен - Запретный лес
Фея, сидевшая рядом, опустила цветы и посмотрела на Дэвида, встретившись с его мечтательным взором. Он как раз пытался понять, как это невероятное создание вписывается в его привычный мир. Неужели их жизням дано соприкоснуться только здесь, в этом Лесу?
— Ваш дядя самый крупный землевладелец прихода Вудили, — сказал он, — но вы ни разу не были в кирке.
— Я была там в прошлое воскресенье, — сказала она.
— Воскресение, — поправил священник.
— Воскресение, если вам так угодно. Калидон находится в приходе Колдшо, и мы посещаем именно ту кирку. Четыре мили тащимся на ломовой лошади, тетя Гризельда впереди, я сзади. А до этого пути заметало… Я уже слышала много проповедей мистера Фордайса.
— Он хороший человек.
— Он скучный. И проповеди его унылы. «В-седьмых, братья мои, надлежит истолковать…» — передразнила она. — Но он, конечно, добрый, и тетя Гризельда говорит, что слова его душеспасительны, и даже готова отплатить ему лечением. Он очень болен, бедняга. Тетя Гризельда любит проповеди, но еще больше любит свои травки.
— А вы не любите проповеди?
Катрин скривилась:
— Вряд ли я их понимаю. Вы, шотландцы, ученые богословы, а я все сижу за букварем. Как-нибудь я приду к вам на службу, по-моему, ваши проповеди будут мне яснее.
— Я не смогу поучать вас, — сказал он.
— С чего бы это, сэр? Неужели ваши слова годятся только для сморщенных дедов и деревенских кумушек? Разве в вашей кирке нет места для девушек?
— Вы не отсюда. Зерно может взойти лишь на вспаханном поле.
— Но это ересь. Не все ли души одинаковы?
— Одинаковы. Но глас пасторский слышен лишь тем, кто готов услышать его. Мне кажется, вы слишком упиваетесь своей юностью и вам не до ритуалов.
— Вы несправедливы ко мне, — сказала она, и ее лицо сделалось серьезнее. — Я молода. Наверное, я слишком много веселюсь, но утро такое прекрасное, что долго грустить невозможно. Но я тоже видела горе: отец погиб на войне, мать умерла от тоски по нему, я всю жизнь скитаюсь по чужим домам, и не все родственники благожелательны. Моя душа часто жаждала утешения, сэр.
— Вижу, вы нашли его. В чем же?
— В решимости не сдаваться. Это мой жизненный девиз, но не всегда получается следовать ему.
Для уха, привыкшего к показному благочестию, подобное признание прозвучало почти как богохульство. Дэвид неодобрительно покачал головой.
— Это расчетливая языческая философия, — сказал он.
— Но почерпнула я ее из проповеди чуть больше года назад.
— Где вы такое услышали?
— В Англии, но не в церкви, а при королевском дворе.
— От мистера Хендерсона[64]?
— От одного пресвитерианца, но он не был священнослужителем. Послушайте, я расскажу вам об этом. В марте прошлого года миледи Гревел взяла меня с собой в Оксфорд и представила Королеве. Ее Величество была благосклонна ко мне, я стала фрейлиной и поселилась рядом с ней в Мёртон-колледж. Во дворец весь день приходили великие люди. Я видела, — и она принялась загибать пальцы: — его светлость герцога Гамильтона[65] — он мне не понравился; милорда Нитсдейла, и милорда Эбойна, и милорда Огилви, и весьма серьезного господина Эдварда Хайда[66], и милорда Дигби, и мудрого мистера Эндимиона Портера[67]. Каждую минуту кто-то с кем-то совещался, королевские слуги интриговали, ходили слухи об измене, и вокруг не было ни одного светлого взгляда или отважного сердца. И тут появился молодой человек, говоривший просто и ясно. «Если в дело Короля не верят в Англии, — сказал он, — его спасение в Шотландии». Когда его спросили, что именно он предлагает, он ответил, что желает «поднять Север ради Его Величества». Его спросили, как он собирается действовать, и он сказал: «Своей собственной решимостью». Все покачали головами, а некоторые засмеялись, но они не охладили его жара. «Рука Господа не сократилась на то, чтобы спасать[68], — сказал он, — и верующий в Него не будет повержен». Вот такая у него была проповедь, и все сомневающиеся умолкли. Затем мистер Портер сказал: «Вера некоторых способна сдвинуть горы, а дух преодолеет любую преграду. Я за попытку!» Королева, моя госпожа, поцеловала молодого человека, Король сделал его своим генерал-лейтенантом… Два дня спустя он покинул город с одним-единственным слугой, отправившись завоевывать Шотландию, а я бросила ему букетик первоцветов. Он поймал его, прикрепил на грудь, помахал мне рукой и уехал сквозь северные ворота.
— Кто был тот герой? — быстро спросил Дэвид, потому что рассказ зажег его сердце.
Девушка вспыхнула, ее глаза заблестели.
— Все случилось год назад, — продолжила она. — Сегодня он достиг своей цели. Он завоевал Шотландию для Короля.
Дэвид ахнул.
— Монтроз-отступник! — воскликнул он.
— Он такой же хороший пресвитерианец, как и вы, сэр, — тихо произнесла Катрин. — Не называйте его отступником. Он проложил себе дорогу на север, разметав врагов, словно сам Ангел Божий хранил его. Он рожден вести людей к победе. Неужели вы не почувствовали, насколько он велик?
— Я? — удивился Дэвид.
— Мне сказали, что вы разговаривали с ним и очень ему понравились. Тот стремянный в Калидоне был лордом маркизом.
Глава 6. ЧЕРНЫЙ ЛЕС НОЧЬЮ
Из Боулдского прихода пришла весть о великом возрождении. Поселяне называли происходящее «Совершениями» и перешептывались о тщании и талантах мистера Эбенезера Праудфута, священника, ибо после многочисленных разъездных проповедей по постным дням мистер Эбенезер впал в экстаз, его посетили видения и он говорил с потусторонними голосами. Страх неизведанного пал на прихожан, и они всецело посвятили себя воздержанию и молитве, и даже самые бесшабашные искренне каялись в своих грехах. Всю весну Боулд оставался безупречен: шумных свадеб на всю деревню не правили, в кабаках не играли на скрипках и не предавались веселью; никто не сквернословил и не бражничал; день воскресный чтился не меньше, чем день субботний при Моисее. Венцом «Совершений» стало великое богослужение, проведенное на открытом воздухе в Боулдской пустоши, когда тысячи преисполненных воодушевлением паломников приняли святое причастие. В том же Боулде на отшибе имелось поросшее чертополохом поле, известное как Мужнина пажить и отданное на откуп Нечистому. После службы селяне запрягли волов, и через час или два поле было вспахано и засеяно ячменем во славу Божию и во избавление от грехов. Урожай с него предназначался беднякам.
В Вудили много говорили о «Совершениях», и Совет вздыхал о том, что и здесь необходимо нечто подобное. «Неужто нашу обмерзшую землю не посетят благодатные ветры?» — разглагольствовал Питер Пеннекук. Но Дэвида настолько поглотила борьба с самим собой, что он пропускал все мимо ушей.
