Мишель Зевако - Коррида
Когда друзья оказались одни и уселись за стол, уставленный несколькими запыленными бутылками, Тореро сказал:
– Вы слышали, дорогой господин де Пардальян, что дом, куда мы проникли сегодня ночью и где я нашел свою невесту, принадлежит некой чужеземной принцессе?
Пардальян прекрасно знал, в чем дело, тем не менее он принял изумленно-простодушный вид и ответил:
– Клянусь честью, нет! Я ни о чем подобном и не подозревал!
– Эта принцесса уверяет, будто знает тайну моего рождения. Я решил убедиться в этом. Я только что от нее.
Пардальян внезапно поставил на краешек стола стакан, который он совсем уже было поднес к губам, и невольно воскликнул, пораженный:
– Вы встречались с Фаустой?
– Да.
– Черт, – пробурчал Пардальян, – это как раз то, чего я опасался.
– Так все-таки вы ее знаете? – с любопытством спросил Тореро.
Не пускаясь в дальнейшие разъяснения, Пардальян сказал лишь:
– Да, немного.
– Что это за женщина?
– Это молодая женщина… А в сущности, сколько ей лет? Может быть, двадцать, а может быть, тридцать. Неизвестно. Она молода, она необыкновенно красива… Да вы, наверное, и сами это заметили, как я предполагаю, – проговорил Пардальян беззаботным тоном, устремив на молодого человека проницательный взор.
Тореро покачал головой.
– Она молода, она очень красива, и я действительно это заметил, – ответил он. – Но я желаю знать, что это за женщина.
– Ну… Я слыхал, что она невероятно богата, и щедрость ее соответствует ее состоянию. Например, один из моих друзей уверял меня, что видел, как она подарила чете бедняков в благодарность за то, что они дали ей на час пристанище в своей убогой хижине, бриллиантовую пряжку для пояса. Пряжка стоила никак не менее ста тысяч ливров.
– Сто тысяч ливров! – воскликнул потрясенный Тореро.
– Да, ей случается делать такие широкие жесты. Говорят также, что она очень могущественна. Тот же самый мой друг, хорошо ее знающий, уверял меня, что она отдавала приказы этому бедняге – герцогу де Гизу, который так жалко погиб, не сумев занять престол французских королей, прекраснейший на всем свете, хотя был от своей цели всего в двух шагах. Именно она низвергла последнего Валуа – он погиб так же жалко. Ее властью шатается трон папы Сикста V, самого грозного борца наших дней. Я не буду удивлен, если и здесь ей удастся одержать верх над вашим королем Филиппом, весьма неприятной личностью, не в обиду вам будь сказано, и даже над самим господином Эспинозой, а он кажется мне гораздо более грозным, чем его хозяин.
Тореро слушал шевалье с неослабным вниманием. Интуитивно он чувствовал, что его друг знает о принцессе значительно больше, нежели хочет показать. Он серьезно подозревал, что этот хорошо осведомленный человек, который якобы снабжал Пардальяна обрывками сведений о принцессе, есть не кто иной, как сам шевалье. От слов Пардальяна, от его серьезного тона по спине Тореро пробежала дрожь ужаса. Дону Сезару хотелось узнать о Фаусте побольше, но он был весьма и весьма неглуп, и, хотя он и знал шевалье совсем недавно, он довольно быстро заметил, что тот говорит только то, что хочет сказать. Стало быть, расспрашивать его бесполезно, ибо все равно он скажет только то, что сочтет нужным.
– Вы, кажется, не совсем поняли меня, шевалье, – уточнил Тореро. – Спрашиваю вас, можно ли ей доверять?
– А, вот вы о чем? Что же вы сразу не сказали?.. Можно ли доверять Фаусте? Это зависит от огромного множества обстоятельств, известных, естественно, ей одной. Если, к примеру, она обещает вам, что по ее приказу вы будете аккуратно заколоты в какой-нибудь хорошо подготовленной западне – а ей подчас хватает откровенности предупредить о своем злодеянии, – то тут вы можете всецело положиться на нее. Если же она вдруг пообещает вам помощь и содействие, то вы, наверное, поступите разумно, если предварительно разузнаете, до какой степени оные помощь и содействие будут выгодны ей самой. Было бы по меньшей мере неосторожно рассчитывать на нее после того, как вы перестанете быть ей полезны. Если она полюбит вас, будьте начеку: ваш последний час близок как никогда. Если она возненавидит вас – бегите, или вам конец. Если вы оказываете ей услугу, не надейтесь на ее признательность. Вот, например, тот же самый друг рассказывал мне: как-то он спас Фаусте жизнь и постарался побыстрее доставить ее в безопасное место; он думал о том, как бы помочь ей, а она тем временем подстроила ему очередную ловушку, и мой приятель едва не погиб. Нет, я бы не советовал доверять Фаусте!
– Дело в том, что она рассказала мне много необычного. И я был бы не против узнать, до какой степени я могу верить ее словам.
– Фауста никогда не говорит и не делает ничего необычного. Точно так же она никогда не лжет. Она всегда говорит то, что видит – со своей точки зрения… И не ее вина, если эта точка зрения не всегда в точности соответствует истине.
Тореро понял, что ему будет нелегко составить себе полное представление о Фаусте, задавая прямые вопросы. Он рассудил, что самое лучшее – изложить пункт за пунктом различные моменты своей беседы с принцессой.
– Госпожа Фауста, – начал он, – сообщила мне нечто непостижимое, невероятное. Держитесь, шевалье, сейчас я вас удивлю. Она уверяет, будто я… – сын короля!
Пардальян, казалось, нимало не поразился, напротив, это Тореро был ошеломлен спокойствием, с каким шевалье воспринял сообщение, которое сам он считал потрясающим.
– Почему бы и нет, дон Сезар? Я всегда думал, что вы, должно быть, из очень знатной семьи. В вас видна порода, и, несмотря на скромность вашего положения, в вас за доброе лье чувствуется вельможа.
– Вельможа – так уж и быть, шевалье, но, признайтесь, что от вельможи до особы королевской крови, да к тому же еще престолонаследника, наследника испанского трона, – дистанция огромного размера.
– Не буду отрицать. И все-таки мне это не кажется невероятным. Мало того, на мой взгляд, из вас получился бы гораздо более благородный и величественный король, нежели тот подагрический старик, что правит сейчас Испанией.
– И вы можете верить в подобный вздор? – спросил Тореро, пристально вглядываясь в лицо Пардальяна.
Однако лицо шевалье обычно выражало лишь то, что хотелось Пардальяну. В данный момент он считал нужным изображать хладнокровную уверенность, и его взгляд, как никогда проницательный, устремился на озадаченного дона Сезара.
– Почему бы нет? – вновь спросил шевалье. И добавил со странной интонацией:
– Да разве вы сами не поверили в весь этот вздор?
– Да, – откровенно признался Тореро. – Честно говоря, на какой-то момент, в приливе глупого тщеславия, я поверил, будто я – сын короля. Но с тех пор я хорошенько все обдумал, и теперь…
