Георг Борн - Невеста каторжника, или Тайны Бастилии
Маркиза пристально посмотрела на него и твердо проговорила:
– А сейчас я прошу вас, ваше величество, последовать за мной в портретный зал.
Удивление короля возросло, и он довольно мрачно заметил:
– Позвольте мне сказать, мадам, что я предпочитаю один смотреть на этот портрет.
Но маркиза настойчиво повторила:
– И тем не менее я очень прошу вас пройти со мной туда.
Король, мгновение подумав, решил, что спорить незачем, и даже если это просто каприз маркизы, то лучше исполнить его.
– Хорошо, пойдемте.
Когда они приблизились к полуоткрытой двери в конце коридора, король увидел, что в комнате горит свет, и в некотором недоумении тихо спросил маркизу:
– Там кто‑то есть?.. Кто?
– Взгляните, ваше величество, кто стоит на коленях перед портретом Серафи, – шепнула маркиза.
Король всмотрелся и замер… Переведя дыхание, он спросил свистящим шепотом:
– Что это значит, мадам?
Марсель услышал легкий шум у себя за спиной и обернулся – в дверях стояли король и маркиза. Марсель вскочил с колен.
Немая сцена, казалось, длилась целую вечность.
Но король довольно быстро пришел в себя и в некотором ошеломлении воскликнул:
– Маркиз? Вы здесь? Так значит… О, Боже!.. Этот таинственный маркиз и есть на самом деле Марсель Сорбон, которого все считали умершим?
– Да, это он, ваше величество, – тихо подтвердила маркиза. – Это он.
Король в глубоком волнении протянул руки Марселю.
Марсель же, казалось, до сих пор не мог найти объяснения неожиданному появлению короля и маркизы, и всему тому, что последовало за этим. Он стоял, словно окаменев.
– Марсель! – взволнованно воскликнул король. – Неужели ты действительно Марсель Сорбон, сын Серафи?
Марсель встрепенулся и, помедлив мгновение, твердо ответил:
– Да, ваше величество!
– Наконец‑то я нашел тебя, мой сын! – вскричал король, заключая в объятия онемевшего от изумления Марселя. Затем король, немного отстранившись, мягко проговорил: – Я вижу, что ты не знаешь, кто твой отец. Так знай же! Это я! Я – твой отец! О, какой счастливый час!..
– Боже мой… – ошеломленно проговорил Марсель. – Вы, ваше величество?..
Король снисходительно и ласково посмотрел на сына, который от потрясения как будто потерял дар речи. Потом, протянув руку к портрету, проговорил:
– Я встретил тебя у портрета твоей матери. Посмотри, ее взгляд устремлен на нас, и небесное спокойствие светится в чертах ее лица.
Не отпуская руки Марселя, король обернулся к маркизе, тихо стоявшей в стороне:
– Благодарю вас, благодарю вас, мой дорогой друг, за эти незабвенные минуты!
Потом, снова повернувшись к Марселю, пояснил:
– Госпожа маркиза сделала все возможное и невозможное, чтобы устроить эту встречу отца с сыном. Я не чаял увидеть тебя в живых… Она знала соединяющую нас тайну и разгадала Марселя Сорбона в маркизе Спартиненто. О, я никогда не забуду этой вашей услуги, мадам!
Маркиза, не вмешиваясь, вслушивалась в довольно несвязный разговор отца с сыном – их волнение было ей понятно.
Наконец король, словно что‑то вспомнив, подвел сына к портрету матери и возложил руки ему на голову. Потрясенный Марсель опустился на колени, принимая родительское благословение под ласковым взглядом матери.
Глубоко потрясенный всем происшедшим, Марсель проводил короля и маркизу до их покоев. Прощаясь и пожелав доброй ночи, он попытался поцеловать королю руку, но тот не позволил и порывисто прижал сына к груди.
Вернувшись к себе, Марсель прямо в одежде бросился на кровать. Буря чувств бушевала у него в груди, и временами ему казалось, что все это ему померещилось. Ворочаясь без сна почти до утра, он перед рассветом наконец уснул в твердой и радостной уверенности, что наконец‑то нашел своего отца, который тоже столько лет искал его…
XXI. ТАЙНА ДВОРЦА
Страх и настороженность старушки–кастелянши свидетельствовали, что она ни за что на свете не согласилась бы выдать свою тайну. И оберегая не только тайну, но и покой несчастной подопечной, она с трогательной заботой пеклась о больной.
В тот вечер, когда случилась описанная нами встреча герцога Бофора с призраком умершей сестры, старушка, окончив дневные дела по дому, с облегчением возвратилась в свою комнатенку.
– Слава Святой Деве! Никто не знает, кто эта больная, – бормотала она, наводя в комнате порядок. – Я сдержу свое слово, я не выдам тайны ни за что!.. Бедная госпожа Каванак! Как она сумела доплестись сюда… Едва ноги переставляла… Все думают, что она давно умерла. Никому и в голову не приходит, что она жива, слава Богу! А она, бедняжка, только тем и дышит, только тем и живет, что надеется спасти сына да снова повидаться с ним… Какие испытания ниспосланы ей, родной дочери покойной герцогини, наследнице знатнейшего рода! Она и не подозревает, что сейчас совсем рядом с ней сам король. И слава Богу, пусть остается в неведении, не то не будет ей никакого покоя… Уж я‑то знаю эту давнюю историю…
Продолжая еще что‑то бормотать себе под нос, старушка подошла к двери в соседнюю комнатку и тихо ее приоткрыла.
Больная лежала на измятой постели. Ее смертельно бледное лицо было искажено давним непроходящим горем и болью, сжигавшими ее изнутри. И все‑таки оно не утратило следов былой красоты – в тонких чертах угадывалась возвышенность чувств и утонченность характера.
Когда кастелянша, осторожно ступая, вошла в комнату, больная с трудом повернула голову на подушке и спросила слабым голосом, в котором звучал страх:
– Где он, Манон? Ты видела его? Он все еще бродит в парке?
Бедная больная потеряла счет времени, и каждый раз, хотя миновало уже несколько дней, задавала один и тот же вопрос, со страхом ожидая ответа.
Старушка, ласково улыбаясь, проговорила в который уже раз, словно маленькому перепуганному ребенку:
– Нет, госпожа Каванак, герцога там нет. Поверьте мне и положитесь на меня. Будьте спокойны, я ведь и прежде служила вам, еще когда была жива покойная герцогиня–мать.
– Я помню, Манон, и верю тебе, – слабым голосом ответила больная. – Но только мне никак нельзя дольше оставаться здесь.
Но старушка, не соглашаясь, ласково уговаривала:
– Ах, госпожа Каванак! Вам нечего и думать о том, чтобы сейчас оставить дворец. Вам сначала надо выздороветь и хоть немного окрепнуть.
– Ты так добра, Манон, – ответила больная. – Но право же, я уже совершенно здорова. И мне пора уходить…
Старушка в отчаянии всплеснула руками:
– Ради всех святых, откажитесь от этой мысли, госпожа! А вдруг герцог узнает, что вы живы? Беда!
