Поль Феваль - Горбун
– Скорее к алтарю! – воскликнул шевалье. – Зажгите все свечи. Двадцать лет я ждал этого часа!
– В таком случае, может быть, подождем еще несколько минут, пока возвратиться мать невесты, – учтиво и вместе с тем вразумительно возразил священник. – Она должна придти с минуты на минуту. Едва начался штурм церкви, донья Круц через потайной выход побежала во дворец просить о помощи. К тому же насколько я понял, теперь нет нужды чересчур спешить, ведь отныне вам никто и ничто не угрожает, сын мой. Приговор отменен, не так ли? Зачем же второпях свершать столь счастливое таинство, как венчание?
– В этом вы, пожалуй правы, святой отец. А вот насчет того, что никто не угрожает, – нет. Главный злодей еще на свободе. Оставайтесь пока здесь, мой ангел, – поцеловав Аврору, произнес шевалье; – а вы не спускайте с нее глаз, – сказал он Кокардасу и Паспуалю. – Я найду его, найду, во что бы то ни стало, – и, перекрестившись, возвел взгляд к небесам. – Ты слышишь, Невер, брат мой, пробил час! Клянусь, что сегодня ты будешь отомщен!
Произнеся эти слова, Лагардер выбежал из церкви.
Едва Гонзаго скрылся из дворца через потайную дверь, перед ним возникло неожиданное препятствие – толпа. Лагардер протаранил толпу, словно пушечное ядро, а Гонзаго этого сделать не удалось, он повернул обратно и побежал окольными путями через Кенкампуа, и потому шевалье, покинувший залу заседаний позднее принца, к церкви добрался первым. Гонзаго же, сделав изрядный крюк, появился на кладбище через малую калитку.
Стояла такая темнота, что он с трудом находил дорогу к склепу, двигаясь едва не на ощупь. Оказавшись на месте, где его должны были в засаде дожидаться соратники, он нечаянно бросил взгляд на освещенные окна большой залы, которую недавно покинул. Сейчас в ней не было видно ни души, лишь отливающие позолотой пустые кресла.
– Пусто, – подумал Гонзаго. – Бросились за мной. Надеются поймать… Не выйдет. Не успеют. Лошади должны быть где-то здесь наготове.
Переведя взгляд с ярких окон на темные кусты, он из-за резкого ухудшения освещенности почти потерял способность, что-либо различить. Ему казалось, что он видит фигуры своих людей, тогда, как на самом деле перед ним были стволы деревьев и ветви кустарников.
– Эй, Пейроль! – слегка повысив голос, окликнул он. – Ну что, все в порядке? Взяли барышню?
Никто не ответил. Рукоятью шпаги Гонзаго потыкал в то, что он принял за фактотума. Ручка тупо уткнулась в подгнивший ствол мертвого кипариса.
– Никого? – с изумлением произнес он. – Неужели сбежали без меня?
Ему вдруг показалось, что он услышал, чей-то глухой голос, повторивший: «Никого», но он в том не был уверен. Под его ногами беспрестанно шуршали сухие листья.
Где-то вдалеке со стороны большого особняка, а затем уже ближе послышался шум приближающихся шагов и оживленные восклицания. С языка Гонзаго сорвалось ругательство.
– Карамба вам в корму! Ладно, еще посмотрим, чья возьмет!
Он бросился к церкви. Но на его дороге выросла высокая человеческая фигура. На сей раз это был не обман зрения, – не мертвый кипарис. В руке у стоявшего в темноте человека была шпага.
– Где они? Где все остальные, черт побери? Где Пейроль? – с раздражением спросил принц, полагая, что перед ним кто-то из соратников. Шпага неизвестного указала на подножье церковной стены, и тихий голос ответил:
– Пейроль здесь.
Гонзаго наклонился и, нащупав мокрое от крови тело, издал испуганный крик.
– Монтобер там, – продолжал неизвестный, указав на заросли кипариса.
– Тоже мертв? – срывающимся голосом, будто его душил кашель, произнес Гонзаго.
– Тоже! – кивнул собеседник и, ткнув носком еще какой-то труп, лежавший на лестнице между ним и Гонзаго, заключил:
– А это Таранн. Он тоже убит.
Шум приближающейся толпы возрастал, надвигаясь со всех сторон. Вскоре между стволами деревьев засверкали горящие факелы.
– Неужели Лагардер меня опередил? – процедил Гонзаго, скрежеща зубами. Внезапно приняв решение пуститься наутек, он стремительно отступил на два шага, но тут за его спиной появились два горящих факела, и их лучи осветили лицо стоявшего перед ним Лагардера. Он обернулся и увидел Кокардаса и Паспуаля. Появившись из бокового притвора и бесшумно зайдя принцу за спину, каждый из них держал по пылавшему открытым огнем светильнику. Из-за церкви появилось еще множество огней. Через несколько секунд на площадке перед папертью стало светло как днем. Гонзаго увидел регента, спешившего в окружении высших государственных чиновников, недавно занимавших главные места на фамильном совете.
– Выставить караул вдоль ограды кладбища, чтобы мышь не проскользнула! – издали послышался его приказ.
– Провалиться мне на месте! – криво усмехнулся Гонзаго. – Похоже, нам собираются организовать круг для поединка, как во времена рыцарских турниров. Впервые в жизни Филипп Орлеанский вспомнил, что он сын воина. Что ж, подождем пока подойдут судьи.
– Подождем, – согласился Лагардер.
Улучив момент, когда шевалье слегка отвлекся на прибывавшую публику, Гонзаго неожиданно сделал резкий выпад, устремив шпагу Лагардеру в грудь. Но уловка принца не удалась. Шпага в руках искусного мастера, – словно живое существо. Без видимого усилия клинок Лагардера легко парировал удар врага и сразу же нанес ответный. Острие шпаги шевалье, попав Гонзаго чуть выше живота, издало металлический звон и со скрежетом отломилось. Не зря сегодня принц потел, пристегивая кольчугу.
Не отступив ни на шаг, Лагардер в последний миг ловко увернулся от следующего удара Гонзаго, и тот, не сдержав инерции, пролетел мимо, – таким образом, противники поменялись местами. Во время перемены положений Лагардер успел схватить шпагу Кокардаса, которую тот ему протянул эфесом вперед.
Лагардер стоял теперь спиной к своим учителям фехтования. Гонзаго, оказавшийся чуть ли не у входа в склеп, повернулся затылком к подбегавшему в окружении свиты герцогу Орлеанскому. Гонзаго отлично владел клинком, к тому же защищать ему приходилось только лицо. Но Лагардер вел с ним бой, словно играя. Шевалье понадобилось сделать лишь два выпада, и шпага Гонзаго, выбитая у того из рук, упала на землю и, недолго пружинисто потанцевав, замерла. Принц нагнулся, чтобы ее поднять, но шевалье на нее наступил.
– О, шевалье! – отдуваясь, произнес подошедший, наконец, регент.
– Ваше высочество, – ответил Лагардер. – Наши предки называли это судом Божьим. Сегодня мы утратили веру. Но атеизм не может убить Бога, равно, как человеческая слепота не способна погасить солнце.
Регент о чем-то вполголоса совещался со своими приближенными.
