Александр Золотько - 1941: Время кровавых псов
– Давай-давай, – подбодрил его Орлов. – Желудок не казенный, кушать просит.
Севка несколько раз вогнал клинок в землю, потом вытер его о подол гимнастерки. Раз, другой.
– Ты там не особо старайся, – посоветовал Орлов. – Глаза не видят, сердце не болит. На «сидоре» режь. И достань из него флягу с водой – в горле пересохло.
Севка отдал флягу, осторожно, чтобы не выронить буханку, отрезал два куска. Развернул газетный пакет, отрезал по ломтику сала, положил на хлеб. Покрутил луковицу в руках.
– А лук?
– Что лук? Разрежь пополам. – Орлов отхлебнул из фляги, завинтил крышку. – Жаль, что не водка. Сейчас бы нервы поддержать было бы неплохо…
– Тебе горбушку?
– Мне, как старшему по званию и добытчику, горбушку. Лук разрежь.
Резкий запах лука заполнил пещерку, впился в глаза Севке.
– Хорошая штука, сало, да с лучком… – Орлов с хрустом откусил от своей половинки луковицы. – Хорошо. Ты ешь быстрее, нам еще одно дело решить нужно…
Расправившись с бутербродом, Севка сложил оставшиеся продукты в вещмешок. Запил еду водой из фляги и почувствовал себя почти сытым. И спокойным.
Это здорово, что судьба свела его с Орловым. Без него все могло уже закончиться. Лежал бы Севка Залесский где-нибудь в поле…
«А эта жизнерадостная мысль приходит в голову все чаще и чаще, как к себе домой, – подумал Севка. – Нужно с этим что-то делать. Думать нужно позитивно. Не мог погибнуть, а выжил. Выжил. И спасибо Даниле Орлову».
– Сева, а ну послушай, – тихо позвал Орлов.
– Что? – обмер Севка. – Немцы?
– Не пойму… – прошептал Орлов. – Ты послушай…
– Ничего… – сказал Севка после минуты молчания. – Тихо.
– Ты ближе сюда наклонись… Вроде как говорят… Не пойму – наши или немцы.
Севка повернулся головой к выходу, отодвинул в сторону вещмешок и на четвереньках подполз почти к самому выходу. Прислушался.
– Тихо все… – Севка хотел повернуться к Орлову, но не успел – что-то захлестнуло ему горло.
Севка захрипел, рванулся в сторону, но петля не ослабла. Махнув рукой наугад, Севка, кажется, попал Орлову по лицу.
Упав на бок, Севка попытался оттянуть кожаный ремешок, но пальцы не смогли залезть под него, ремешок врезался в кожу.
Севка пытался вырваться, пытался ударить Орлова, ему казалось, что борьба длится бесконечно долго, но на самом деле все закончилось через полминуты.
Темнота отделилась от стен пещеры, закружилась стремительным водоворотом перед глазами, затопила пещерку и, словно вода, хлынула Севке в мозг.
Еще через секунду, как показалось Севке, он открыл глаза.
Живой. И даже может дышать. Горло горит, легкие горят, перед глазами танцуют ярко-белые точки.
– Попытаешься кричать, – прозвучало над головой, – зарежу.
Севка хотел что-то ответить, но не смог – горло отказалось ему служить. Получился только хрип.
– Попей водички, – сказал Орлов, и горлышко фляги оказалось возле Севкиных губ.
Вода тонкой струйкой потекла в рот, несколько капель попали на подбородок и медленно стекли вниз, к горлу.
– Ты что… – выдавил из себя Севка, – с ума… с ума сошел?..
– Думаю, что нет. – Орлов завинтил флягу и положил ее на землю. – Думаю, что я нормальный. А ты, как я полагаю, рассчитывал нарваться на идиотов? На восточных варваров? На диких скифов?
– Ты о чем?
– О тебе, Сева, о тебе… Я давно хотел у тебя спросить: ты на самом деле младший политрук Красной армии?
– Да, – быстро ответил Севка.
Он даже подумать толком не успел, ответ вырвался сразу, без подготовки.
– Ага… – удовлетворенно протянул Орлов. – То есть я ошибся?
Севка попытался пошевелить руками или ногами, но и ноги, и руки были связаны.
– Ты ошибся, – сказал Севка.
– И ты можешь поклясться, что ты – офицер Красной армии? – Орлов подвинулся в глубь пещеры, чтобы видеть лицо Севки. – Скажи – да, я офицер Красной армии.
– Я офицер Красной армии, – как можно тверже выговорил Севка. – Я – офицер!
– Даже и не смешно, – с некоторым разочарованием проговорил Орлов. – Вот я тебя слушаю и все равно ничего не могу понять… Вот хоть убей – не понимаю. С одной стороны, вроде все нормально. И в бою ты не обгадился, и реагировал на пленных, скажем, поначалу правильно, по-комиссарски… Чуть в атаку не бросился, меня на глупость подбил… И жизнь мне спас. Мог просто сбежать, а нет – стрельбу открыл, троих убил. Вроде свой.
– Я свой, – как можно проникновеннее произнес Севка. – Свой.
– Ну да, офицер Красной армии, – кивнул Орлов. – Младший политрук. В газете работаешь дивизионной. Газета, кстати, как называлась?
Севка набрал воздух в легкие… Закрыл глаза. В кузове лежали газеты… Вверху листа была надпись.
– «За Родину!» – сказал Севка.
– «За Родину!» – повторил эхом Орлов. – Предположим. А дивизия какая?
– Я… Это… – Воздух комком застрял в горле у Севки. – Номер…
– Не помнишь… – протянул Орлов. – Странно выходит… Очень странно. Надо было мне у тебя все сразу выяснить, только как-то неловко допрашивать парня, которого только что спас. Некрасиво. А потом, когда сообразил, сразу и не поверил. Не складывается все до купы. Я ж при тебе вел разговоры, за которые любой, самый неопытный политработник на меня уже бы «наган» навел. Анекдот про троцкистов…
– Какие троцкисты… ты же мне жизнь спас. – Севка лихорадочно пытался сообразить, что придумать, как объяснить Орлову свое поведение. – Ну, мало ли, что ты мог говорить. Свои ведь.
– Офицеры, – подсказал Орлов.
За последние десять минут это, похоже, стало его самым любимым словом. Офицеры. Ну да, офицеры…
– То есть ты даже сейчас не понял, что несешь. – Голос Орлова стал грустным. – Какие, к хренам собачьим, в Рабоче-Крестьянской Красной армии могут быть офицеры? Командиры, твою мать! Красные командиры! Офицеры у немцев и у белых были. Понял? У немцев и у белых.
Теперь Орлов кричал, не боясь, что кто-то услышит его голос.
– Ты из немцев? Тогда получается, что тебя забросили к нам в тыл без подготовки. Язык, значит, выучили почти чисто…
– Почти? – удивился Севка.
– Акцентик у тебя легкий, Сева. Ты уж извини, но с буквой «ща» у тебя проблемы.
– А я с Украины. Из Харькова я…
– Может быть… Может быть… Значит, для немецкого диверсанта ты, во-первых, ведешь себя странно, а во-вторых, не знаешь элементарных вещей. Я был о немцах куда лучшего мнения. Значит, можем предположить, что ты не немец.
– Ну не немец я! – выкрикнул Севка. – Всеволод Александрович Залесский!
– Офицер Красной армии…
– Офицер… – Севка задохнулся и замолчал.
– Ты не немец, понятно. Может, белый? Для того чтобы помнить время до революции, ты слишком молодой. Агент из эмигрантов – там наверняка тебя подготовили бы получше. И офицеров поминать запретили бы строго-настрого. Но и нашим, советским человеком ты тоже быть не можешь. Каждый октябренок и пионер знает, что у нас в армии бойцы и командиры… И все разбираются в званиях. А ты… Быстро сообщи мне, какие знаки различия у майора Красной армии? Быстро, не задумываясь!
