Последняя из древних - Кэмерон Клэр
На сей раз Большая Мать отбросила свою любовь и привязанность к Дочери. Только накопленные знания помогали ей преодолевать свои инстинкты. Дочь была копией ее самой в молодости. Старуха знала, что семья слаба и что другие семьи тоже будут бороться за выживание. У Дочери были прекрасные задатки: умная, добрая, быстрая. Она может родить много детей. Другие могли терпеть неудачи, но эта девушка удержит семью на земле. От одной только мысли о том, на что способна ее дочь, у нее захватывало дыхание и учащалось сердцебиение.
После этого Большая Мать поступила жестоко, но поступить иначе она не могла. Все ее существо и весь ее опыт говорили ей: если брат и сестра почувствовали тягу друг к другу, как это порой случалось, когда девушка созревала в неподходящее время, был только один способ сохранить тело семьи в безопасности.
Большая Мать указала пальцем на Дочь. Она зашипела и плюнула с такой силой, что пучок волос на ее затылке затрясся. Струк подскочил от удивления. Он в страхе уцепился за Дочь, но Большая Мать протянула руку и притянула его к себе. Она посмотрела на Сына, который тоже проснулся и сидел с растерянным видом, и снова коротко зашипела. Он быстро опустил голову в знак покорности. И это убедило Большую Мать, что она сделала правильный выбор. С ним будет проще, чем с Дочерью. После успешной охоты его силы может хватить, чтобы сохранить семью, пока они не перейдут на рыбные угодья.
– Лети прочь, – зарычала Большая Мать на Дочь таким грозным голосом, что эхо отдалось в сосновых ветвях под гнездом. Она хотела, чтобы Дочь ушла. Это был бесповоротный приказ. Если бы кто-то из членов семьи не подчинился, это поставило бы под вопрос власть Большой Матери как главы семьи и пришлось бы применить силу. Большая Мать подняла свою длинную руку и вытянула корявый палец. Искривленная конечность указывала в переднюю часть хижины, на закрывающую вход шкуру, трясущуюся на ветру.
– Лети прочь. – Большая Мать изгоняла Дочь. – Придешь на рыбу, – сказала она чуть погодя, чтобы та знала, когда они снова смогут встретиться.
Раз уж старухе не удалось доходчиво разъяснить последствия запретных отношений, она могла, по крайней мере, показать, что значит не слушать ее предупреждений. Еще одна трудность для старого тела, окруженного молодыми, мускулистыми, еще не понявшими обычаев земли. У Большой Матери оставалось одно – действовать так, чтобы все поняли ее намерения. Да, Дочь растет и тянется к новому, но ее добрый и любящий характер не изменится. Ее мать понимала, что из-за своего независимого нрава Дочь не склонна подчиняться, это также означало, что твердость и находчивость помогут ей выжить.
Девушка метнулась к стене хижины, сжавшись, чтобы казаться меньше. Может быть, если она в последний раз попробует выказать покорность, мать не прогонит ее. Но старуха была неумолима. Сила притяжения слишком велика. Эти двое не смогут устоять друг перед другом, поэтому один из них должен уйти немедленно. Отступать некуда.
Большая Мать сорвала с крючка рога, подняла вверх и, чтобы подтвердить свою власть, взвизгнула во всю силу своих легких: «Большой рог!» Она отодвинула шкуру, заслоняющую вход, и выползла из хижины. Дочь всхлипнула, встала, надела накидку и схватила свое копье. Ей казалось, будто ей снится сон, которого больше никто из семьи не чувствует. Она провела пальцем по раковине, которую носила на шее, чтобы убедиться, что она на месте. Сын и Струк молчали, и она выползла из хижины на утренний свет. Вероятно, звери снаружи почувствовали изменения: не было слышно ни визга, ни щебета, ни шипения. Большая Мать прошаркала по узкой тропинке и теперь стояла у очага. Ногой она подбросила полено в костер и помешала огонь, тлевший с вечера. Это была единственная дорога из хижины, и Дочь следом за Большой Матерью пошла к огню.
Большая Мать подбросила еще одно полено. Пламя подпрыгнуло, словно от злости. Когда Дочь подошла, старуха оскалилась и зашипела. Топнув ногой, она потрясла копьем. Низко опустив голову, девушка попыталась подобраться к матери. Она не будет с ней драться. Она просто присядет и еще раз попытается показать, что с ней все будет хорошо, что она покорна и что Большая Мать по-прежнему главная. Но нет, это ничего не решало. Дочь показала свою готовность нарушить табу. Поступки означают все; жесты оказывают мало влияния, а слова едва заметны. Из губ Большой Матери вырвался плевок, и она бросила между ними рога. Все было ясно. Дочь может попытаться силой взять их и привязать к голове, чтобы стать Большой Матерью, – или исчезнуть до встречи на рыбалке.
– Лети прочь, – вновь прорычала старуха. Гнев Большой Матери вырывался из самых глубин ее существа. Взглянув на Дочь, она ощутила жар в груди. Эта красивая, сильная девушка скоро станет их лучшим охотником. Большая Мать за эти годы потеряла много детей, и каждая потеря приносила новые разрушения ее телу. Каждая смерть как будто отрывала полоску мышц от ее бедер, отнимала несколько зубов и кусок кости, выпивала большой глоток крови из-под ее кожи. Новые потери сломают ее, и она рухнет. Но она знала: Дочь сумеет прожить своим умом. И она хороший падальщик. Она единственная из них всех сможет выжить в одиночку.
Мать создает ребенка из собственной крови и костей. В начале жизни он привязан к ней, и, хотя связь с годами уменьшается, она никогда не исчезает. Большая Мать всегда видела сны своих детей яснее, чем сны других членов семьи. Она чувствовала рог в своем ребре, когда зубр боднул Крюка, и клык, пронзивший шею, когда один из младших, Тот Сын, попал в когти льва. Она знала свою дочь лучше всех. Девушка так похожа на нее и сможет вырастить большую семью. Поскольку они были так похожи, Большая Мать от души верила, что Дочь выживет.
Но Дочь не хотела уходить, и Большая Мать угрожающе качнула своей крупной головой; каждая увядшая мышца дергалась под тонкой кожей, на шее вздулись жилы. Пухлые губы раскрылись, обнажив глубокий провал глотки, издававшей устрашающий рык. Она потрясла копьем. Пришло время идти.
Дочь в ужасе отшатнулась: теперь она видела, что мать не шутит. В руках она держала накидку и копье. Повернувшись, она скользнула в заросли по направлению к реке. Именно туда несли ее ноги, может быть, потому что хорошо знали эту дорогу. Она шла, покуда ноги несли ее, потом споткнулась о ветку и упала. Силы, необходимые, чтобы подняться, она, похоже, оставила у очага. Деревья дрожали от беспокойства, от земли поднимался прохладный воздух. Она немного подождала, чтобы понять, слышит ли она что-нибудь и не изменился ли запах воздуха. Ничего не изменилось.
Дочь впервые оказалась вдали от очага семьи.
Кетчуп
Я оставалась во Франции так долго, как только могла. На восьмом с половиной месяце беременности меня уже не пустили бы в самолет. Никто, правда, и не пытался меня в него впихнуть. Своей команде я дала понять, что в Северной Америке принято работать почти до самых родов и что я поступлю именно так. Меня беспокоило, что мое категоричное электронное письмо, где я ссылалась на законы об отпуске по беременности и родам, окажется слишком агрессивным, но, вероятно, оно возымело действие. Никто ни словом мне не возразил.
Кейтлин, хотя и приехала, не возглавила проект. Она взяла на себя роль менеджера и занималась логистикой. Мы лишь раз поговорили с ней о моем отпуске – как раз перед тем, как я уехала в город. Должен был прилететь Саймон, и я хотела передохнуть, чтобы сполна насладиться его визитом, но мой график оказался слишком напряженным.
Я знала, что мне будет трудно согласовать с ней мое поведение в последующие несколько месяцев. Мы с Кейтлин сели друг против друга за походный столик, чтобы в очередной раз обсудить график проекта. Когда мы говорили о моем личном расписании, она демонстративно кусала губу. Она дала понять, что это мое личное дело.
– Просто помните, что проект находится под юрисдикцией законов Нью-Йорка, – сказала она. – А они не предусматривают оплачиваемого декретного отпуска.
