Николай Паниев - На грани жизни и смерти
— И как ты это себе представляешь?
— А вот это другое дело. Для этого и встретились. Давай обмозгуем вместе.
Через несколько минут Спасов вышел из угольного склада. Тигран встретил его болгарским словом:
— Добре?
— Много добре, дорогой товарищ.
— Точно така.
— О, слова моего друга-летчика имеют крылья?
Балев и Вася смотрели в окно. Болгарин уверенно сказал:
— Такой ремонт закатим, дорогой Вася, что «Надежда»...
Вдруг послышался грозный окрик:
— Руки вверх!
Василий успел куском угля разбить стекло в окне, чтобы привлечь внимание Тиграна и Спаса. На него навалились несколько человек, повалили на землю... Балев схватился было за револьвер, но его сбили с ног.
Тигран, услышав шум разбитого стекла, спрятался за грудой ящиков и сделал Спасу знак, чтобы тот спешил к «Надежде».
— Обыскать! — приказал старший.
Агенты принялись обыскивать арестованных. В кармане у Балева, который отчаянно сопротивлялся, удалось обнаружить лист бумаги. Старший быстро пробежал ее глазами:
— Все ясно. Интересуетесь «Надеждой»?
Он подал знак, и несколько агентов, выбежав на пирс, бросились за Спасом. Тигран, выскочив из своего укрытия, открыл стрельбу... Двое преследователей упали, скошенные пулями, а остальные кинулись к Тиграну. Вдруг один из них обернулся и стал целиться в Спаса. Болгарину грозила неминуемая гибель. Тигран, выбежав на середину пирса, выстрелил в преследователя и тут же рухнул на землю.
Спас вбежал по трапу на палубу. Его окружили болгарские моряки. На «Надежде» поднялась тревога. Человек пятнадцать матросов с «Надежды» во главе со Спасом подбежали к складу, но натолкнулись на цепь карателей. Из угольного склада вывели арестованных. Руки у обоих были связаны за спиной. Они шли, оглядываясь по сторонам. Балев увидел болгарских моряков и громко крикнул на родном языке:
— Товарищи! Я болгарин. Советская Россия — наш друг!
Старший подбежал к Балеву и рявкнул:
— Замолчать!
И поднял руку для удара, но под взглядом Балева не сделал этого. Балев сказал отчетливо и громко, чтобы все слышали:
— Болгары не будут стрелять в Советскую Россию!
* * *Пчелинцев и Дина стояли перед зданием Мариинки. Пчелинцев грустно сказал:
— Погиб Тигран, погиб как герой. А Балев и Василий в лапах самого Покровского. Вся надежда на одного человека. Если у него ничего не выйдет, тогда просто не знаю. Трудно, очень трудно рассчитывать на спасение.
— Операция провалилась?
— Как тебе сказать. Сама операция... нет. Экипаж «Надежды» восстал. Болгарские моряки арестованы. Есть среди них и офицеры. Это симптом, скажу я тебе. Да еще какой! А вот наши ребята...
Из театра вышел Павел, крепко обнялся с Пчелинцевым.
— Ну, комиссар оперы и балета, пошли, — сказал Пчелинцев.
— Подождем одного... товарища, — загадочно предложил Павел.
Пчелинцев удивленно взглянул на Дину. Из театра выбежала стайка ребят с сумками в руках, среди них был Тимка. Он бросился к своим взрослым друзьям.
— Будущий солист балета, — представил Павел Тимку. — Узнаешь питерского Гавроша?
— Ого! Я вижу, вы делаете большие дела! — воскликнул Пчелинцев.
* * *В поле зрения контрразведок англо-французского оккупационного командования оказался болгарский крейсер «Надежда». К этому «интересу» присоединилась служба генерала Покровского. За несколько дней до инцидента в угольном складе Покровский встречался с одним из руководителей французской контрразведки в Севастополе полковником Пьером Леманом, еще не старым, с седой бородкой и коротко постриженными усами, которые делали похожим его на «матерого волка». Француз держался самоуверенно и дерзко, острый, колючий взгляд словно пронизывал собеседника. Обрюзгший, с брюшком, стареющий и порядком уставший Покровский недолюбливал его, но не мог не считаться с этим высоким чином во французской контрразведке, который имел большой вес в оккупированном Севастополе.
— Вы имеете представление, господин полковник, что это за болгарская посудина? — спросил Покровский.
Француз посмотрел в упор на своего собеседника и серьезно ответил, акцентируя на слове «крейсер»:
— Крейсер, болгарский крейсер «Надежда» — модель образца 1887 года, действительно находится несколько в сомнительном техническом состоянии, как находится в сомнительном состоянии и его экипаж.
— Господину полковнику должно быть известно, что болгары видят в нас, русских, своих братьев. Их свобода завоевана той Россией, которая сейчас сражается с большевиками. Россия в их глазах — это одно, большевики — другое.
— Нужно смотреть на положение в России, да и в Болгарии реально, господин генерал. Большевики — это тоже... Россия. — Леман закурил длинную сигарету. — Хотите коньяк? Кстати, вы Ленина читаете?
— Был уверен, что ваш кумир, господин полковник, Бонапарт:
— Давайте оставим шутки до лучших времен. Ленин отнюдь не объект для этого. Как и его мысль о том, что есть две России...
— Сегодня мне пришлось немного выпить, а мне так хочется, господин полковник, внимательно следить за ходом ваших мыслей. Насколько я осведомлен, ваше командование хочет, чтобы «Надежда» открыла огонь по большевикам? Если так, то это не проблема, — самоуверенно произнес Покровский.
— Ну а по нашим сведениям болгарский экипаж настроен отнюдь не в пользу «нашей России» и «нашей Франции»...
Покровский одним махом допил свой коньяк, недовольным тоном произнес:
— Господи! Ну почему вы воображаете, что мы, русские, все должны узнавать от вас... да и то с опозданием. Мои люди докладывают, что тот экипаж будет втянут... в ремонт...
— Прошу извинить, но это тоже день вчерашний, — не отказывал себе в иронии француз. — Как и ваше намерение подослать к болгарам своих людей. Не обижайтесь, мой друг, но с «Надеждой» и у нас и у англичан связаны определенные надежды. Все средства с большевиками хороши. Ну а если болгары стреляют по своим бывшим освободителям, то вообразите политический эффект в мире! И какой шок испытывают большевики, их друзья в самой Болгарии.
— О, вы далеко пошли...
— Дошли до положения «палец на курке». Агитировать или обрабатывать экипаж — дело долгое и небеспроигрышное. План. Короткий, как выстрел. Арестовать экипаж. Бесшумно, разумеется. Крейсер под болгарским флагом открывает огонь. О подвиге болгарского экипажа позаботится официальный представитель французского посольства, в ведении которого щелкоперы.
* * *В Севастополе ждали официального представителя французского посольства. Вернее, одного из секретарей посольства Шарля Пикара. Приехав из Москвы с большими приключениями, о чем месье Пикар с юмором рассказывал полковнику Леману, гость не преминул дать понять, что в Париже и в посольстве у него широкие связи, что конфиденциальный характер его пребывания в городе вынуждает его вести себя незаметно, чтобы не бросалось в глаза ни союзникам, ни враждебным силам, которые, конечно же, имеются здесь. Жоржу Бланше пришлось расстаться со своей бородкой, да и много потрудиться, чтобы изменить свою внешность. Его бумаги были в полном порядке. В этом помогла женщина, которую он любил, — Сюзан Легранж. Она была связана с французским посольством и пользовалась там доверием. Приехавший дипломат обещал контрразведчику свою полную поддержку в его нелегкой и ответственной миссии. Это заявление вынудило полковника быть более откровенным в разговорах с дипломатом. Благодаря этому севастопольские товарищи узнали о том, что собираются сделать оккупанты с экипажем восставшей «Надежды», где находятся арестованные Балев и Василий... О восстании на «Надежде» стало широко известно, причем и в самой Болгарии. Задуманная провокация: вместо арестованного экипажа сражение с большевиками ведет группа оккупантов — провалилась. Важным было сообщение Бланше и о судьбе арестованных товарищей. Балев и Василий числились за службой Покровского. Но учинить расправу генерал самостоятельно не мог. На все надо было иметь санкции, согласие командования оккупационных войск союзников. Вот на этом и решила перехитрить белую контрразведку группа севастопольских подпольщиков. По разработанному плану Бланше должен был действовать вместе с двумя помощниками. Но в свою роль, французского дипломата он «вошел» в Москве, где Сюзан Легранж, его милая, любимая Сюзан, приготовила ему необходимые бумаги для поездки в оккупированный Севастополь. Один из секретарей посольства действительно командировался в Севастополь для связи с полковником Леманом. Однако миссию дипломата должен был «выполнить» Жорж Бланше. В этом деле Сюзан показала свои недюжинные способности конспиратора, умение находить верные решения в сложнейших ситуациях. По ее предложению командированный дипломат на несколько дней был «задержан» в пути. Зато Жоржу Бланше — двойнику того дипломата — в Севастополе была открыта «зеленая улица».
