Игорь Болгарин - Под чужим знаменем
Осенью восемнадцатого Ковалевский формировал штаб Добровольческой армии и вспомнил о деловых качествах полковника Щукина.
Щукин не обманул надежд командующего: человек трезвых взглядов, умелый, энергичный, он повел порученный ему отдел уверенно и четко. Более того, в короткий срок он стал правой рукой Ковалевского, который советовался с ним по всем важным для армии вопросам.
За окнами салон-вагона грянула солдатская песня. Тщательно отбивая шаг, мимо вагона промаршировала полурота, донеслись слова старой походной песни: «Соловей, соловей, пташечка! Канареечка жалобно поет…»
– Да-с… – протянул Ковалевский. – Вот именно, жалобно! – Он посмотрел на Щукина: – Вы что-то хотели сказать, Николай Григорьевич?
– Я получил чрезвычайно любопытную информацию, Владимир Зенонович. – Щукин со значением добавил: – Из Киева, от Николая Николаевича.
Ковалевский оживился. Откинувшись на спинку кресла, с любопытством смотрел, как Щукин достает из папки листы папиросной бумаги.
– Это – копии мобилизационных планов Киевского военного округа… самые последние данные о численности Восьмой и Тринадцатой армий красных и технической оснащенности… а это сведения о возможных направлениях контрударов этих армий в полосе наступления наших войск, – начал докладывать Щукин.
И Ковалевский сразу же понял, какие соблазнительные возможности открывают эти донесения перед его армией. Упредительные удары по противнику там, где он их не ждет, если… Если только сведения правдоподобны!
– За достоверность информации я ручаюсь, – понял мысли командующего Щукин. – Николая Николаевича я знаю лично. И давно. Человек сильный и неподкупный. И работает он на нас по велению сердца.
– Он что же, входит в состав Киевского центра?
– Ни в коем случае, Владимир Зенонович! Ему категорически запрещено устанавливать связь с Киевским центром, чтобы не подвергать себя излишнему риску. Да и пост у красных он занимает такой, что все время на виду. Ну а в прошлом… – Щукин остро посмотрел на командующего. – Служил в лейб-гвардии его императорского величества. Кавалер орденов Александра Невского и Георгия третьей и четвертой степеней…
– Не скрою, даже такая короткая аттестация внушает уважение, – с удовлетворением произнес Ковалевский.
В салон вошел Микки.
– Ваше превосходительство, извините! Вас к прямому проводу. Есть сведения от начальника тыла марковской дивизии капитана Ерохина: по всей видимости, полковник Львов и капитан Ростовцев попали в руки банды батьки Ангела.
– Что-о?
Ковалевский резко поднялся из-за стола. Тотчас поднялся и Щукин. Они оба знали: белые офицеры, попав к батьке Ангелу, Долго не живут. Батька Ангел был чрезвычайно изобретателен, выдумывая все новые способы мучительных казней для «беляков».
Глава пятая
Штаб батьки Ангела располагался верстах в тридцати от железной дороги, в небольшом степном хуторке с ветряной мельницей на окраине. В этот хуторок и пригнали пленных – Кольцова, ротмистра Волина, поручика Дудицкого и двух командиров Красной Армии. Возле кирпичного амбара их остановили. Мирон, не слезая с тяжело нагруженного узлами и чемоданами коня, ногой постучал в массивную, обитую кованым железом дверь.
Прогремели засовы, и в проеме встал сонный, с соломинами в волосах, верзила с обрезом в руке.
– Что, Семен, тех, что под Зареченскими хуторами взяли, еще не порешили? – спросил Мирон.
– Жужжат пчелки! – ухмыльнулся Семен.
– Жратву только на них переводим. – Мирон обернулся, указал глазами на пленных: – Давай и этих до гурту. Батько велел.
– Ага. – Верзила полез в карман за ключами. Чуть не зацепившись плечом за косяк, вошел в амбар, оттуда позвал Мирона: – Иди, подмогнешь ляду поднять!
Мирон нехотя слез с коня. Они вдвоем подняли тяжелую сырую ляду и велели пленным по одному спускаться в подвал.
– Фонарь бы хоть зажгли, – пробормотал поручик Дудицкий, нащупывая ногами ступени. – Не видно ничего.
– Поговори, поговори, – лениво отозвался Мирон. – Я тебе в глаз засвечу – враз все увидишь.
– Мерзавцы! Хамы! – громко возмутился спускавшийся следом за Дудицким Кольцов.
Еще когда их вели сюда, на хутор, он все примечал, схватывал цепко, упорно вынашивая мысль о побеге. В пути такой возможности не представилось. А сейчас? Что, если сбросить этих двоих бандитов в подвал? А дальше что? Вокруг полно ангеловцев!.. Нет, бессмысленно.
Все это промелькнуло в голове мгновенно, и в подвал Кольцов стал спускаться без малейшей задержки.
– Хамы, говоришь? – обжег его злобным взглядом Мирон. – Я тебе это запомню. Когда вас решать поведут, я тебя самолично казнить буду. Помучаешься напоследок. Ох и помучаешься!..
В подвале было темно и сыро, под ногами мягко и противно пружинила перепревшая солома. Воняло нестерпимо.
Кто-то кашлянул, давая понять, что в подвале уже есть жильцы.
– О, да этот ковчег уже заселен, – невесело пошутил Кольцов и, когда вверху глухо громыхнула ляда, извлек из кармана коробок, зажег спичку. При неясном и зыбком свете он увидел: в углу, привалившись к старым бочкам, сидели трое офицеров, старший по званию был полковник.
– Берегите спички, – сказал он, поднимаясь.
– Разрешите представиться, господин полковник! Капитан Кольцов! – И обернулся к своим попутчикам: – Господа!
Блеснули влагой бутовые камни, которыми были выложены стены подвала, и спичка погасла.
– Ротмистр Волин, – прозвучал в темноте уверенный голос.
– Поручик Дудицкий.
Наступила пауза, в которой слышался только шелест соломы и чьи-то похожие на стон вздохи.
– Вас, кажется, пятеро? – спросил полковник.
– Мы из другой компании, полковник, – сказал командир с калмыцким лицом. – Командир Красной Армии Сиротин, если уж вас так интересуют остальные.
– Командир Красной Армии Емельянов.
– Бред какой-то, – буркнул полковник и, судя по жалобному скрипу рассохшейся бочки, снова сел на прежнее место. – Красные и белые в одной темнице!
– А вы распорядитесь, чтоб нас выгнали! Мы – не против! – насмешливо отозвался Емельянов.
Полковник промолчал, не принимая шутки. Затем сказал, обращаясь к «своим»:
– Устраивайтесь, господа! Я – полковник Львов! Здесь со мной еще капитан Ростовцев и подпоручик Карпуха!
Кольцов опустился на солому, ощутил рядом с собой чьи-то босые ноги.
– Извините! – Он поспешил отодвинуться.
– Ничего-ничего… Здесь, конечно, тесновато, но… Это я – подпоручик Карпуха… – доброжелательно представился сосед.
– А вот я здесь, справа, – отозвался из своего угла капитан Ростовцев.
Наконец все, как могли, устроились на соломе, после чего Кольцов спросил:
