Патрик О'Брайан - Военная фортуна
Вомбат посмотрел капитану прямо в глаза, выпустил из пасти золотую тесьму, потом нахально снова принялся ее мусолить.
— Позовите доктора Мэтьюрина, — распорядился капитан, сердито глядя на вомбата.
— Скорее, Стивен, — продолжил он минутой спустя. — Это заходит слишком далеко: твой зверь решил сожрать мою шляпу!
— Похоже что так, — кивнул доктор Мэтьюрин. — Но не волнуйся так, Джек, ему от этого вреда не будет. Их пищеварительная система…
В этот миг вомбат бросил шляпу, сделал несколько прыжков по палубе и запрыгнул на руки к доктору, вглядываясь ему в лицо с выражением крайнего обожания.
— Ладно, пока буду отдавать рапорт, суну ее под мышку, — сказал капитан, беря связку бумаг и осторожно перехватывая шляпу, чтобы не порвать погрызенную тесьму. — Что там, мистер Холлз?
— С вашего позволения, катер готов, сэр.
Строго говоря, катера у «Леопарда» не имелось — у борта плясала не более чем крошечная гичка, клинкерная обшивка которой была перелатана до такой степени, что первоначальных досок почти ни не сохранилось. До катера ее повысили по необходимости, но она была столь мала, что от всей капитанской шлюпочной команды (некогда десять самых сильных «леопардовцев», облаченных все как один в куртки из джерси и лакированные шляпы) остались только двое парней: старшина Баррет Бонден и старший матрос по фамилии Плейс. Но королевский флот есть королевский флот, и гичка, как и палуба самого «Леопарда», была выскоблена до неестественной белизны, а гребцы применили всю моряцкую смекалку, наводя лоск на белые парусиновые штаны и плетеные головные уборы.
В самом деле, к моменту появления капитана на палубе «Леопард» вполне можно стало принять за военный корабль: офицер морской пехоты и горстка оставшихся в его распоряжении солдат, облаченных в некогда алые, а ныне бурые армейские мундиры, застыли в строю, прямые как шомпол, провожая капитана к борту во время скромной церемонии, которую способен был обеспечить «Леопард».
— Обри! — вскричал адмирал, вскакивая при виде капитана с места и тряся его руку. — Обри! Господи, как я рад вас видеть! Мы ведь вас уже похоронили.
Адмирал был суровый, закаленный моряк с лицом римского императора, имевшим часто неприступное выражение; теперь же оно светилось от удовольствия.
— Господи, как я рад вас видеть! — повторил он. — Когда впередсмотрящий заметил вас, я решил, что это «Эктив» прибыл немного раньше намеченного, но как только показался ваш корпус, я понял, что это жуткий старина «Леопард» — я ходил на нем в девяносто третьем — восстал из мертвых! Да и держится вполне молодцом, как погляжу. Где же вас носило?
— Вот письма, рапорты, отчеты и данные о состоянии корабля, сэр, — ответил Джек Обри, кладя бумаги на стол. — Здесь все от момента нашего выхода из Даунса до нынешнего утра. Искренне сожалею, что сильно опоздал и привел к вам «Леопард» с такой задержкой и в таком состоянии.
— Ну же, ну, — отмахнулся адмирал. Он нацепил очки, пролистал кипу и снова снял их. — Лучше поздно, чем никогда. Расскажите мне в двух словах, что с вами произошло, а бумаги я просмотрю позже.
— Значит так, сэр, — медленно начал Джек, собираясь с мыслями. — Как вам известно, мне был приказано следовать в Ботани-Бей, чтобы разобраться с создавшейся у мистера Блая злополучной ситуацией. В последний момент нам погрузили на борт партию каторжников, так что пришлось иметь дело еще и с ними. Но каторжники принесли на борт тюремную лихорадку, и когда мы заштилели на несколько недель в районе двенадцатого градуса северной широты, болезнь вспыхнула с устрашающей силой. Мы потеряли более сотни людей, улучшения не предвиделось, и я дал приказ направиться в Бразилию, чтобы пополнить припасы и высадить больных. Имена последних приведены здесь, — промолвил он, ткнув пальцем в один из документов.
— Затем, через несколько дней после выхода из Ресифи, мы, направляясь к мысу Доброй Надежды, заметили голландский семидесятичетырехпушечник «Ваакзаамхейд».
— Вот как? — воскликнул адмирал с яростным удовлетворением. — Нас пугали его приходом. Сущий кошмар!
— Именно, сэр. Испытывая крайний недостаток людей, и сильно уступая числом орудий, я уклонился от боя, спустившись до сорок первого градуса южной широты в ходе затяжной погони. Мы оторвались от него наконец, но «голландец» прекрасно знал, куда мы направляемся, и стоило нам повернуть на норд-вест, к Мысу, он снова возник у нас с наветра. К тому же начинался шторм. Короче, сэр, неприятель следовал за нами до сорок третьего градуса, при все усиливающимся ветре и очень сильных попутных волнах, но укрепив стеньги дополнительными штагами и откачав за борт запасы пресной воды, мы добавили хода, удерживаясь впереди, а затем ядром из ретирадного орудия снесли ему фок-мачту. Его развернуло лагом и он пошел ко дну.
— Вот как, черт побери? — вскричал адмирал. — Отличная работа, ей-богу! Я слышал, что вы потопили его, но не отваживался поверить — никаких подробностей не было.
Теперь ему все стало ясно: адмирал прекрасно знал высокие южные широты, гигантские волны и мощные ветры сороковых, несущие верную смерть любому судну, стоит тому рыскнуть на курсе.
— Отличная работенка. Прям камень с души. Позвольте от всего сердца поблагодарить вас, Обри, — заявил адмирал, снова схватив руку капитана.
— Хлоя! Эй, Хлоя! — повысил он голос, крича в приоткрытую дверь.
Появилась молодая, гибкая женщина с медового цвета кожей. На ней были саронг и короткая блуза, приоткрывавшая крепкие выпирающие груди. Глаза капитана Обри мигом оказались прикованы именно к ним, заставив его лихорадочно сглотнуть. Немало воды утекло с тех пор, как ему в последний раз доводилось видеть женский бюст. Адмирал же, удостоив девушку не более чем приветливого взгляда, попросил подать шампанского и кексов. Заказанное доставили на подносах три девицы, как копия напоминавшие первую, ловкие, подвижные и улыбчивые; пока они накрывали на стол, капитан ощутил распространяемый ими ароматы амбры и мускуса, а возможно также гвоздики и миндаля.
— Это мои поварихи здесь, на берегу, — заметил адмирал. — Мне кажется, они справляются великолепно по части местных блюд. Итак, за вас, Обри, и вашу победу — не каждый день пятидесятипушечник отправляет на дно линейный корабль с семьюдесятью четырьмя орудиями.
— Вы очень добры, сэр, — отозвался Джек. — Но боюсь, дальнейший мой рассказ покажется не таким радостным. Откачав всю пресную воду за исключением тонны или около этого, я направился на зюйд-ост в поисках плавающего льда — не было резона возвращаться за тысячу миль к Мысу, да и с попутным свежим ветром я рассчитывал отправиться прямиком к Ботани-Бей как только пополню запасы воды. Лед мы нашли севернее чем ожидалось, настоящий ледовый остров. Но к великому сожалению, сэр, едва успели мы набрать несколько тонн, как погода начала портиться, и мне пришлось отозвать шлюпки. А затем в тумане мы ударились кормой о ледяную гору, потеряли руль и стали крениться на левый борт. Несмотря на заведенный пластырь течь остановить не удалось, и именно в этот момент, сэр, я вынужден был избавиться от пушек, как и другого груза.
