Джефри Триз - Разыскиваются
- Слушаю, сэр! Продолжать повседневные дела! - Полицейский выпятил грудь колесом и окинул деревню орлиным взором.
На ленивой, залитой солнцем деревенской улице не было ни души. Но, появись хоть кто-нибудь в этот миг и рискни он заняться каким-либо необычным делом, полицейский чин живо водворил бы его на место.
- Будет исполнено, сэр! - отчеканил полицейский.- Я прослежу, чтобы любопытные зеваки не досаждали их величествам.
- Исполняйте, констебль!
- Рад стараться! Простите, сэр, - в его огромной красной лапе появилась записная книжка. - Видите ли, я собираю автографы. Разрешите попросить, сэр... Простите за дерзость...
- Ну, какой разговор! Уверен, что их королевские величества охотно окажут вам эту честь.
И Лайэн аккуратным почерком, оттопыривая языком щеку, вывел: "Его королевское величество Антонио Себастьян Лоренцо Габбо, Наследный принц Сан-Марино, Великий Герцог Сицилии, Граф Сардинии и пр. и пр., Имп." и "Ее королевское величество Мирианда Скарлатина де-Горгонзола о'Буа", после чего Дик и Энн поставили свои пышные, истинно царские росчерки: "Пр. Антонио" и "Пр. Мирианда".
- Премного благодарен, - запинаясь, пробормотал констебль, у которого от волнения и восторга дух перехватило,- и позвольте осмелиться поздравить их королевские величества с успехами в английском языке. Исключительное произношение!
- Еще бы, - нашелся Лайэн. - Ведь языку учит их не кто иной, как я. А потом припомните-ка - ведь Их Величество бабушка Их Величества была троюродной сестрой Королевы Виктории!
Ах ты Господи, совсем запамятовал! - залепетал полицейский, окончательно смешавшись. Он отступил на шаг, чуть было не перевернулся через собственный велосипед, потом кое-как овладел собой и залихватски откозырял.
Грациозно раскланявшись, именитая троица проследовала вдоль по улице и покинула деревню...
- Уж если врать, - сказал Лайэн через полчаса, когда они, совсем обессилев, все еще катались по траве от хохота, - надо так врать, чтобы ложь была изящной, цветистой, украшенной золотыми кружевами. Я мог бы выдать себя за какого-нибудь Ремзботана из Шеффилда, но это лишило бы полицейского - а заодно и нас с вами - огромного и вполне невинного удовольствия.
- Здорово! Хотелось бы мне взглянуть на этого служивого сегодня в деревенской пивнушке, когда он будет похваляться нашими автографами! - И Дик снова покатился от хохота.
- Все это очень мило, - серьезно произнесла Энн,- но люди продолжают узнавать нас, и трудно рассчитывать, что всякий раз удастся заговорить им зубы забавными историями.
- Положись во всем на Лайэна, - проскандировал Дик. - Положись на Лайэна.
- Э, нет, - возразил художник. - Я не очень-то надежный человек. Она права. Надо что-то придумать.
- Это все ее смешные брови, которые сильно отличаются по цвету от волос, как... как у Джорджа Роби.- Не то чтобы Дику разрешалось посещать такие непристойные и полные соблазнов места, как мюзик-холл, но благодаря афишам и газетам ему была отлично знакома внешность знаменитого комика.
- Достанем в какой-нибудь аптеке перекиси водорода,- предложил Лайэн, - и перекрасим ей брови так, чтобы они сделались светлее волос.
- Ну хорошо, я могу выкрасить брови, а что же делать тебе, Дик? - сказала Энн, тряхнув головой. - Ведь тебя-то полисмен узнал первым - он сам так сказал.
- Я раздобуду для себя пару темных очков-консервов.
- Лучший способ замаскироваться для тебя - это следить за своей прической. Пари держу, что еще никто не мечтал увидать Ричарда Бардейла аккуратно причесанным и с пробором.
- Неудивительно! - закричал возмущенный Дик. Больше они к этой проблеме не возвращались. Со времени их побега из дядюшкиного "Мон Плезира" опасность, что их схватят, с каждым днем уменьшалась. Люди, которые читали газеты или слышали объявление по радио, постепенно забудут о них и станут думать о крикете, кризисе и о десятках других, куда более интересных вещей. У одной полиции долгая память, и, как предупреждал Лайэн, полицейские будут постоянной угрозой месяцы и месяцы спустя после того, как они осядут в каком-либо месте.
- И когда вы устроитесь где-нибудь, - продолжал он, - и найдете работу, то именно тогда-то вас и могут разоблачить. А пока вы бродите по стране подобно тысячам других туристов, вы можете чувствовать себя в относительной безопасности. Но стоит вам где-то остановиться, как пойдут расспросы, и вы наверняка попадете в переплет, если только не научитесь врать вроде меня.
- Мы и то уже учимся, - засмеялась Энн. - Проходим вашу школу. Денег хватит не больше чем на пару дней. Все равно придется куда-то устраиваться.
- Деньги! - усмехнулся Лайэн. - Что вы понимаете в деньгах? Даже тратить их толком вы и то не умеете. Будь вы в "Списках по проверке нуждаемости", - то бишь, безработными, - на деньги, которые у вас есть сейчас, вам пришлось бы дней десять кормить семью и вносись квартирную плату, и арендную плату, и еще Бог весть какую плату. Что ж, правительство подсчитало, что ребятишкам вроде вас, чтобы прокормиться, вполне достаточно трех шиллингов в неделю. Из этого расчета ваших тридцати пяти шиллингов должно хватить месяца этак на полтора.
- Не хотел бы я сам испытать это на себе.
- Вот и благодарите судьбу, что вы не в числе тех тысяч, кому так приходится.
- Послушайте, хватит нас агитировать! - взмолилась Энн. - И пошли отсюда подальше - мне покоя не дает мысль об этом полицейском.
И они двинулись дальше по долине. Местность была очень красивая. Внизу, петляя влево и вправо, бежала речушка. На солнце сверкали пенистые перекаты и темными пятнами проступали глубокие омуты. Берега так густо поросли лесом, что порой из-за него совсем не было видно реки.
С востока на запад тянулись гряды холмов. Чем ближе к вершине, тем склоны их становились все круче и круче, иногда обрываясь отвесными скалами, напоминавшими каменную кладку. Местность называлась "Район Пиков", хотя вокруг не было видно ни одной остроконечной вершины. Горы тянулись длинными ровными грядами, над ними безмятежно плыли облака, и время от времени на фоне облаков вырисовывалась какая-нибудь каменная глыба, которой ветры и дожди придали очертания древнего замка, человеческого лица или причудливой солонки.
А ниже, там, где кончались скалы и лес, склоны полого обвисали, словно стены слабо натянутой палатки. Заросли лилового вереска и ярко-зеленых папоротников ближе к подножию сменялись ровными лоскутками крошечных полей, серовато-зеленых в тени, золотистых на солнце, перегороженных вдоль и поперек высокими каменными оградами из плит мягкого известняка.
Тут и там в низинах, вплотную прижавшись к лиловой кромке вереска, теснились постройки ферм. Глухие к внешнему миру, эти горные фермы были обращены лицом внутрь собственных дворов и стояли в тени амбаров и сараев. Лишь изредка какое-нибудь одинокое окошко глядело на долину, открытое всем стужам и ветрам.
