Александр Дюма - Волчицы из Машкуля
— О Боже мой! Мишель, что вы такое мне говорите? Вы сошли с ума!
— Да, Мари, однажды на меня уже нашло затмение, когда я подумал, что смогу повиноваться вашей воле; однако разлука, боль и отчаяние сделали меня другим человеком. У вас в руках уже не тонкая тростинка, которой вы могли вертеть, как только вам заблагорассудится. Мари, знайте, что бы вы ни сказали и ни сделали против этого, вы будете моей! Потому что я люблю вас, потому что вы любите меня, потому что я не хочу больше обманывать ни себя, ни Бога.
— Мишель, вы забываете, — ответила Мари, — что я, не в пример вам, никогда не отступаю от принятых решений; раз я дала клятву, я выполню ее.
— Пусть будет по-вашему, но тогда я навсегда расстанусь с Бертой, и она никогда больше не увидит меня.
— Друг мой…
— Мари, вы только подумайте, для чего, по-вашему, я нахожусь здесь?
— Мой друг, вы здесь, чтобы спасти принцессу, которой мы все преданы телом и душой.
— Мари, я здесь потому, что хотел увидеться с вами. И не приписывайте мне больше, чем я заслуживаю. Я предан только вам, и никому другому. Что навело меня на мысль спасти Малыша Пьера? Моя любовь! Пришло бы это мне в голову, если бы я не горел желанием увидеть вас? Не надо делать из меня героя или полубога: я всего-навсего страстно влюбленный мужчина, который ради вас рискует своей головой. Без вас мне и дела бы не было до всех династических споров. Какое я отношение имею к Бурбонам старшей ветви или к отпрыскам младшей линии? Ведь у меня с прошлым ничего не связано. Мои политические взгляды — это вы, моя вера — тоже вы. Если бы вы были сторонницей Луи Филиппа, я был бы на его стороне, раз вы за Генриха Пятого, то и я за него. Если вы попросите мою жизнь, я скажу: «Она ваша», но не заставляйте меня больше терпеть столь невыносимую ситуацию.
— Что же вы в таком случае предполагаете делать?
— Сказать Берте правду.
— Правду? О! Вы не посмеете!
— Мари, я вам заявляю…
— Нет, нет!
— О! Выслушайте меня, Мари. Видите ли, с каждым днем я все больше и больше вырастаю из коротких штанишек, в которых провел все отрочество. И, поверьте мне, между тем подростком, которого вы встретили однажды на дороге, плачущим от боли и дрожавшим от страха при одном лишь упоминании материнского имени, и мною, каким я стал теперь, нет ничего общего… И нынешней твердостью духа я обязан своей любви. Теперь я могу выдержать взгляд, долгие годы заставлявший меня с трепетом падать на колени. Я все рассказал матери, и она мне ответила: «Теперь я вижу перед собой не мальчика, а мужчину; поступай как хочешь!» И вот мое решение: я отдаю вам себя без остатка. Однако мне хочется, чтобы и вы поступили так же, как и я. Вы только представьте, в какую безумную борьбу вы вовлекли меня, жениха Берты! Предположим на секунду, что это именно так. И вам бы не приснилось даже в кошмарном сне, какие муки выпали на долю столь несчастного существа, каким был я. Еще маленьким я слышал рассказ о республиканских свадьбах, когда кровавой памяти Каррье связывал попарно живых и мертвых и бросал их в Луару. Вот чем бы обернулся для меня брак с Бертой. А вы, Мари, видя наши муки, стали бы от этого счастливее? Ответьте! Нет. И тогда я решил: или я никогда не увижу Берту, или при первой же встрече я постараюсь объяснить ей, к чему привела моя проклятая застенчивость, как она ввела в заблуждение Малыша Пьера, как мне не хватило смелости сказать ему всю правду, пока еще было время… Наконец… наконец… я ей не скажу, что я ее не люблю, но я ей скажу, что я люблю вас, Мари.
— Боже мой! — воскликнула Мари. — Но известно ли вам, Мишель, что, если вы так поступите, Берта умрет от горя?
— Нет, Берта не умрет, — прозвучал позади них голос Малыша Пьера.
Они и не услышали, как он поднялся по лестнице.
Вскрикнув от неожиданности, молодые люди обернулись.
— Такая благородная и смелая девушка, как Берта, — продолжил Малыш Пьер, — поймет все, что ей скажет барон де ла Ложери, и сумеет пожертвовать своим счастьем ради будущего сестры. Но вы будете освобождены от столь тяжелого объяснения; я совершил ошибку или, вернее, заблуждался, и мне ее исправлять; тем не менее, господин Мишель, — добавил с улыбкой Малыш Пьер, — прошу вас на будущее: когда вы захотите со мной пооткровенничать, выражайте яснее ваши мысли.
Когда молодые люди услышали голос Малыша Пьера и вскрикнули от неожиданности, их первым движением было разбежаться в разные стороны.
Однако Малыш Пьер соединил их руки.
— Любите друг друга без тени упрека, — произнес он, — вы оба проявили слишком большое великодушие по сравнению с тем, что можно ожидать от нашего бедного человеческого рода; любите друг друга безоглядно, ибо счастливы только те люди, которые видят в любви предел своих мечтаний.
Мари опустила глаза, однако это не помешало ей ответить Мишелю на пожатие руки.
Молодой человек упал на одно колено перед невысокой крестьянкой.
— Я жажду, — произнес он, — получить все счастье, на которое вы мне приказываете надеяться, чтобы не жалеть о том, что не отдал за вас жизнь.
— Что вы такое говорите? Зачем отдавать жизнь? Увы! Теперь я знаю, что нет ничего более бесполезного и ненужного, чем смерть! Вспомните бедного Бонвиля! В чем мне пошла на пользу его смерть? Нет, господин де ла Ложери, надо жить для тех, кто вас любит, и раз вы дали мне право оказаться среди них, позвольте мне вам пожелать: живите для Мари, а она — я могу за нее ответить — пусть живет для вас.
— Ах, сударыня! — воскликнул Мишель. — Если бы все французы могли видеть вас, как я сейчас, если бы они узнали, как знаю я…
— Да, тогда у меня были бы шансы в один прекрасный день взять реванш, особенно если все французы были бы еще к тому же и влюблены. Но сейчас речь идет о другом. Прежде чем думать о новом наступлении, лучше обсудим, как уйти. Для начала посмотрите, пришли ли наши друзья. Я вас должен упрекнуть, мой храбрый часовой: ваше внимание было настолько занято мадемуазель Мари, что я мог бы до утра ожидать на улице условного сигнала. Мне повезло, что ваш голос был слышен с улицы; к счастью, вы весьма кстати оставили открытой входную дверь, и войти к вам было так же легко, как и на постоялый двор.
Пока Малыш Пьер, улыбаясь, все это выговаривал Мишелю, подошли еще двое: они должны были сопровождать Малыша Пьера; после короткого совещания они согласились с тем, что их слишком много и они могут привлечь к себе внимание. И им пришлось остаться.
Так Малыш Пьер, Мишель и Мари вышли без провожатых.
Набережная казалась пустынной. На мосту Руссо не было видно ни одной живой души. Мишель освещал дорогу.
