Александр Дюма - Волчицы из Машкуля
— Будет сделано!
— Ты хорошо знаешь реку?
— Левый берег знаю как свои пять пальцев, но что касается правого берега, могу заблудиться.
— Отлично, у меня будет для тебя дело на левом берегу.
— Тогда говорите.
— Ты отправишься в Куерон; на рейде второго острова между остовами двух потерпевших кораблекрушение кораблей ты увидишь морское судно под названием «Молодой Карл». Хотя судно стоит на якоре, на фок-мачте у него будет полоскаться брамсель и ты его сразу увидишь.
— Будьте спокойны.
— Ты возьмешь лодку и подплывешь к нему; тебе крикнут: «Кто идет?» Ты ответишь: «Бель-Иль-ан-Мер». И тогда тебя возьмут на борт; передай капитану вот этот платок в таком виде, как он есть, то есть с тремя завязанными уголками, и скажи ему, чтобы он приготовился выйти в море к часу ночи.
— И это все?
— О! Боже мой, да… то есть нет, не все; Пико, если я тобой буду доволен, ты получишь еще пять золотых в добавок к той монете, что уже получил сегодня.
— Согласен, — сказал Жозеф Пико, — я нахожу удовольствие в том, чем занимаюсь здесь, и только виселица, которая мне угрожает, портит настроение; а если бы время от времени мне удавалось пристрелить пару синих или же, например, отомстить Куртену, я бы не завидовал метру Жаку и лесным братьям… А что потом?
— Как что потом?
— Что делать после того как выполню ваше поручение?
— Ты спрячешься на берегу и подождешь нас; мы тебе свистнем. Если все будет в порядке, ты подойдешь к нам, предварительно подав сигнал, подражая кукушке, и, наоборот, если заподозришь неладное, дай нам знать, крикнув совой.
— Черт возьми! — произнес Жозеф. — Господин де ла Ложери, сразу видно, что вы прошли хорошую школу. Ваш план, как мне кажется, хорошо задуман. Честное слово, жаль, что вы не можете мне дать более приличную лошадь: ваше поручение было бы тогда исполнено быстро и в лучшем виде.
Жозеф Пико вышел, чтобы немедленно отправиться в путь.
Тем временем хозяин постоялого двора проводил Мишеля на второй этаж в довольно бедно обставленную комнату, смежную со столовой, с двумя окнами, выходившими на дорогу, а сам стал поджидать Куртена.
Как было условлено с господином в домашнем халате, Мишель открыл одно из окон, затем устроился на табурете так, чтобы его голова не была видна с дороги, на которую он устремил свой взгляд.
XIV
ГЛАВА, В КОТОРОЙ ЛЮБОВНЫЕ ДЕЛА МИШЕЛЯ ВРОДЕ БЫ ПОШЛИ НА ЛАД
Несмотря на внешнее спокойствие, Мишель был охвачен сильнейшим волнением; от одной только мысли, что он скоро увидит Мари, у него защемило в груди, а сердце начало так учащенно биться, что, казалось, толчками гнало по венам кровь; он дрожал от волнения. Он не мог себе представить, чем все это для него кончится, а так как твердость духа, столь несвойственная его характеру, проявленная по отношению к матери и Берте, уже дважды приносила ему успех, он решил продолжить ту же линию поведения и с Мари. Он понимал, что наступил критический момент и от его решения теперь зависело, быть ли ему счастливым или до конца дней влачить жалкое существование человека, так и не сумевшего добиться своего счастья.
Прошел уже час с тех пор, как он с тревожным волнением провожал взглядом каждого человека, направлявшегося в сторону постоялого двора, стараясь не упустить ни малейшего жеста, указывавшего на то, что тот шел именно к двери гостиницы. И всякий раз, когда его надежды не сбывались, он чувствовал себя несчастным, минуты казались ему вечностью, и он не был уверен в том, что, когда Мари не в мечтах, а наяву предстанет перед ним, сердце не разорвется у него в груди.
Неожиданно он увидел человеческую тень, метнувшуюся вдоль стены со стороны Замковой улицы, и торопливо, осторожно и бесшумно продвигавшуюся вперед; по одежде он распознал в ней женщину, но этой женщиной не могли быть ни Малыш Пьер, ни Мари: маловероятно, чтобы тот или другая вышли на улицу без сопровождения.
Между тем барону показалось, что приближавшаяся женщина подняла голову, чтобы рассмотреть дом, потом он увидел, что она остановилась перед дверью постоялого двора. Затем ему послышался стук.
Мишелю было достаточно одного прыжка, чтобы оказаться на лестнице. Спустившись бегом вниз, он открыл дверь. На пороге перед ним стояла Мари, закутанная в накидку.
Молодые люди сумели только выдохнуть имена друг друга. Затем, схватив девушку за руку, Мишель увлек ее за собой в темноту дома и провел в комнату на втором этаже.
Едва они вошли, он воскликнул, падая перед ней на колени:
— О Мари! Наконец-то вы пришли! Мне кажется, что я вижу сон. Много раз мне снился этот благословенный миг, много раз воображение рисовало мне эту сладостную картину, и мне и сейчас не верится, что это не игра моего воображения. Мари, мой ангел, жизнь моя, позволь, любовь моя, прижать тебя к сердцу.
— О Мишель! Друг мой, — произнесла Мари со вздохом, будучи не в силах справиться с охватившим ее волнением, — я безмерно рада вновь увидеть вас. Но скажите, мое бедное дитя, вы были ранены?
— Да, но не рана причиняла мне неописуемые страдания: я мучился от разлуки с той, которую люблю больше жизни… О! Верь мне, Мари: я призывал к себе смерть как избавление, но она была глуха к моим мольбам.
— Мой друг, как вы можете об этом спокойно говорить? Как вы могли забыть все, что сделала для вас бедная Берта? Когда мы узнали обо всем, я еще больше восхитилась моей сестрой и еще сильнее полюбила ее за самоотверженную преданность, какую вы могли каждый день ощущать на себе.
При упоминании имени Берты Мишель, теперь решительно отказывавшийся подчиняться воле Мари, поднялся с колен и стал мерить шагами комнату, что свидетельствовало о его волнении.
Догадавшись, что происходило в душе молодого человека, Мари решила уговорить его в последний раз.
— Мишель, — обратилась к барону девушка, — заклинаю вас всеми слезами, пролитыми мною, когда я вспоминала вас, видеть во мне только сестру! Не забывайте, что скоро вы станете моим братом.
— Мари, я стану вашим братом? — покачав головой, произнес молодой человек. — О! Мое решение окончательное и бесповоротное: клянусь, этому никогда не бывать!
— Мишель, неужели вы забыли, что дали мне другую клятву?
— Я вовсе не давал клятвы! Да! Самым жестоким образом вы вырвали ее у меня; воспользовавшись моим добрым отношением к вам, вы потребовали, чтобы я отказался от вас! Но все мое существо взбунтовалось против этой клятвы, и я дал зарок, что никогда не выполню ее. И вот, Мари, я стою перед вами и говорю: прошло уже два месяца, как мы расстались, и на протяжении этих долгих месяцев я думал только о вас! И даже в тот день, когда я едва не был погребен под развалинами горящего замка Ла-Пенисьер, я думал только о вас! И даже когда я едва не погиб… от той пули, которая угодила мне в плечо и которая, если бы она летела немного ниже или чуть-чуть правее, попала бы мне прямо в сердце… и в ту секунду я тоже подумал о вас! Когда я умирал от голода, жажды, слабости и усталости, я думал только о вас! Берта — моя настоящая сестра. А вы моя единственная возлюбленная, моя обожаемая невеста; Мари, вы станете моей женой.
