Юрий Любопытнов - Огненный скит
— А где корреспондент? — спросил Фёдоров, увидев одного милиционера.
Лёвка ничего не ответил, поправил шапку с кокардой, и важно спросил, ткнув пальцем в Романа.
— Ты Фёдоров?
— А ты что — запамятовал? Али давно не видал? — враз осерчал на участкового Фёдоров. И за то, что не привёз корреспондента, и что поздно приехал, а главное за то, что непочтительно обратился к виновнику происходящего. — Корреспондента не мог привезти. Курячий сын! — пробормотал он тихо, чтобы сильно не задеть самолюбия стража закона.
Лёвка моргнул. Посмотрел на притихших бывших односельчан, которые, судя по лицам, не одобрили его поведения по отношению к Фёдорову, и извиняющее сказал:
— Я официально хотел… Такой случай…
— Ты у нас кончай официальщину — не контора, — смякнув, видя, что односельчане на его стороне, — ответил Фёдоров. — Бросай начальнические замашки…
— Так где… твой человек? — совсем по-простому спросил Лёвка.
— Так бы и начал… Вон в сараюшке заперт.
То, что страж порядка приехал без корреспондента да вроде бы ещё поглумился над хотя и бывшим, но всё же односельчанином, испортило Фёдорову настроение. Он плюнул с досады, и всё происходящее перестало его интересовать.
А тем временем с сознанием важности выполняемого дела, Глазов подошёл к воротам амбара, ногой откинул слегу. Взятым у Фёдорова ключом стал отпирать замок. Народ подался ближе, ожидая вскоре увидеть реликтовое человекообразное существо.
— Отойди на три шага! — важно скомандовал Лёвка, расстегивая кобуру.
Достав пистолет, сильно распахнул ворота и быстро вбежал по дощатому настилу внутрь помещения.
— Чо пистолет-то казать? — сверкнув недавно вставленным стальным зубом, сказал Кириллка Завалишин, бывший завклубом. — Роман же связал…того…
Ему никто не ответил. Затаив дыхание, все смотрели в чёрный зев распахнутого настежь амбара.
Наконец Лёвка вышел из ворот, держа в руках лохматую шкуру снежного человека. Толпа бросилась к нему, впереди — Роман Фёдоров. Шкура оказалась вывернутым наизнанку тулупом владельца амбара.
— Даёшь ложные сведения, — громко сказал Лёвка Фёдорову, опять обретая упущенную было власть, бросая к его ногам тулуп. — Вводишь органы в заблуждение? Где твой снежный человек? Куда он делся и был ли он? — Лёвка закипел от негодования. — Нальют зенки и кажется им…
— Да я… — оторопело ответил Фёдоров, не пытаясь оправдаться, поникший, придавленный речью участкового, входя в амбар. — Я ж его сам в сарай втолкнул, охота мне была по ночи на центральную усадьбу топать и звонить в милицию… Вот и проволока, которой я ему руки связал. — Он поднял с пола кусок медной трансформаторной проволоки. — Перекусил, наверное. У него зубищи! — Он пытался показать руками, какие, но внезапно запнулся. — Вот и лыжина. Лыжина! Откуда она здесь? — Он подобрал валявшийся деревянный обрубок с ременным креплением для ноги, напоминающий большую человеческую ступню. — А это? — Фёдоров не договорил и поднял с пола капроновый чулок. Повертел перед глазами, не зная, как расценивать новый вещдок. — А это? — Он указал на выбитое окошко. — Смотри, Лёвка! Он через окно ушёл. Раму выставил и ушёл. Вот, гад!
Лёвка осмотрел выбитое окошко и немного смягчился.
— Ну ладно. Так и запишем. Ушёл через окно. Тулуп сбросил и ушёл.
Обескураженный Фёдоров, после ругани участкового, который на прощанье разнёс его ещё раз за ложный вызов, после насмешек деревенских, сидел дома у ярко горевшей печки и глядел на свой тулуп и деревянную лыжу, похожую на большую человеческую ступню.
— Тулуп-то мой, — размышлял он в глубокой задумчивости после нескольких стопок водки, принятых для сугрева застуженного ночью тела, — этого никуда не скинешь. Тулуп мой. А лыжина не моя. Не-е. Не мо-о-оя!
1990
Очерки
Дом в Абрамцеве
Воспоминания о Юрии Казакове
Теперь уже и не вспомню точно, когда впервые услышал имя Юрия Казакова, прочитал его рассказы, — где-то в начале 60-х годов. Потом удалось купить его небольшую книжечку. Я тогда уже сам пробовал писать, и рассказы Казакова читал не только как читатель, но и как ученик: подолгу перечитывал особенно понравившиеся страницы, удивляясь простоте и кажущейся безыскусности казаковской прозы, пытаясь разгадать секрет его зримого, берущего за душу слова. Ещё подумалось тогда: вот бы познакомиться с этим писателем, поговорить с ним, услышать мнение мастера о своих литературных опытах. В то время и представить не мог, что доведётся мне близко познакомиться с Юрием Павловичем, хорошо узнать его в последние годы жизни…
Впервые Юрия Казакова я увидел летом 1978 года. Я живу в Подмосковье, в Загорском районе. Работая в газете, часто бывал по делам в Загорске, и тогда приехал по вызову в горком партии. Первый секретарь оказался занят — секретарша сказала, что придётся ждать: у него — писательская делегация, прибывшая из Москвы на встречу с тружениками района. Ждать действительно пришлось долго. Наконец совещание закончилось, из кабинета стали выходить люди. Делегация писателей была многочисленной. Среди всех особенно выделялся один человек — он шёл неспеша, чуть поотстав от остальных, заложив за спину крупные руки, отличаясь от других оживлённых гостей сосредоточенностью и задумчивостью. Он невольно бросался в глаза: высокий, мощный, с тяжёлой, пластично вылепленной, головой.
— Это Юрий Казаков, — шепнул кто-то за моей спиной.
Мне очень хотелось поближе подойти к любимому писателю, рассмотреть его получше, может быть — даже попробовать заговорить с ним, но Казаков, поблёскивая дымчатыми стёклами массивных очков, уже прошёл мимо, а меня вызвали на приём…
Потом узнал, что мы с Казаковым соседи: он почти круглый год жил на даче в Абрамцеве, от Хотькова, где я живу, до его дома рукой подать. Нашёлся и общий знакомый — Анатолий Диенко, редактор районной газеты, близко знавший Юрия Павловича. Оставалось найти благовидный повод, чтобы познакомиться с Казаковым, показать ему свои рассказы. И такой повод вскоре представился — правда, довольно прозаический — житейский: на даче писателя было туго с топливом (а зима в 79-м году выдалась суровая), и меня попросили посодействовать. У нас в посёлке многие дома отапливались углём, так что доставать топливо мне приходилось и раньше, и особой трудности это не представляло. А уж для Казакова, понятное дело, я готов был пойти на любые хлопоты. Быстро договорился, объяснив, к о м у нужно топливо, собрался уже сообщить Диенко о том, что его просьбу выполнил, как тут мне на работу позвонила мать Юрия Павловича, Устинья Андреевна, пригласила приехать к ним…
