"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
И этот зеленоглазый лунный альв смотрел на него с такой неприязнью, что Бер почувствовал себя каким-то захватчиком. Тем, кто вторгся в чужой мирный край с окровавленным копьем в руке, чтобы убивать и жечь. И ведь не скажешь, что она не права – не с миром он сюда явился…
Да и сага ему досталась вовсе не о сватовстве.
Получив вести из самого Асгарда, переданные через Каменную Хельгу, Бер принял приглашение в Видимирь, чтобы вести поиски оттуда. Раз уж высшие силы откликнулись, от человека требуется лишь уважительное доверие. Эскиль поместил Берову дружину в гостевой дом, бывший погост, а Правену с Лельчей Хельга поселила в избу, где держала ткацкий стан. Зимой женщины Видимиря собирались там на супредки – это было одно из первых когда-то выученных самой Хельгой славянских слов, – и жили несколько ее служанок.
– И ты прямо… была при том, когда его… Коля, то есть Девяту… убили? – спросила Вефрид, пока помогала гостье устроиться.
– Да, это у меня на глазах произошло, – подтвердила Правена.
– И тебе было… совсем его не жаль? Ты же рассказывала, что знала его с детства.
– Они все – вся Игморова братия – знали Улеба с детства. Но не пожалели его, хотя он не сделал им никакого зла, был добрым человеком и его все любили. Потому они его и убили! – ровным голосом, за которым таился неиссякаемый гнев, ответила Правена. – Они боялись, что в Гардах предпочтут видеть князем Улеба. Был бы он не так хорош, его бы, может, и не тронули. И нет, мне Девяту совсем не жаль. Мне теперь на сердце легче стало – Улеб видит, что мы заботимся о нем!
Правена взглянула вверх, и Вефрид поразило, какое горячее чувство сверкнуло в ее глазах.
Смогла бы сама она так – манить к себе ничего не подозревающую жертву, а потом смотреть, как острие сулицы входит ему в грудь, как тело падает к ногам… Прикасаться к горячей крови – еще горячей, но уже мертвой… Вефрид передернуло. Нет, она бы не смогла! Правена – по виду обычная женщина, на пару лет ее старше, милая, вовсе не похожая на Шлемоносную Деву – но такая же безжалостная. Вефрид уже знала, что Правена происходит из дружинной семьи ближнего княжеского круга, и отца ее, Хрольва, Эскиль хорошо помнил: они были знакомы и часто общались в те годы, когда сам он служил Ингвару киевскому. До замужества она не была валькирией и не носилась между небом и морем – жила как все, шила приданое… Это любовь сделала ее такой безжалостной? Тогда уж лучше обойтись без любви…
Обета не мыться и не расчесывать волосы никто из мстителей на себя не брал – в этом Вефрид смогла убедиться, когда они охотно приняли предложение сходить в баню. Уже темнело, когда Бер с Правеной, Алданом и Вальгестом пришел в избу Эскиля на ужин: тот хотел и проявить себя гостеприимным хозяином, и еще обсудить с Бером его дело.
Но сначала Хельге хотелось вызнать побольше о жизни семьи – об отце Бера, Тородде, о его дяде Логи-Хаконе, умершем несколько лет назад.
– У нас в Хольмгарде хорошо помнят твою мать – Снефрид Серебряный Взор, – рассказывал Бер, сидя за столом в просторной избе, где когда-то обитал Несвет, сын Олава, а теперь хозяйничал Эскиль Тень. – И о тебе моя бабушка порой вспоминала, о твоих «ведьминых камнях». Я слышал, она подарила тебе янтарный «ведьмин камень»… и надеялась, что еще когда-нибудь его увидит…
– Мы подумывали об этом, – Хельга взглянула на дочь, – но прошлой зимой у вас была какая-то война, а мой опыт научил меня, что не стоит ездить в Хольмгард, когда на носу какая-то война! Да и виделись мы так давно…
– Однако вон я вижу «ведьмин камень»… – Бер посмотрел на ожерелье Вефрид. – Тот самый?
– Да, тот самый. – Хельга тоже посмотрела на кусочек непрозрачного желтого янтаря с природным отверстием, подвешенный на серебряном колечке к ожерелью дочери. – Тот, что Сванхейд нашла у моря, когда ехала, чтобы выйти за Олава конунга… Ей тогда было семнадцать лет – лишь на год больше, чем тебе сейчас, Фрида.
– Я рада, что не попала на войну! – Вефрид взглянула на Бера вовсе не дружелюбно. – Мне хватило того, что я увидела в Перунов день…
– В Перунову ночь, – поправил Рагнар.
– Ты, должно быть, имеешь немалый опыт… отнятия жизни. – Судя по голосу и лицу Вефрид, она не одобряла этот опыт.
– Нет, – спокойно ответил Бер. – Мне пришлось это сделать впервые.
– И как тебе – понравилось? – Вефрид выразительно раскрыла глаза, но в ее любопытстве чувствовалась издевка.
– Я не из тех, кому нравится проливать кровь. Но я сделаю все, что необходимо для чести рода и для мести за моего брата. Если бы я не хотел или не смел этого сделать, то был бы недостоин сидеть с тобой за одним столом.
Возразить на это Вефрид не могла и молча отвернулась.
– Я вижу, ты чем-то недовольна, – настиг ее голос Бера. – Но не понимаю чем. Ведь нельзя же предположить, что этот человек, Девята, был чем-то… любезен такой девушке, как ты.
– Любезен? – Пропустить это мимо ушей Вефрид не могла и взглянула на Бера, но с таким видом, будто ей предложили откусить кусочек дохлой жабы. – Он ничем не мог быть мне любезен! Наша семья в родстве с Анундом конунгом, а он ведет свой род из Свеаланда… как тебе должно быть известно. Но мы приняли его в дом, когда он нуждался в убежище, он ел наш хлеб… И вдруг его убили на нашей земле, у почитаемого камня, на празднике всей округи… да еще и ночью, тайно… Хорошее украшение праздника!
Вефрид запнулась: ей было трудно объяснить, почему ее так напугало это происшествие. Она привыкла к безопасности, и сулица Бера не только убила Девяту, но и разрушила неприкосновенность того круга, в котором Вефрид жила, подорвала непреложное право ее собственной семьи распоряжаться в этом краю. Бер принес в ее дом угрозу внезапной насильственной смерти – словно змей двухголовый внезапно пал из черной тучи, – и Вефрид не могла подавить отвращения, глядя на него. И предупреждал он не напрасно: с каким-то гадливым любопытством она выслушала всю сагу об убийстве Улеба, и теперь эти неприятные видения не давали ей покоя. Коль, тот, кого она считала человеком не хуже других, оказался убийцей! Одним из тех, кто без повода поднял руку на сына конунга – настоящего сына конунга, ибо Улеб, конечно, таким и был, это подтверждает Правена, его жена. Знала бы Вефрид – не стала бы болтать с Колем, отшатнулась бы сразу, как от бешеного пса! Сейчас она, вспоминая те невинные беседы, морщилась, как если бы могла подхватить от него что-то нехорошее. Но, с другой стороны, сам Бер не знает точно, как все вышло. Может, Коль еще и не виноват, или не так виноват, чтобы карать его смертью, не дав сказать ни слова в оправдание! И покойный Коль, и сидящий перед Вефрид живой Бер были в ее глазах одинаково замараны с ног до головы жестоко пролитой кровью. Как бы ей хотелось никогда не видеть ни одного из них и ничего об этом не знать! А суровое, замкнутое лицо Бера, его сдержанные повадки подтверждали, что он своим успехом удовлетворен и ни о чем не жалеет. И он так нехорош собой – тот случай, когда лицо и душа человека друг с другом схожи. Вефрид хотелось снять и убрать подальше янтарный «ведьмин камень» как связь с Хольмгардом, утратившую для нее всякую привлекательность, но она боялась обидеть этим свою мать.
– Я прошу прощения, на празднике это было не слишком уместно, – согласился Бер. – Но там проще всего подобраться незаметно и устроить дело, не опасаясь задеть невинных людей.
– Эти двое, Девята и Градимир, обманули вас и обманом добились вашего расположения, – заметил Вальгест. – Если бы они честно объяснили тебе, Эскиль, кто они такие и почему здесь оказались, ты мог бы решить, оказывать ли им покровительство, принимать ли в дом, защищать ли их.
– Скажи, Эскиль, если бы ты знал, от кого и почему они прячутся, ты стал бы их защищать? – подхватил Бер.
– Пожалуй, нет, – подумав, решил Эскиль. – Мне нет дела до раздоров между Святославом киевским и его родичами, но мне не нужны в моей округе убийцы.
При этом он смотрел на Бера, и получилось, что эти слова он относит и к нему.
