Густав Эмар - Закон Линча
Солнечный Луч следила за ним взглядом, пока он не скрылся, затем она обратилась к Черному Коту:
— Пора отправляться, — сказала она. — Спасем нашего друга.
Через несколько часов вождь апачей, сопровождаемый молодой женщиной, присоединился к своему отряду, расположившемуся на берегу Рио-Хилы, а через два дня все они прибыли к холму Бешеного Бизона.
ГЛАВА IX. Свидание
Теперь мы возвратимся к тому месту нашего рассказа, на котором закончилась седьмая глава. Солнечный Луч, не говоря ни слова, подала мексиканке листок бумаги, деревянную палочку и раковину, наполненную синей краской.
Белая Газель радостно встрепенулась.
— О, понимаю! — произнесла она.
Вождь улыбнулся.
— Бледнолицые очень умные, — сказал он, — они все умеют. Моя дочь напишет белому вождю.
— Да, — прошептала она, — но захочет ли он мне поверить?
— Пусть моя дочь вложит в бумагу свое сердце, белый вождь узнает его.
Молодая девушка вздохнула.
— Попробую, — сказала она.
Лихорадочным жестом взяла она из рук индианки листок, наскоро написала на нем несколько слов и отдала его обратно.
Солнечный Луч свернула бумажку и старательно привязала ее к древку стрелы.
— Через час письмо будет доставлено по адресу, — сказала она и исчезла в лесу с быстротой испуганной лани.
Все произошло скорее, чем об этом можно рассказать.
Как только индианка, заблаговременно предупрежденная Черным Котом о той роли, которую ей предстоит сыграть, исчезла, вождь снова обратился к Белой Газели.
— Мы не можем спасти всех, — сказал он, — но, по крайней мере, те, которые нам дороги, избегнут гибели.
— Дай Бог, чтобы вы не ошиблись, — отвечала молодая девушка.
— Владыка Жизни велик! Его могущество не имеет границ, он может все. Пусть дочь моя надеется.
Затем между ними произошел долгий разговор, после которого Белая Газель незаметно проскользнула между деревьями и отправилась к холму, возвышавшемуся недалеко от места, занятого бандитами. Здесь она назначила свидание дону Пабло.
При мысли, что она снова увидит мексиканца, молодая девушка невольно ощутила смутное волнение.
Она чувствовала, что сердце ее сжимается, и вся она вздрагивала.
Воспоминание о том, что так недавно произошло между ними, вносило дополнительное смятение в ее мысли и делало исполнение взятой ею на себя задачи более трудным.
Теперь это была уже не та суровая амазонка, какою мы знали ее раньше, которая, привыкнув с детства к войне и всем ее ужасам, смело шла навстречу опасностям.
Женская натура возобладала в ней. Все, что было в ней грубого и резкого, исчезло, и осталась лишь молоденькая, робкая девушка, дрожавшая при мысли о встрече лицом к лицу с мужчиной, которого она так жестоко оскорбила и который, быть может, не захочет снизойти до объяснения с нею, а просто повернется к ней спиной.
Все эти мысли — и множество других — вихрем проносились в ее голове, в то время как она крадучись пробиралась к месту встречи.
Чем ближе она подходила, тем беспокойство ее становилось сильнее, так как воспоминания все ярче рисовали ей недостойность ее прежнего поведения.
Наконец она пришла.
Вершина холма была еще пуста.
Вздох облегчения вырвался из ее стесненной груди, и она благодарила Бога за те несколько минут, что остались ей для того, чтобы наедине приготовиться к чрезвычайно важному разговору, которого она сама добивалась.
Но когда прошли первые мгновения, ее начала беспокоить другая мысль — она испугалась, что дон Пабло не откликнется на ее предложение явиться на встречу и пренебрежет возможностью спастись, которую она ему предложила.
Наклонив голову и устремив взор вдаль, она старалась вглядеться во мрак ночи и в страхе считала секунды.
Никто не знает, сколькими веками кажется минута для человека ожидающего.
Время, между тем, летело быстро. Луна почти скрылась за горизонтом. До восхода солнца оставался всего какой-нибудь час.
Девушка уже начала сомневаться в том, что дон Пабло придет. Глухое отчаяние овладевало ею, и она проклинала свою беспомощность, заставлявшую ее оставаться в бездействии на одном месте.
Опишем теперь в нескольких словах, что происходило в это время на холме Бешеного Бизона.
Валентин, Курумилла и дон Пабло сидели на вершине холма и молча курили. Каждый придумывал про себя средство выйти из затруднительного положения, в котором находился их маленький отряд. Вдруг послышался резкий свист, и длинная стрела впилась в землю недалеко от них.
— Что это значит? — воскликнул Валентин, первым придя в себя. — Неужели краснокожие уже начали атаку?
— Разбудим наших друзей, — сказал дон Пабло.
— Друг! — лаконично проговорил Курумилла, который уже выдернул стрелу и внимательно осмотрел ее.
— Что вы этим хотите сказать, вождь? — спросил охотник.
— Посмотрите! — отвечал индеец, передавая стрелу и указывая на клочок бумаги, обернутый вокруг ее древка немного пониже перьев, которыми индейцы украшают это оружие.
— В самом деле, — произнес Валентин, снимая бумажку, между тем как Курумилла поднес факел, чтобы посветить.
— Гм! — сказал дон Пабло. — Этот способ переписки кажется мне довольно подозрительным.
— Сейчас увидим, что это значит, — отвечал охотник.
Он развернул бумажку, на которой чем-то синим было написано по-испански несколько строк. Вот содержание этого послания:
Бледнолицые погибли. Индейские племена, собравшиеся вместе и поддерживаемые степными бандитами, окружили их со всех сторон. Бледнолицым неоткуда ждать помощи. Единорог далеко, а Сын Крови слишком занят защитой своей персоны, чтобы думать о них. Дон Пабло может, если захочет, избежать угрожающей ему гибели и спасти тех, кто ему дорог. Судьба его в его же собственных руках. Пусть он тотчас же по получении этого письма покинет укрепление и отправится один на холм Оленя. Там он встретит человека, который сообщит ему, как спастись. Человек этот будет ждать дона Пабло до восхода солнца. Он просит не пренебрегать этим предложением. Завтра будет уже поздно, и дон Пабло Сарате неминуемо погибнет в неравной борьбе.
Друг.
Прочитав это странное послание, молодой человек опустил голову на грудь и несколько мгновений оставался погруженным в глубокие размышления.
— Что делать? — прошептал он затем.
— Идти туда, конечно! — отвечал Валентин. — Кто знает, может быть, этот листок бумаги содержит в себе спасение для всех нас.
— А если это ловушка?
—Ловушка? Перестаньте, мой друг, вышутите! Индейцы — предатели и до невозможности коварны, с этим я согласен, но они питают невероятный ужас ко всему написанному, считая это творением злого духа. Нет, это письмо не от индейцев. Что же касается степных бандитов, то они великолепно владеют оружием, но совершенно незнакомы с искусством письма, и я могу вас уверить, что отсюда до Монтеррея, в одну сторону, и до Нью-Йорка, в другую, вы не встретите ни одного, который умел бы писать. Это предложение, без всякого сомнения, исходит от друга. Кто этот друг — вот что труднее всего отгадать.
