Джордж Макдоналд Фрейзер - Флэшмен в Большой игре
Обзор книги Джордж Макдоналд Фрейзер - Флэшмен в Большой игре
Чтобы разобраться, какую игру ведут русские, главные соперники за господство в Азии, и что замышляют сами бездельники-индусы, Флэшмену предстоит наступить на хвост своим страхам, сунуть голову в петлю, переплыть реку, кишащую гавиалами, и принять участие в одном из самых трагических событий Большой игры — знаменитом Восстании сипаев. Эта страница мировой истории не оставит равнодушным никого. Ибо нет в ней ни славы, ни оправдания — ни для своих, ни для чужих.
ДЖОРДЖ МАКДОНАЛД ФРЕЙЗЕР
ФЛЭШМЕН В БОЛЬШОЙ ИГРЕ
ИЗ «ЗАПИСОК ФЛЭШМЕНА» (1856–1858)
Посвящается Безумной Белой Женщине с реки Папар.
Пояснительная записка
Одним из весьма вдохновляющих стимулов к дальнейшему редактированию архива Флэшмена стал широкий отклик обычных читателей и ученых-историков из всех уголков мира на публикацию первых четырех томов. С тех пор как в 1965 году знаменитые рукописи Флэшмена были найдены на распродаже в Лестершире и стало ясно, что они представляют собой доселе неизвестные автобиографические мемуары достопамятного стервеца из книги «Школьные годы Тома Брауна», к редактору хлынули письма из самых отдаленных мест вроде острова Вознесения, лагеря отдыха американских джи-ай во Вьетнаме, с факультетов различных университетов и из студенческих кампусов Британии и Америки, современного караван-сарая на Хайберском перевале, одного из полицейских постов в Южной Австралии и много еще откуда.
Особую признательность вызывает, что в письмах проявлялся не только интерес к Флэшмену лично, но и наличествовали достаточно подробные исторические знания наших корреспондентов, касающиеся того или иного периода, а также событий, отраженных в его мемуарах, опубликованных к настоящему времени, таких как: Первая афганская война, решение проблемы Шлезвиг-Гольштейна (в которой были замешаны граф Бисмарк и Лола Монтес), афро-американская работорговля и Крымская война. Многие читатели поделились интересными наблюдениями, а один или двое даже обнаружили забавные несоответствия в воспоминаниях Флэшмена, которые, к сожалению, не были замечены редактором. Так, леди из Афин и джентльмен из городка Флинт, штат Мичиган, указали, что Флэшмену, очевидно, удалось повидать герцогиню Веллингтон в Лондонском театре через несколько лет после ее смерти, а письмо из секретариата Министерства иностранных дел отметило его ссылку на «британского посла» в Вашингтоне в 1848 году, в то время как на самом деле представитель Ее Величества в американской столице имел тогда менее высокий дипломатический ранг. Все эти накладки вполне можно понять, а то и простить, если учесть особенности памяти восьмидесятилетнего старика, прожившего трудную жизнь.
Также интересны сообщения вроде письма джентльмена из Нового Орлеана, который заявляет, что он — внебрачный правнук Флэшмена (плод амурной связи в госпитале Ричмонда, штат Вирджиния, во время Гражданской войны в США), а также письмо от офицера британской армии, который сообщает, что его дед одолжил Флэшмену пятьдесят долларов и лошадь во время все той же американской кампании — естественно, так ничего и не получив назад.
Возможно, что эти и другие интересные детали будут прояснены по мере издания последующих частей архива. В настоящем томе речь пойдет о приключениях Флэшмена во время Сипайского мятежа в Индии. Мы станем свидетелями драматических эпизодов этой ужасной борьбы и встретимся со многими героями Викторианской эпохи — монархами, государственными деятелями и генералами. Так же как и в предыдущих томах, рассказы Флэшмена в целом соответствуют общепринятым историческим фактам, хотя и снабжены во многом новой для нас информацией, так что редактору не остается ничего другого, кроме как слегка подправить орфографию героя, сожалея о некоторых его поступках, и добавить свои обычные комментарии и приложения.
Дж. М. Ф.I
Нечасто меня сегодня приглашают в Балморал.[1] Что, в общем-то, и хорошо. От одного вида этих чертовых ковров в шотландскую клетку меня всегда выворачивало наизнанку. Не говоря уже о бесконечных фотографиях германской королевской семьи и идиотской статуе принца-консорта — коленками вовнутрь, да еще в килте. Компании короля Тедди[2] я чаще всего пытался избегать, потому что и сам он был ничуть не лучше любого великосветского хулигана. Конечно, за добрые сорок лет он научился хитрить не хуже меня (особенно после того, как я еще в молодые годы сбил его с пути истинного, направив юные ножки принца к постельке одной актрисы, что навлекло господний гнев папочки Альберта на жирную морду его отпрыска), а уж когда юный увалень наконец-то добрался до трона, то, полагаю, собирался прихватить с собой и меня — высказавшись на мой счет, что, дескать, его Принц-холлу требуется Фальстаф.[3] Ха! Фальстаф! И это говорит обо мне человек со свиными глазками и брюхом, раздутым как фургон-конестога.[4] Да он и в сигарах-то абсолютно не разбирался.
А вот во времена старушки-королевы бывал я в Балморале частенько. Она всегда хорошо ко мне относилась — еще с тех пор, когда сама была почти девчонкой и украсила мою мужественную грудь медалью за афганскую войну. Да и потом, после, когда я отогнал толпу от ее драгоценного Тедди во время скандала в Транби-Крофт и спас принца от еще более худших последствий, порожденных его собственной глупостью, она все старалась мне угодить. После этого каждый год в сентябре, как по расписанию, приходило распоряжение для «дорогого генерала Флэшмена» возглавить кортеж на север, в Кейльярд-Касл, в котором меня всегда ожидала отдельная комната с целым горшком поздних роз на подоконнике и бутылочкой бренди на приставном столике, стыдливо прикрытой салфеткой — мой вкус был известен. Я всегда сопровождал ее туда, а она была молодцом, эта малютка Вики, и с радостью опиралась на мою руку, болтая без умолку. Да и порции нам подавались порядочные. Однако даже тогда мне было там не слишком-то уютно. И не только потому, что, как я уже говорил, меблирован замок был со вкусом, который мог поразить чувства скорее какого-нибудь черномазого торговца фруктами — а еще здесь был весь этот ужасный горный колорит вроде мрака, измороси, постоянных сквозняков под дверью и священной меланхолии. Даже в бильярдной висела гравюра, изображавшая какую-то древнюю мерзкую шотландскую супружескую пару, которая таращилась из рамы с искренней набожностью — несомненно, молясь, чтобы я продулся в пух и прах.
Да, полагаю, что больше всего против Балморала сегодня меня настраивают воспоминания. Именно отсюда для меня начался Великий мятеж,[5] так что во время моих нечастых нынешних путешествий на север даже стук колес в этой точке Земли меняет свой ритм и в голове моей начинает звучать: «Мера-Джханси-денге-най, мера-Джханси-денге-най» — все снова и снова. В одно мгновение десятки лет улетают куда-то вдаль и я вспоминаю, как впервые приехал в Балморал — полвека тому назад и все, что вслед за этим последовало: удушающая жара на парадной площади в Мируте с перестуком кузнечных молотов, царапина на дуле девятифунтовки, упирающейся мне прямо в живот и моя собственная кровь, текущая по раскаленной солнцем стали. Старый Уилер, хрипло заоравший, когда черные волны кавалерии с грохотом и блеском сабель вновь накатили на нашу жалкую твердыню («Не сдаваться! Последний залп, черт их всех побери! Цельтесь в лошадей!»); пылающие бунгало, рука скелета, выглядывающая из пыли, Колин Кэмпбелл, потирающий свою седую голову, и темно-красная струя, стекающая в грязный поток пониже Сутти-Гат. А еще огромная гора из серебра, золота, драгоценных камней и слоновой кости — больше, чем вы могли бы себе вообразить — и два огромных карих влажных глаза, оттененных пушистыми ресницами, одинокая жемчужина на бархатной коже над ними, дрожащие приоткрытые алые губки и… черт возьми, тут появляется расплывающийся в улыбке начальник станции, который комкает свою шляпу и врывается в мой прекрасный сон хромающим кошмаром с криком: «С возвращением в Дисайд, сэр Гарри! Вот вы и опять здесь!»
