"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна

– Да он там теперь живмя живет! Госпожа ворчит: будто в сыновья к Свенельдичу нанялся, домой только ночевать ходит. Все беса Ротемидия ловят! – придвинувшись к Правене, зашептала Влатта. – Да бес хитер…

– Пошел он… к бесам. Что-то о Витляне он говорил?

– Говорил. Нету у нас больше Витляны.

– Что?

Покачнувшись, Правена ухватилась за Влатту. Ноги подкосились. Так ее обманывали – Витляна не вернулась домой в ту ночь! Если бы сказали сразу… А теперь три дня прошло.

От острой душевной боли в глазах вскипели слезы.

– Что ведомо? Что с ней? – Правена схватила Влатту за пухлые плечи и не шутя затрясла. – Да говори же!

– Что ты на меня набросилась, будто навка! – Влатта попыталась вырваться, но безуспешно: Правена была сильнее. – Увезли ее из Киева.

– Куда? – Витляна поняла как «увезли хоронить».

– В Витичев, – шепнула Влатта в самое ухо. – Только ты молчи, это не велено никому рассказывать. Мне-то не говорили. – Она воровато оглянулась на Фастрид, выбиравшую гуся, – я из-за двери слышала, Тови матери говорил. Свенельдич приказал: вези, мол, пусть там посидит, у Тормара, пока шум не стихнет, а то больно срамят ее за Гостяту… Он ее повез, Тови. Третьего дня уехали на самой заре, на лодье.

– Посидит? Так она жива?

– Само собой. – Влатта удивилась. – Думаешь, она от тоски по забалуну [698] этому уже и насмерть исчахла?

Теперь ноги подкосились от облегчения, и Правена снова уцепилась за Влатту.

– Увезли ее в Витичев? Чтобы там пожила? Надолго?

– Этого не ведаю. Тови и сам вроде не знает, сказал, как поживется, а как надо будет ее забирать оттуда – дадут знать.

– И он с ней там?

– Там. Когда воротится – не сказал.

Тут Фастрид обернулась, Правена поклонилась ей и пошла назад к матери. Как они дальше ходили по торгу – она не видела и не слышала. Ее трясло от волнения. Дела Витляны все хуже – слава богам, не так худо, как было подумалось. Ее не только посадили взаперти, но и вовсе увезли из Киева. И наверняка причиной всему – Хилоусов меч. Теперь никак не получится увидеться с Витляной и узнать, чего же она хотела. Она будет сидеть в Витичеве, пока дело не прояснится. А оно не прояснится никогда – если она, Правена, ничего не сделает и не выручит посестриму.

Но как она может ее выручить? Даже с Торлейвом, наберись она смелости, посоветоваться нельзя, он тоже в Витичеве!

Изнемогая от тревог и опасений, Правена еще до возвращения домой пришла к единственной мысли: пора раскрыть свою тайну Мстиславу Свенельдичу. Именно ему пропажа Хилоусова меча грозит гибелью, но он не выдаст Витляну – ведь этим он выдал бы себя и весь свой род. Одинаковые у них с Витляной цели или разные, но тропа Витляны явно зашла в болото. Если кто и сумеет вывести ее в безопасное место, то лишь родной отец – самый умный и могущественный человек в Киеве. Не зря же княгиня Эльга доверяет ему уже более двадцати лет!

Правена вспоминала глаза Мистины, его голос, все его повадки в то их единственное свидание, когда пришла передать речи Грима. Однажды она уже доверилась ему – и не пожалела, обвинения со Славчи быстро были сняты и Желька даже пришла с поклоном, хотя сам Свенельдич как будто не имел к этому никакого касательства.

Будь что будет, но еще пары дней под грузом этой заботы ей не вынести.

Оставалось решить: как к нему подобраться?

В то же день, несколько позже, Правена брела по подольским улицам, выискивая ту, где осели древлянские переселенцы. Два раза спросила дорогу у местных баб, и они охотно указали ей двор ведуний, Забирохи и Улеи. В том, что незнакомая девушка отыскивает травниц, ничего удивительного нет: кто-то подсказал, что ту или иную хворь ловко выгоняют. Что под мышкой она держала свернутый косяк широкой льняной тканины, тоже дело обычное: в уплату приготовлено. Правену трясло от мысли, что она разгуливает по Подолу, имея при себе Хилоусов меч; утешало то, что никому такого не придет в голову. Чтобы случайно не выдать тайну, если уронит сверток, она замотала его веревочкой под цвет ткани.

Вот он – двор с большим пучком полыни над воротами. Пучок свежий, еще яркий, духовитый – не иначе как в недавнюю Купальскую ночь собран. От сглаза и навок вернейшее средство. Правена постучала в воротную створку. Никто не отозвался, зато она обнаружила, что ворота не заперты. Постучала для порядка еще раз.

– Иду я, иду! – раздался со двора старушечий голос. – Кто там такой нетерпеливый? Милухна, ты?

Отворив створку, старуха с удивлением уставилась на Правену.

– Будь жива, бабушка, боги в дом. Мне бы Улею повидать.

– Что-то я тебя не знаю… – Старуха оглядела ее с подозрением. – Не из наших.

– Я с Олеговой горы. Мне назвали вас… добрые люди. – Правена не знала, как много можно сказать этой старухе. – Это ты – Улея?

– Нет, она в избе. Ну, ступай, коли добрые люди…

Во дворе под навесом висели десятки травяных связок, источая пряный дух и без слов выдавая ремесло хозяйки. Улея занималась тем самым делом, какое и положено травнице в эту пору: разбирала на столе пучки недавно собранных пижмы и «заячьей крови», уже наполовину просушенные, выбрасывала начавшие гнить стебли. Это оказалась женщина довольно молодая и по виду приветливая: после беседы с подозрительной старухой вид ее принес Правене облегчение.

– Заходи, милая, – пригласила она Правену. – Не робей. Сейчас потолкуем. Ступай, мать, – велела она старухе, из чего Правена поняла, что та ей вовсе не мать. – А ты садись.

Правена села на скамью, держа свой сверток на коленях, огляделась: небогато, но чисто, на полках глиняные горшки и горшочки, пахнет травами, по полу разбросаны деревянные лошадки – игрушки тех детей, что она видела во дворе.

– Рассказывай, что за нужда у тебя? – предложила Улея, не переставая возиться с травами. – Не робей, дальше меня не пойдет, коли тайное что.

Она многозначительно склонила голову, а Правена подумала: видно, умеет помочь и в любовной ворожбе, и если кто дитя понесет некстати. Небось и про нее подумала…

– Кто тебе ко мне зайти посоветовал? – так же приветливо спросила Улея: не ради подозрительности, а обычно посылает тот, у кого была схожая беда.

Схожей беды ни у кого в Киеве уж верно не было с тех пор, как он стоит, но вопрос этот помог Правене приступить к делу.

– Воевода Мстислав Свенельдич! – выстрелила она. – Он мне сказал к тебе пойти.

– Мстислав Свенельдич… – Улея оставила травы и подошла к Правене. – Не врешь?

Она оглядела Правену с понятным изумлением: у этой-то что может быть общего с воеводой?

– Истовое слово. Сказал, до тебя довести, коли что будет для него. Но только я до тебя довести не могу, а нужен мне он сам, – решительно закончила Правена. – Передай ему, то нужно повидаться, и поскорее.

– Экая ты решительная! – с удивлением отметила Улея, глядя на нее как на мышь, требующую медведя. – Я ж за него не скажу…

– Можешь передать, что есть нужда великая увидеться? Скажи ему – не пожалеет, землей-матерью клянусь, дело того стоит. Скажи… – Правена колебалась, не зная, как убедить Мистину явиться на встречу, но не выдать при этом лишнего, – он, коли придет, получит то, что очень хочет.

Улея помедлила, разглядывая ее и прикидывая, статочное ли дело, чтобы такой человек, как Мстислав Свенельдич, очень хотел вот эту деву. Но ничего неимоверного тут нет: девка зрелая, красивая, статная, сразу видно, что здоровая. Одна коса чего стоит, да и лицом хороша. А Свенельдич-старший в тех годах, когда седина в бороду… Да такую любой захочет, что отрок, что старик. Как бы только до княгини не дошли его забавы, тогда всем причастным не поздоровится… Но не Улее было это решать.

– Обожди, – сказала травница и ушла.

Не было ее довольно долго. Не подозревая о том, как хозяйка поняла ее слова, Правена сидела неподвижно, разглядывая пучки трав по стенам и прислушиваясь к звукам во дворе и на улице. Ничего особенного там не происходило, но она всякий миг ждала чего-то страшного. Будто какие-то враги ее преследовали и могли вот-вот ворваться в этот двор.