"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна

– Бер, а расскажи теперь про ту девушку с клубком! – попросил Веленег. – Который она бросила в могилу. И про ту, которая забеременела от мертвеца.

– Я бы рассказал, да наши папасы не одобрят такой разговор. – Бер посмотрел в темноту, откуда приближалась светлая фигура.

Высокая, тонкая, она раскачивалась на ходу и до жути напоминала призрак, лишенный плоти.

Это оказался отец Агапий. Сказал, что от каши отец Ставракий отказался, соблюдая строгий пост, но попросил принести в пещеру несколько охапок травы – там он собирался остаться до утра. Свен с Веленей, да и Велерад с Орлецом тоже, смотрели с восхищением – в их глазах это было все равно что провести ночь в могиле, подвигом беспримерной отваги. И хотя мертвец-волот пока никак себя не проявил, как знать, что будет, когда настанет полночь? Отроки молчали, но в их широко раскрытых глазах, налитых огнем костра, виделось ожидание: а застанет ли утренний свет отца Ставракия среди живых?

– Что если мы все проснемся, а его там нет, только край одежды торчит из-под земли? – не выдержав, прошептал Свен старшему брату на северном языке, надеясь, что так диакон-грек не поймет.

– Мы возьмем лопаты и откопаем его, – уверенно ответил Велерад.

– Но он ведь будет весь синий и не живой! И станет приходить по ночам и пытаться свернуть нам всем шею!

– Тогда придется просить у Одина волшебную косточку. Давай, помогай лучше нести траву.

Отроки нагребли по охапке скошенной днем травы, отец Агапий взял факел, и малая дружина отправилась назад на могилу. Вот факел осветил разрытую землю – и никого рядом. Велерад успел испугаться, что предсказание младшего брата сбылось с жуткой быстротой, но тут с облегчением обнаружил иерея: отец Ставракий стоял на коленях сбоку от пещеры и молился.

– Надо разровнять здесь землю, – шепотом, чтобы не мешать иерею, сказал отец Агапий. – Иначе патор не сможет улечься.

Он был прав: дно пещеры было все в ямах и буграх, с таким заметным перепадом, что лежать на них было невозможно.

– Я принесу лопату! – вызвался Орлец и исчез в темноте.

Вскоре он вернулся и принялся копать. Привезенная с княжьего двора лопата была лучше обычных – с железной оковкой на рыльце, и Орлец, парень сильный, живо срыл несколько бугров. Земля с лопаты с шуршанием осыпалась в траву. Счистив два бугра и заровняв яму, он перешел к следующему, ударил. Лопата снесла несколько комьев земли… и вдруг в свете факела что-то так ярко блеснуло, что укололо глаза.

Орлец в изумлении опустил лопату. Под тонким слоем земли угадывался некий предмет, непонятных очертаний, но он сиял, отражая блеск огня, будто золото.

– Это еще что? – Орлец наклонился и пошевелил в земле рукой.

Из земли торчало нечто длинное, и оно сияло, как застывший луч. Свен, Веленя и Велерад замерли с открытыми ртами. Орлец отложил лопату, встал на колени, попытался вынуть предмет из земли, но не смог – тот сидел крепко. Тогда Орлец принялся рыхлить землю вокруг находки поясным ножом. Опомнившись, Велерад подошел с другой стороны и занялся тем же. Что-то упало, Велерад поднял отвалившийся кусок и поднес ближе к факелу, который наклонил к нему Агапий.

– Ётуна мать… – Велерад потер находку пальцем. – Это же золото…

Он еще раз потер находку – довольно тонкий золотой лист причудливой формы, покрытый сложным чеканным узором. Сыну богатого воеводы приходилось и видеть, и держать в руках золотые предметы, и он мог уверенно отличить золото от меди и бронзы.

– Тут еще… – Орлец, не прекращавший работы, бросил ему два куска такого же листа, потом еще один.

Пока Велерад рассматривал находки, пытаясь понять их назначение, Орлец вырыл целую яму и вытащил наконец какой-то длинный предмет, блестевший только с одного конца. Орлец потер его подолом рубахи и положил на землю, под свет факела.

Теперь все, склонившиеся над кругом дрожащего света, ясно видели, что такое лежит перед ними на разрытой земле. Это был большой кинжал или маленький меч, длиной чуть больше локтя. Лезвие стало вдвое толще от ржавчины, а рукоять покрывало золото. Тонкие куски чеканного золота остались, надо думать, от истлевших деревянных ножен.

– Это что… от волота, что ли? – сипло от изумления спросил Велерад.

– Это чудо Господне, – тихо, с благоговением ответил отец Ставракий – никто не заметил, как он подошел. – Это ответ мне… знак, что Господу угодна была моя молитва и он нам посылает оружие на одоление бесов… Благодетель, Спаситель наш, слава Тебе!

Глава 23

Увидев утром, когда его гридьба села завтракать, в дверях знакомое лицо – это был Эйольв, бережатый Эльги, – Святослав было подумал, что мать, как это порой бывало, прислала хирдмана с каким-то поручением или вестью. Но тот не направился, как обыкновенно, прямо к князю. Войдя и убедившись, что путь свободен, Эйольв обернулся и пригласил кого-то за собой. Вслед за ним в гридницу шагнула дева – нарядная и величественная, в греческом платье розового шелка с желто-золотистым узором в виде птиц в кольцах из цветов, в светло-зеленой шелковой накидке, с красным очельем и моравскими серебряными подвесками по сторонам лица. В первый миг придя в изумление – это еще кто? – Святослав тут же узнал собственную сестру Браниславу и удивился еще раз. На Олеговой горе, в обиталище молодого князя и его буйной дружины, Браня бывала редко и только вместе с матерью; внезапно увидев ее тут одну, Святослав от неожиданности взглянул на нее свежим взором и осознал, что она, в дорогом платье и уборе взрослой девы, и впрямь уже невеста!

Гриди тоже заметили гостью – подталкивали друг друга, показывали на нее, в изумлении опустив ложки. Горделиво подняв голову, Браня прошла между столами к княжескому месту. Вот и случилось то, о чем мечтает каждая девочка – она превратилась в девушку. На Ярилу Зеленого она залезла на березу, спрыгнула оттуда в расправленную плахту, которую держали Витляна и Правена, на ней затянули взрослую одежду, и теперь она – та самая дева, княжеская дочь, о которой во всех концах света белого рассказывают столько преданий. Браня знала множество сказаний о таких девушках и в глубине души ждала, когда с ней начнет все это происходить: когда ее спрячут в неприступную башню, куда не доберется ни один жених, когда за нее будут состязаться неженатые князья, когда ее унесет орел или вихрь… Но пока ничего такого не происходило, зато мать отпустила ее одну съездить к брату. В сопровождении троих бережатых – почти как сама княгиня – Браня ехала со Святой горы на Олегову, и кияне на ее пути замирали в восхищении при виде юной девы, румяной, как заря, и свежей, как летняя роса. Иные даже шли следом, чтобы еще полюбоваться ее длинной светло-русой косой, нарядным платьем, ее конем и конской уздой в серебряных бляшках.

Повод для поездки к брату был весомый. Взглянув на многозначительное, сияющее, довольное лицо Брани, Святослав мельком подумал, не собралась ли мать ее просватать, но сообразил: едва ли об этом сообщила бы ему сама сестра.

– Будь цел, брате! – Браня подошла его поцеловать.

– И ты! – Святослав наклонился к ней и вновь отметил, что наклоняться приходится не так уж сильно – она почти достигла полного женского роста. – Что ты здесь? Как мать?

– Матушка здорова. – Браня мельком огляделась, убедилась, что все взоры в гриднице прочно пришиты к ней, и снова обратила на удивленное лицо Святослава сияющий взор. – Новость у нас важная.

Она еще помедлила, доводя всеобщее любопытство до невыносимого, и объявила:

– А мы нашли меч Ахиллеуса!

– Чего? – Святослав настолько мало понял это сообщение, что даже не удивился. Никто из его людей вроде бы меча не терял. – Чей меч вы нашли? Какой раззява выронил?

– Ахиллеуса! Это в царстве Греческом был великий витязь, самый славный и доблестный, давным-давно был, еще до Константина Великого. А меч у него из чистого золота, ему сами боги все оружие и доспех даровали! Он с ними великие подвиги совершил и в битве пал самой важной. А мы нашли его меч!