"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна

Мысль эта была что стрела, сбившая на лету птицу-мечту. Разом обессилев, Витляна села на край скамьи и сидела, сама не зная, чего теперь хочет. Пока не пришла Величана и не окликнула ее:

– Где ты? Они уезжают.

Так сказала, будто все ей ясно. Витляна все же встала и вышла во двор, где угры садились на коней. Деневер, уже в седле, оглянулся, увидел ее и ловко поднял коня на дыбы, приветствуя ее на прощанье.

– Шок шикерт! [681] – крикнул он и быстро прижал сжатую в кулак правую руку к сердцу.

И поехал следом за Варьяшем – прочь со двора.

Вот они уехали, затих за воротами стук копыт. Отроки и прочие расходились по своим делам. Витляна оглядела знакомый с рождения двор – так, как будто он находится от нее за десять переходов, как будто она видит его впервые.

Может, это сглаз? Карие глаза, глаза чужаков, кому сглазить, как не им? Черные длинные косы – нити судьбы воина, что живет в воле богинь, прядущих долю и недолю. Может, вот так на ней сказались те сушеные жабы – лишили воли и здравого рассудка?

Но никогда Витляна не слышала, чтобы от порчи где-то внутри поселялся жаркий ком сладостного света.

– Шок шикерт… – прошептала она, мысленно следуя за всадниками по тропам от Киева на полудень, и эти странные слова виделись ей нитью, что будет соединять ее и Деневера, как бы далеко тот ни ускакал.

Глава 22

Утром, выйдя из избы, мать Платонида обнаружила посреди двора дохлого пса – закинули с торжка через тын. Костреца, челядина, отправили вынести собачий труп в овраг подальше, но к полудню за воротами, между двором и церковью, снова собралась угрюмая толпа. В тын и ворота иерейского двора полетели камни, поленья и дохлые крысы. Прослышав об этом, Эльга послала отроков разобраться, и Чернега вывел конный десяток, снабженный копьями и щитами.

При виде вооруженных всадников толпа попятилась, немного втянулась в улицы, очищая проход, но не разошлась.

– Чего вам здесь надобно, люди добрые? – строго осведомился Чернега, встав перед иерейскими воротами. – Почему дела свои бросили, чего тут ищете?

– Колдуна ищем, злыдаря! – закричали из толпы, но выйти и взглянуть в глаза сердитому десятскому охотников не нашлось.

– Сыскалось, откуда у него бес!

– Могилу, говорят, старую волотову разрыл!

– Оттого и люди мрут!

– Какую еще могилу? – Чернега подался вперед. – Кто чего знает? С чего взяли?

– Витичевские отроки знают! Сами рассказали!

Чернега послал оружника на Олегову гору, но люди Тормара уже уехали вместе с уграми. Однако они успели в ответ на расспросы подробно рассказать, где видели разрытую могилу, и вскоре Чернега, велев толпе расходиться и оставив людей постеречь иерейский двор, передал новости Эльге.

Под вечер к ней явился отец Ставракий, сопровождаемый людьми Чернеги.

– Не вечно же мне от людей прятаться, когда вины на мне нет никакой! – сказал он княгине. – Просил я Господа вразумить, и вот что мне на ум явилось. Во сне слышал голос как бы отроческий: «Подвизайся, Ставракий, не страшись происков вражеских, и в Царствии Небесном примешь награду совершенную». Тут и понял я: коли меня винят неразумные в страхе своем, это мне от Бога указание демона одолеть. Поеду-ка я сам к той могиле, погляжу, откуда бесы злоумия в белый свет лезут. Помолюсь там, отслужу канон преподобному Феодору Сикеоту, буду просить его помощи в таком же деле, каким он сам прославился.

– Что это за Федор? И на него бес Артемида нападал?

– Явились однажды к преподобному Феодору люди, умоляли прийти к ним, изгнать нечистых духов, что во множестве обитали в неком недалеком месте, и не давали пройти без вреда ни человеку, ни скотине, особенно в полдень и на закате. Пошел раб Божий Феодор в то место, велел там выкопать малую пещерку, затворился в ней на всю зиму, и до самой Пасхи сидел, проводя время в посте и молитве. Бесы, не вынеся соседства с преподобным, бежали, как враги бегут от войска, гонимые копьями и мечами. И долго, говорили, по всей той местности слышен был стон и вопль изгоняемых бесов. Такую силу имела молитва Феодорова, что люди после брали землю от той пещеры и больных лечили от всяких недугов: в ком вера была сильна, тот от земли получал исцеление. Я-то не столь силен, как преподобный Феодор, но буду просить его о помощи в изгнании бесов, коли уж они здесь завелись и людям пагубу творят.

– Но не будешь же ты всю зиму в пещере сидеть! – испугалась Эльга. – У нас не Греческое царство – не переживешь холода.

– По воле Господней… – упрямо начал отец Ставракий.

– Ты вот что сделай! – посоветовал Мистина. – Дадим тебе провожатых, отроков с лопатами. Ты свою службу отслужи, а потом да и зароете, что было разрыто. Расскажем киянам, что бежали бесы, а дорога им закрыта – авось народ и успокоится.

Сопроводить отца Ставракия к волотовой могиле взялся Торлейв – по описанию отроков он узнал нужное место и был уверен, что его найдет. С ним напросился Велерад, за ним потянулись и младшие: одиннадцатилетний Свен и его ровесник, старший сын Люта – Веленег. Мистина всех отпустил: понимал, как притягательна для юных умов возможность повоевать с бесом из могилы, только отправил с ними Бера, своего бывшего оружничего, возведенного в должность воспитателя подрастающих отпрысков рода. Сам посоветовал выезжать нынче же, в сумерках, чтобы народ не видел и чтобы проделать часть пути по прохладе. В сумерках Торлейв с его тремя бережатыми явился на Эльгин двор, где уже ждали отец Ставракий с диаконом Агапием и малая дружина с воеводского двора. Эльга велела собрать на всех припасов и дать иерею лошадь. Предлагали лошадь и Агапию, но тот сказался не умеющим сидеть в седле, и его посадили на круп, за спину к Агнеру – у того был самый могучий конь. Торлейв прикусил губу, чтобы не засмеяться, когда увидел эту пару: загорелый, мускулистый старый варяг с его шрамами и повязкой на глазу, и диакон Агапий, «глист бровастый», тощий и бледный. Илисар и Орлец переглядывались, кивая друг другу и шепча что-то, что не хотели довести до ушей самих всадников. Свен и Веленя и вовсе давились от смеха. Они оба, хоть и были вдвое моложе диакона, в седле сидели уверенно. Деневер рассказал им, в их годы любой мадьяр уже стреляет с седла на три стороны, выпуская по три стрелы подряд, и они жаждали обучиться тому же.

В Витичеве, старой Олеговой крепости, когда-то поставленной охранять брод, содержалась половина большой дружины, обычно из трех-четырех сотен оружников, при надобности рассылаемых в разные места. Торлейв не раз ездил в Витичев, сопровождая то Мистину, то Асмунда, то самого Святослава, и хорошо знал дорогу.

Внушительным отрядом – десять человек! – тронулись на юг, вдоль Днепра. Торлейв возглавлял дружину, за ним ехал отец Ставракий; Агнер и Бер, как самые опытные, замыкали строй, наблюдая, как резвятся юнцы. С высокого берега открывался пространный вид на реку. В этих местах Днепр так широк, что острова на нем кажутся другим берегом, а самого берега и не видно – где-то вдали он сливается с небом, чуть более светлым, чем вода.

Когда почти стемнело, устроились на ночлег: развели костер, приготовили кашу, поставили два шатра и поспали до белой зари. Утром, поев, тронулись дальше и вскоре после полудня, примерно на полпути к Витичеву, достигли цели. Местность здесь была неровная, вся состоявшая из холмов и холмиков, возвышенностей и впадин, покрытых то лугами, то пашнями, то перелесками – и с каждой возвышенности бросалось в глаза синее пространство блестящей днепровской воды.

Волотова могила, высотой в три-четыре человеческих роста, от реки отстояла примерно на перестрел и среди окружающих холмов, поросшая травой и кустами, почти не выделялась. Однако опытному глазу разница была видна: круглая в основании, с ровными склонами, она имела плоскую вершину, выдававшую участие человеческих рук. Еще с дороги бросалось в глаза большое неровное пятно разрытой земли на склоне. И впрямь, отметил Торлейв, Тормаровы гонцы легко могли увидеть среди свежей зелени место со снятым дерном, даже если уже начинало темнеть.