Роже Мож - Дикари
Сулла добрался до своего друга Менезия, обманув его охрану, и нашел его занимающимся любовью с рабыней...
Мускулистое тело Металлы содрогалось от быстрых судорог. С полузакрытыми глазами, с запрокинутой головой, рассыпавшимися светлыми волосами, выбившимися из шиньона, возница с силой прижимала свои груди к такой же мускулистой груди своего партнера. У нее вырвался стон удовольствия, означавший оргазм, и музыкантши поняли это. Они усилили и этот стон, и последующие таким же отзывом своих инструментов, которые звучали вплоть до заключительных судорог, вырвавших у прекрасной воительницы долгий крик. Музыка резко оборвалась, как только молодая женщина замолчала и, уставшая, молча откинулась назад. На глазах Суллы, который сожалел теперь о своем безрассудстве и нескромности, любовники, на некоторое время замерев, медленно разъединились. Металла привстала, села на кровать и собрала волосы, рассыпавшиеся по плечам.
— Великие боги! — проговорила она, иронически скривив свой красивый и суровый рот. — Какое счастье, что есть любовь... — Ее лицо, которое, как видел Сулла, смягчилось после оргазма, снова стало суровым. — Могу ли я оставить теперь своего хозяина? — спросила она.
Менезий, казалось, не обращал внимания на тон ее вопроса, в котором был заключен вызов. Она только что отдалась ему. И получила от этого сильнейшее удовольствие. Он овладел ею в полном смысле этого слова, потому что она была его рабыней. Но Сулла чувствовал ее напряженное состояние и натянутость, без сомнения существовавшую между ними, даже если Менезий был бесстрастен по отношению к ней. Галл вспомнил, о чем ему сегодня рассказывал арверн. Она принадлежала ему, как предмет или животное... Она продолжала рисковать своей жизнью, выступая на арене, в то время как ее хозяин уже давно ей предлагал закончить выступления.
— Я должна завтра рано вставать, — сказала она. — Лошади, которых ты заказал из Бретани, сегодня прибыли, и мы завтра на заре погоняем их.
Менезий сделал жест рукой в направлении двери, расположенной под противоположным портиком, которую Сулла, неудобно лежавший на карнизе, не мог хорошо разглядеть со своего места. Показался раб.
— Принеси немного вина, — приказал хозяин дома, который все еще лежал обнаженным, тогда как Металла не спеша надевала перед рабом шелковую тунику.
— Выпей немного вина перед уходом, — сказал патриций, — будешь лучше спать...
Гладиатриса покачала головой:
— Нет, спасибо, правда... Я слишком много пью последнее время, а ты знаешь, что такие, как я, которые пьют, не доживают до старости...
— Ты права, — сказал Менезий, — я не должен предлагать тебе пить. Но ты же хорошо знаешь, что я хочу, чтобы ты закончила выступления раз и навсегда. Когда ты, наконец, перестанешь бороться и против других, и против меня... Почему не хочешь, чтобы у тебя был ребенок?
Лицо молодой женщины помрачнело, и шрам, пересекавший ее щеку, обозначился со всей своей ужасностью.
— Ребенок убийцы? — спросила она с горькой усмешкой. — Ты думаешь, что я создана для того, чтобы давать жизнь, это я-то, которая подружилась со смертью?
— Только от тебя зависит прекратить такую жизнь, — сказал Менезий.
Она покачала головой:
— Что будет со мной без лошадей, без возгласов с арены, без ощущения опасности? А ты как будешь смотреть на меня, когда я стану женщиной, жиреющей от сытости и скучающей в доме? Не искушай богов, не проси у них, чтобы они сделали меня другой, не такой, какая я есть...
Раб наполнил кубок, который, как видел Сулла с высоты своего насеста, запотел, так как вино хранилось на льду, и протянул его своему хозяину.
Менезий молчал. Он выпил большой глоток молодого вина. Сулла понял, что отношения возницы и патриция упирались в стену упрямства, которой отгородилась молодая женщина.
— До завтра, — сказала она. — И забудь, что я не такая, как бы тебе хотелось, — добавила она, направляясь к двери, откуда недавно появился раб.
Флейтистки поднялись со скамейки, спрашивая хозяина взглядом: нужны ли они еще? Менезий дал им знак удалиться. Девушка, игравшая на тамбурине, вышла из буфетной, куда незадолго до этого вошла. В руках у нее была чаша и губка. Подошла к хозяину, провела губкой по бедрам и члену, который после этого взяла в руку и помогла хозяину помочиться в чашу. Когда все было закончено, она улыбнулась, опустила голову и ушла в буфетную. Менезий теперь был один.
«Как он одинок», — подумал Сулла, который понял теперь, почему патриций позвал его. Жена его обманывала и боролась против него, любовница была заложницей своего ужасного положения, из которого она никогда не смогла бы выбраться. И наконец, у Менезия не было сына, которому он мог бы завещать свое состояние и все то, что он создал за свою жизнь в боях и сражениях...
Сулла был растроган. Его одинокий друг Менезий позвал его. У римлянина-патриция был на всем свете, быть может, только один друг, на которого он мог рассчитывать, — бывший галльский офицер, вместе с которым он много раз рисковал своей жизнью. Армия! В этом прогнившем романском обществе только армия сохраняла свою чистоту...
Сулла увидел, как Менезий поставил на край эбеновой кровати кубок, который он осушил, и вскоре заснул. Он лежал теперь на боку, повернувшись спиной к галлу, который с высоты своего наблюдательного пункта не мог видеть его лица.
* * *Лежа на верхушке портика, Сулла понял, что сам заснул, по крайней мере на несколько минут. Он выругал себя за это. Если стража была не способна помешать чужаку пробраться в поместье, то тогда ему, Сулле, надо было следить за тем, чтобы никто не напал на патриция во время его сна. Если убийца доберется до кровати Менезия, Сулла сможет спрыгнуть с портика с кинжалом в руке...
Галл увидел, что небо на востоке начало бледнеть. Близился рассвет. Менезий не должен долго спать, как все те, кто вел походную жизнь, а теперь ворочает крупными делами; скоро он проснется. И обнаружит своего друга стоящим перед его кроватью.
Сулла снова взял крюк, лежавший рядом с ним, зацепил его за выступ и спустился по веревке. Он хотел оказаться внизу к тому моменту, когда спящий откроет глаза и поймет, что галл следил за его поступками и жестами с высоты портика. Оказавшись на полу, Сулла сорвал крюк и поймал его на лету, чтобы он не ударился о мраморные плиты. Потом он обошел эбеновое ложе, на котором по-прежнему спал хозяин дома, уткнувшись лицом в шелковую подушку, и прошел в буфетную, где весь вечер находился раб с едой и освежающими напитками.
Галл спустился на несколько ступенек и попал в комнату, где на полках рядами стояли кубки и тарелки, в которых подавали вина и угощения, стопками лежали салфетки. В огромном леднике, выточенном из куска черного мрамора и снабженном пробковой крышкой, покрытой до блеска начищенной медью, хранились напитки и все то, что должно стоять на холоде.
![Э. Гиббон - История упадка и крушения Римской империи [без альбома иллюстраций]](/uploads/posts/books/184344/184344.jpg)
