Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 19

Я по склону взошел на Хелвеллин могучий.
Подо мною клубилась туманная мгла.
В тишине лишь порой раздавался над кручей Повторяемый скалами клекот орла.
Справа Страйденский кряж над Ред-тарном
вздымался,
Слева Кетчидикем-исполин возвышался…
Вдруг узрел я, лишь взор от вершин оторвался,
Ту тропу, что для путника смертной была.

Среди вереска здесь он лежал бездыханный,
И, могилы лишен, как презренный злодей,
С неживою природой был слит неустанной
Разрушительной силой ветров и дождей.
Но останки его в этом месте безвестном
Охранялись одним существом бессловесным,
И, всем шорохам чутко внимая окрестным,
Отгонял этот страж воронье и зверей.

Сколько дней, верный друг, колыханье одежды
Принимал ты за жизнь! Сколько долгих недель
Верил — спит он, пока не развеял надежды
Вместе с плотью хозяина буйный апрель!
Разве не заслужил он кончины достойной?
Но, увы, ни молитвою заупокойной,
Ни слезой материнской, ни веткою хвойной
Не почтен был уход его ранний отсель.

Князь, которого рок уравнял с селянином,
Возлежит, осенен своим гордым гербом;
Гроб дубовый под черным стоит балдахином,
Изукрашенный золотом и серебром.
Сотни факелов ночью пылают в столице,
Погребальная музыка тихо струится,
Путь последний свершает монарх в колеснице,
Провожаемый всем многолюдным двором.

Но тебе умереть, о паломник, пристало,
Как и умер ты… Пусть, не оплакан никем,
Среди гор, как олень, что разбился о скалы,
Ты лежал распростертый, недвижим и нем;
Пусть и век твоих руки ничьи не смежили —
Над тобою малиновки с песней кружили,
Верный друг был с тобой, и твой прах сторожили
Два гиганта — Хелвеллин и Кетчидикем.

Денес Эмлин, стенай — горький миг настает,
Когда эхо в лесах твоих скорбно замрет.
Больше песни над Теви не будут слышны.
Буйно Кэдвеллон пел их под ропот волны.

Твой весенний расцвет, твой осенний убор
Невоспеты пребудут, увы, с этих пор:
У того, кто с восторгом их славить привык,
Гаснет пламенный взор и немеет язык.

Денес Эмлин, сынов твоих движется рать.
Храбрецы гордых саксов сумеют прогнать.
Но где арфа, что внукам расскажет о них?
Где тот бард, что героев прославит твоих?

Денес Эмлин, нет краше твоих дочерей:
Белоснежна их грудь, черны змеи кудрей.
Но в чьем сердце их взоры разбудят пожар,
Коль со мною умрет обаянье их чар?

Серебристая Теви, прощай! Я солью
С хором бардов былых скоро песню свою.
Там, где Телиссин мудрый и Мерлин седой,
Где и Льюарч и Мейлор, — найду я покой.

Денес Эмлин, прощай! Славься тенью лесов,
Красотой дочерей и отвагой сынов.
Звон смолкающих струн, мой конец возвещай…
Арфа, спутпица жизни, подруга, прощай!

Над озером Торо закат догорает,
И шорох ветров затихает в лесу,
А дева печальная к ветру взывает,
Взывает к потоку, роняя слезу.

«Внемлите в обителях райских, святые!
С мольбою я к вам обращаю свой взор.
Верните мне Генри!.. О дева Мария,
Спаси мне его, иль умрет и Линор!»

А ветер доносит к ней отзвуки боя:
Враги наступают, скрежещет металл.
Вот будто затихло, вот новой волною
Донесся их криков ликующий шквал.

Вот видит она: вдоль излучины дальной
Израненный воин идет чуть живой,
И дышит тоской его облик печальный,
И сталью разбит его шлем боевой.

«О юная дева, спасайся скорее —
Бежит наше войско, враг рвется сюда,
Там, в вересках, Генри лежит, коченея.
Из зарослей леса идет к нам беда!»

Он больше не поднял потухшего взора,
Бессильно поникла она у воды,
И солнце угасло над озером Торо
И для Героизма и для Красоты.

«Откройте! Смилуйтесь надо мной!
От ветра кидает в дрожь,
Метет поземка, и в тьме ночной
Тропинку еле найдешь.

Пришел не дичи запретной стрелок
Приюта у вас искать,
Хотя и отверженец бы мог
Здесь состраданья ждать.

Я — грешный паломник из стран чужих,
Измаялся, с ног валюсь!
Впустите меня, ради всех святых!
А я за вас помолюсь.

Кресты и ладанки вам отдам
И отпущенья грехов,
А если не надобно этого вам,
Из милости дайте кров.

Оленю и лани вдвоем тепло,
Зайчишка укрылся в нору,
А меня, старика, совсем замело,
Хоть замерзай на юру!

Чу! Эттрик яростно ревет,
Он страшен в полночный час.
Переходить мне Эттрик вброд,
Коль жалости нет у вас.

Ворота заперты на засов,
Железом окован вход,
А к сердцу хозяина мой зов
И вовсе не дойдет.

Прощай! И бог не попусти
Тебя в такую же ночь
На старости лет, как я, брести
От дома чужого прочь».

Смотритель лесов слышит зов и стон,
Да жаль покидать постель,
Но будет не раз их слышать он
В декабрьскую метель.

Ведь заутра заря сквозь туман речной
Узрела меж дерев:
Паломник скорчился под ольхой,
Давно окоченев.