Александр Дюма - Волчицы из Машкуля
— Ба! Мы вот-вот отсюда выберемся, а дети находятся в большей безопасности в том месте, где мы их оставили, чем в самом густом лесу. Ты не ранен?
— Нет, а ты, Триго? Мне показалось, что тебя задела пуля.
Гигант показал след, который оставила пуля на дубинке; очевидно, ущерб, причиненный оружию, над которым Триго трудился с такой любовью все утро, огорчил его больше, чем вырванный из одежды клок и легкая царапина на плече.
— Эй! Посмотри, — воскликнул Куцая Радость, — вот и поле!
В самом деле, в тысяче шагов от беглецов в конце такого пологого спуска, что его едва можно было заметить, виднелись начавшие уже золотиться колосья на фоне еще зеленого поля.
— Может, нам стоит перевести дух, — предложил Куцая Радость, словно почувствовав, как устал Триго.
— Конечно, — ответил Жан Уллье, — мне как раз надо перезарядить ружье. А ты пока осмотрись.
Жан Уллье начал перезаряжать свое ружье, в то время как Куцая Радость огляделся по сторонам.
— О! Разрази меня гром! — неожиданно воскликнул калека в то мгновение, когда старый вандеец укладывал на порох вторую пулю.
— Что случилось? — спросил, обернувшись, Жан Уллье.
— Тысяча чертей! Скорее в путь! Мне пока ничего не видно, но я слышу шум — он не предвещает ничего хорошего.
— Э, — заметил Жан Уллье, — приятель Куцая Радость, нам оказывает честь сама кавалерия. Тревога! Тревога, лентяй! — добавил он, обращаясь к Триго.
Скорее чтобы прочистить глотку, чем ответить Жану Уллье, нищий взревел так, что ему бы позавидовал самый здоровый бык из Пуату, и одним прыжком перемахнул через огромный камень, преграждавший ему путь.
Его героический порыв был остановлен вскрикнувшим от боли Жаном Уллье.
— Что с тобой? — спросил Куцая Радость вандейца, который застыл на месте с поднятой ногой, опершись на ствол ружья.
— Ничего, ничего, — сказал Жан, — не беспокойтесь.
Попробовав идти, он снова вскрикнул от боли. Ему пришлось сесть.
— О, — сказал Куцая Радость, — без тебя мы не двинемся с места. Скажи, что с тобой?
— Я тебе сказал: ничего!
— Ты ранен?
— А! — заметил Жан Уллье. — Где же костоправ из Монбера?
— Что ты сказал? — спросил, ничего не понимая, Куцая Радость.
— Я говорю, что попал в яму и вывихнул или сломал ногу, и вот теперь не могу даже ступить на нее.
— Триго посадит тебя на одно плечо, а меня понесет на другом.
— Невозможно! Так вы не убежите от погони.
— Но если мы оставим тебя здесь, мой дорогой Жан Уллье, они тебя убьют.
— Возможно, — ответил вандеец, — но прежде чем умереть, я уложу многих. Вот посмотри, как для начала я расправлюсь с этим.
В шагах трехстах от беглецов на невысоком холме показался молодой офицер егерского полка.
Жан Уллье, прицелившись, выстрелил.
Офицер вскинул руки и рухнул навзничь.
А Жан Уллье стал перезаряжать ружье.
— Итак, ты говоришь, что не можешь идти? — спросил Куцая Радость.
— Возможно, я бы смог проскакать на одной ноге шагов пятнадцать, но к чему?
— В таком случае, Триго, стой здесь!
— Надеюсь, что вы не сделаете такой глупости, чтобы остаться? — воскликнул Жан Уллье.
— Эх! Честное слово, да! Старик, мы умрем вместе с тобой. Однако, как ты сказал, несколькими солдатами будет меньше.
— Куцая Радость, нет, нет, не делайте этого. Вы должны остаться в живых, чтобы помочь тем, кого мы оставили… Но Триго, что ты делаешь? — спросил Жан Уллье, увидев, как гигант, спустившись в овраг, пытался приподнять гранитную глыбу.
— Не надо, — сказал Куцая Радость, — не брани его: он даром времени не теряет.
— Сюда, сюда! — крикнул Триго, указывая на яму, вырытую водой под камнем, которую он обнаружил, когда приподнимал глыбу.
— Честное слово, сегодня приятель Триго соображает не хуже обезьяны! Жан Уллье, иди сюда и ложись на дно!
Жан Уллье дополз до своих товарищей и забился в углубление, где вода доходила ему до колен; затем Триго осторожно поставил на место камень, оставив узкую щель для воздуха и света вандейцу, как будто заживо погребенному под каменной плитой.
Не успел Триго приподняться, как на вершине холма показались всадники и, убедившись в гибели офицера, поскакали во весь опор по направлению к шуанам.
Однако для беглецов еще не все было потеряно: всего каких-то пятьдесят шагов оставалось сделать Триго и Куцей Радости — теперь мы будем рассказывать только о них — до спасительной изгороди, за которую вряд ли бы отважились последовать всадники, в то время как пехотинцы, похоже, уже раздумали гнаться за вандейцами.
Но унтер-офицер егерского полка в полной боевой выкладке почти нагнал их и находился так близко, что Куцей Радости показалось, что он ощутил дыхание его лошади на своем плече.
Торопясь настигнуть беглецов, унтер-офицер, привстав на стременах, замахнулся саблей на калеку и едва не обрушил на его голову удар такой силы, что неминуемо раскроил бы ему череп, если бы лошадь, поводья которой всадник на секунду слегка отпустил, не рванулась неожиданно влево, в то время как Триго инстинктивно бросился вправо.
И сабля лишь слегка оцарапала руку трактирщика.
— Взять! — крикнул Куцая Радость своему другу, понуждая к действию.
Триго завертелся на месте волчком, словно его тело было насажено на стальную пружину.
Лошадь задела нищего грудью, но не сбила с ног; тем временем Куцая Радость выстрелом из охотничьей двустволки сразил унтер-офицера наповал, и тот свалился вперед, по ходу лошади.
— Один! — открыл счет Триго, ставший вдруг словоохотливым, хотя в обычное время его нельзя было назвать разговорчивым.
Хотя схватка отняла у беглецов не более минуты, расстояние между ними и всадниками заметно сократилось; казалось, еще немного, и они настигнут вандейцев, уже слышавших сквозь дробный топот лошадиных копыт сухой треск перезаряжаемых карабинов и пистолетов.
Однако Куцей Радости было достаточно и двух секунд, чтобы оценить возможности, предоставляемые им окружающей местностью.
Они находились на самом краю ланд Буэме в нескольких шагах от развилки дорог. И как у всякой развилки в Бретани или Вандее, здесь стояло распятие; этот каменный крест, расколотый пополам, мог стать их временным, хотя и ненадежным убежищем. Справа от них уже виднелись поля, окруженные живой изгородью; однако не стоило даже думать о том, чтобы добраться до них, ибо, поняв их намерения, именно с этой стороны к ним неслись во весь опор трое или четверо всадников. Прямо перед ними, изгибаясь влево, несла свои воды река Мен, делавшая крутой поворот налево; однако Куцая Радость понял, что нельзя рассчитывать на то, чтобы река встала преградой между ними и солдатами: противоположный берег ощерился острыми скалами, нависавшими над водой, и, пока шуаны плыли бы по течению в поисках более пологого спуска, у солдат было бы несомненно достаточно времени, чтобы изрешетить их пулями.
