Поль Феваль - Башня преступления
Она вдруг вздрогнула от этой мысли, а Жаннетт с горечью заметила:
– Куда же она денется, ничто ей не грозит!
– Ну и хорошо! – сказала Суавита. Она глубоко вздохнула, пытаясь повернуться на своем шезлонге. – Эти жалюзи опущены, чтобы яркий свет не тревожил мне глаз, а мне хотелось бы взглянуть, что делается за окном.
– Здесь мало что можно увидеть: грязные лачуги да конторские здания, похожие на тюрьму, – поспешила объяснить служанка.
– Ну там есть сад… а с другой стороны сада… – задумчиво говорила девочка.
– Да разве это можно назвать садом, после сада перед особняком де Шанма! Вот уж, действительно, рай! – возразила Жанетт.
А Суавита продолжала, как будто ее не перебивали:
– А с другой стороны сада стоит старинная башня… у окна которой часто видно молодого человека…
Жаннетт стала слушать. Она была удивлена и взволнована.
– Говорят, что больные дети ведут себя, как взрослые, – прошептала старая служанка.
Суавита продолжала:
– С тех пор, как я живу здесь, я ни разу не видела ни одной живой души за окном большой башни. Но сегодня…
И вместо того, чтобы продолжить, она поднесла к глазам свою бледную до прозрачности, дрожащую руку.
– Сегодня? – с любопытством повторила Жаннетт.
– Бывают моменты, – устало проговорила девочка, – когда я не знаю, был ли это сон, или я все видела наяву… у меня в жилах стынет кровь, когда я об этом думаю. Мне никогда не было так страшно… Подойди поближе, я тебе расскажу.
Жаннетт повиновалась.
– Еще ближе, и возьми мои руки в свои. Сегодня я видела там мужчину, я уверена… О! Если бы этот мужчина оказался здесь, я умерла бы от страха!
Она вся дрожала, глаза ее широко открылись.
– Дорогая моя девочка! – сказала Жаннетт, которой тоже стало жутковато. – Это был кошмарный сон, и ваш приступ тому виной.
– Нет. Так ты меня не успокоишь. Я видела, я совершенно уверена, что видела это ужасное лицо, эти огромные руки. Мужчина смотрел в нашу сторону. Успокой меня Жаннетт и скажи, что нас хорошо охраняют. Жаннетт, этот страшный человек не может сюда проникнуть? – со все возрастающей тревогой спрашивала девочка.
– Нет, никаких сомнений быть не может, – ответила служанка, на сей раз совершенно уверенная, что девочка говорила правду. – Здесь, правда, не так, как в особняке де Шанма, где нас было четырнадцать слуг. Но все-таки мы вчетвером: Мадлен, сильная как парень, Пьер и Батист – тоже здоровяки. А потом мы рядом с Префектурой полиции! Каждый раз, когда мне кого-нибудь показывают на улице, то неизменно говорят: «Это инспектор полиции». Я уж не говорю о том, сколько здесь просто дежурных полицейских! Стоит тихо позвать на помощь, как весь дом будет полон наших защитников.
Услышав это, Суавита настолько успокоилась, что даже улыбнулась.
– Я просто сошла с ума! Да и зачем ему приходить сюда? – подумала она вслух. – В руках у него была кирка, такая, как у крестьян в замке. Но я долго не смотрела, потому что молодой человек из башни появился в своем окне. Он смотрел в мою сторону и мне показалось, что он меня увидел. Если бы ты только знала, какой у него был печальный вид!.. Жаннетт, мой отец богатый, правда?
– Он был богатым… – задумчиво протянула старая служанка.
– И еще будет богатым. Да, ты еще не все знаешь… я ведь обещала ничего не скрывать… Я расскажу отцу про этого несчастного молодого человека… Может быть, он и не захочет денег, у него такой открытый и гордый взгляд!
Жаннетт чуть было не прослезилась. И прошептала про себя:
– Бедное, милое дитя! Сплошные мечты роятся в ее лихорадочном мозгу.
Дверь вдруг распахнулась, и Суавита радостно воскликнула:
– Изоль! Сестра моя!
Удивительно красивая и грациозная девушка, лет шестнадцати или семнадцати, переступила порог.
Она пересекла комнату и нежно поцеловала оживившуюся Суавиту в лоб.
Затем она повернулась к Жаннетт, которая инстинктивно отодвинула свой стул.
– Вы можете ехать, – сказала она сухо, но не без доброты в голосе.
– Завтра утром… – начала говорить служанка.
– Нет, тогда вы потеряете целый день. Я все устроила, чтобы побыть с Суавитой до вашего возвращения.
– Как здорово! – обрадовалась девочка.
Тень сомнения промелькнула во взгляде Жаннетт.
– Вы мне сказали, что ваш брат болен и что он хочет вас видеть, – опять вступила в разговор Изоль. – Я даю вам отпуск на двадцать четыре часа, решайте, ехать вам или не ехать.
– Благодарю вас, мадемуазель, – явно без всякого удовольствия выговорила Жаннетт, поцеловала Суавиту в обе руки и вышла.
Изоль посмотрела ей вслед, а потом поднесла палец к своим алым губам, раскрывшимся в улыбке, как только что распустившийся цветок.
Она наклонилась над сестрой и нежно прижала ее к себе:
– Тихо! Ее нужно было отослать. Мадлен, Пьера и Батиста тоже нет дома. Сколько выдумки потребовалось, чтобы проделать все это мне одной.
Суавита доверчиво засмеялась.
– Ты не боишься? – спросила Изоль.
– Нет, ты же со мной… – неуверенно ответила девочка.
Изоль приподняла ее, крепко поцеловала и торжественно сообщила:
– Сегодня великий день. Никто не должен знать о нашей тайне. Сегодня вечером мы обнимем нашего отца.
VIII
ИЗОЛЬ
Прекрасная Изоль излучала силу, здоровье, молодость. Отменное здоровье придавало обворожительную белизну ее телу. А в легкости, гибкости и живости ее движений, присущих молодости, уже угадывалась грациозная женщина. Изоль была брюнеткой. Великолепные темные волнистые пряди естественно спадали на ее лоб, не очень высокий, но восхитительно очерченный. Ее красивые миндалевидные карие глаза казались совсем темными под сенью бархатистых ресниц. Стоило ей захотеть, как взгляд ее начинал излучать поразительную нежность. Такой взгляд не мог не приворожить.
При малейшем волнении ноздри ее прямого точеного носика слегка вздрагивали, в очертании губ угадывался ее властный характер, хотя и улыбка, и смех ей были совсем не чужды.
Высокий рост Изоль только подчеркивал тонкость и хрупкость ее талии. Плавность и грациозность ее движений не могли не восхищать. Было просто мучительно смотреть на это совершенство, полное жизненной силы и уверенности в себе, рядом с девочкой, тоже красивой, но побежденной, сломленной, увядающей, как не успевший распуститься цветок.
Это был угнетающий контраст триумфа, торжества одной и отчаяния, безысходности другой.
Когда Изоль сказала: «Сегодня вечером мы обнимем нашего отца», – щеки Суавиты еще сильнее побледнели, но потом кровь сразу прилила к ее лицу и улыбка засверкала у нее в глазах.
– Мой папа! – радовалась она. – Мой любимый папа!
