Поль Феваль - Королевский фаворит
Обзор книги Поль Феваль - Королевский фаворит
Поль Феваль
КОРОЛЕВСКИЙ ФАВОРИТ
Глава I. ЭДИКТ
В конце мая 1662 года, в два часа дня, блестящая кавалькада въезжала из Новой улицы на главную площадь в Лиссабоне. Это были военные верхи, на великолепных лошадях, которых они заставляли подниматься на дыбы и взбрыкивать, к величайшему неудовольствию горожан, прижавшихся к стенам и нашептывавших, конечно, уж не благословения.
Члены кавалькады не обращали внимания на такие пустяки, они продолжали подвигаться вперед, и скоро последний всадник появился из-за угла Новой улицы. Тогда загремели трубы. Все военные построились кругом, а красивый мужчина, который небрежно восседал на лошади в центре его, вскинул руку к шляпе, затем развернул пергамент с гербом Браганского[1] дома.
— Трубите громче! — сказал он грубым голосом, который совсем не гармонировал с его элегантным костюмом Винтимильи, прекраснейшей местности в Италии. — Задохлись вы, что ли?! Если вы не будете лучше трубить, то по возвращении вам плохо придется…
Затем он продолжал, обращаясь к своим спутникам, — военным:
— Эти лодыри воображают, может быть, что я стану читать приказ его величества какому-нибудь десятку испуганных дураков, у которых страх отнял уши. Ну! Трубите же, негодяи! Трубите до тех пор, пока площадь не наполнится народом…
— Совершенно верно, дон Конти-Винтимиль, — раздалось около десятка голосов горожан, — надо уважать приказ его браганского величества, короля португальского.
— И повиноваться воле его первого министра, — прибавили шепотом несколько голосов.
Трубы затрубили еще оглушительнее. Со всех соседних улиц на площадь начало прибывать множество народу, так что вскоре вся она представляла собою целое море черноволосых голов, обритых спереди, по обычаю португальцев.
Все лица выражали испуг и в то же время любопытство. В то время всякий королевский эдикт, объявленный при трубных звуках его фаворитом, сеньором Конти, был общественным бедствием.
Мертвое молчание царствовало в этой, постоянно увеличивавшейся толпе. Никто не смел разинуть рта, и те, кто стоял вблизи всадников, не осмеливались даже поднять глаз. В числе их был молодой человек, едва вышедший из отрочества, одетый в костюм суконщика и опоясанный шпагой.
Случай или его желание сделали так, что он оказался почти рядом с Конти, от которого его отделял только один из трубачей.
— Черт возьми! — вскричал теперь Конти на подчиненных, которые все продолжали трубить. — Да замолчите ли вы, негодяи?!
Несчастные, оглушенные своей собственной музыкой, не расслышали его слов. Лицо Конти побагровело, он дал лошади шпоры и, подскакав к одному трубачу, ударил его по лицу эфесом шпаги. Кровь брызнула, и музыкант замолчал, но тут глухой ропот пронесся в толпе.
— Господа, — надменно сказал Мануэль Антунец, офицер королевской стражи, обращаясь к окружающим, — вот славная шутка, не так ли?
— Великолепная! — покорно отвечали все хором.
Между тем трубач утирал кровь обеими руками. Он шатался и готов был упасть с лошади. Молодой суконщик, о котором мы уже говорили, обошел вокруг кавалькады и, подойдя к раненому, подал ему на конце шпаги тонкий носовой платок. Несчастный с жадностью схватил его. Развернув платок, он увидел вышитый на нем герб. Но, спеша приложить его к ране, он не обратил на это внимания и только с благодарностью взглянул на юношу, который уже спокойно возвратился на свое прежнее место, неподалеку от Конти.
— Слушайте! Слушайте! — раздались крики герольдов.
Конти приподнялся на стременах и медленно развернул пергамент; но прежде, чем начать его читать, он бросил на толпу презрительный взгляд.
— Слушайте, граждане! — сказал он с аффектацией. — Клянусь моими благородными предками, это касается вас. Именем закона и волею могущественного Альфонса VI, короля Португалии и Алгарвии, по эту и по ту сторону Океана, владельца Гвинеи и других открытых и неоткрытых стран, повелевается:
1. Всем гражданам города Лиссабона открывать двери после звона о тушении огня. Это следует делать из благотворительности и для того, чтобы нищие, путешественники и богомольцы могли везде и во всякое время найти себе убежище.
2. Всем гражданам упомянутого города повелевается отворять ставни и поднимать жалюзи, которыми на ночь закрываются их окна, так как эти вышеупомянутые запертые жалюзи и ставни показывают недоверие и заставляют думать, будто в столице существуют негодяи и мошенники.
Кроме того запрещается:
1. Зажигать фонари перед дверями домов. Это делается из экономии и для того, чтобы щадить расходы граждан, которые все дети короля.
2. Наконец, запрещается всем гражданам носить с собою оружие, как холодное, так и огнестрельное. Позволяется носить для своей защиты только шпаги, крепко сидящие в ножнах.
Подписано: «Я, король».
Да будет благословение Божие над всеми слушавшими!
Конти-Винтимиль замолчал. В толпе не было произнесено Ни одного слова, но каждый, по особому, условному жесту своего соседа знал о его негодовании. Действительно, оскорбление было столь же велико, как и непростительно. Старинная и всеми уважаемая форма португальского законодательства употреблялась для того, чтобы среди белого дня оскорблять португальский народ. Когда Конти сделал знак конникам покидать площадь, толпа раздвинулась с мрачной покорностью.
— Ну! — с гневом вскричал фаворит. — А я думал, что негодяи взбунтуются. Вы увидите, что они даже не дадут нам повода померять ножнами наших шпаг их дурацкие спины!
Когда он оканчивал свою речь, голова его лошади, двинувшейся было вперед, наткнулась на какое-то препятствие. Это был молодой суконщик, который, погруженный в задумчивость, вероятно, очень сильную, не посторонился, как другие, перед кавалькадой. Насмешливая улыбка мелькнула на губах Конти.
— Этот заплатит за всех! — воскликнул он и сильно ударил юношу шпагой плашмя.
— Славный удар! — вскричал Мануэль Антунец.
— Я могу ударить еще лучше, — смеясь, отвечал Конти, поднимая шпагу во второй раз.
Но прежде, чем его рука успела опуститься, юноша бросился вперед и с быстротою молнии пронзил своим оружием лошадь Конти, которая замертво упала на мостовую. Он же, в свою очередь, ударил упавшего фаворита шпагой прямо по лицу.
— Вот тебе, сын мясника, — вскричал он, — ответ лиссабонского населения!
Озадаченная от изумления стража не трогалась с места.
Когда Конти с пеной у рта поднялся наконец с земли, юноша уже исчез в толпе и поздно было преследовать его.
