Уилбур Смит - И плачут ангелы
Тунгата представил ряд темных голов над розовой от заката водой — словно ожерелье на бархатном корсаже.
— Сколько их? — спросил Тунгата.
— Двенадцать.
Тунгата расстроился: всего двенадцать? Он надеялся на большее. Помешкав мгновение, он спросил:
— С ними есть белый офицер?
«Баллантайн! — подумал Тунгата. — Наверняка это сам великий шакал».
— Они переправились, вошли в лес. Мы потеряли их из виду, — доложил наблюдатель.
Теперь вопрос в том, рискнут ли родезийцы пройти по открытой прогалине.
Тунгата навел бинокль на прибрежные заросли. Особым образом отшлифованные линзы со специальным покрытием усиливали каждый лучик света, но деревья и кусты под ними уже становились плохо различимы: солнце зашло, последние краски заката гасли, и в ночном небе загорались первые звезды.
— Они все еще в лесу, — раздался из динамика другой, более низкий и грубый голос наблюдателя на южной окраине поляны.
— Костер! — тихо приказал Тунгата в микрофон.
Через пару секунд на дальнем от реки краю прогалины между деревьями засветился желтый огонек. В бинокль Тунгата увидел, как перед костром прошел человек, создавая превосходную иллюзию мирного лагеря, где отдыхают измотанные бегством, ничего не подозревающие партизаны, которые почувствовали себя в безопасности и решили приготовить ужин.
Не слишком ли очевидна приманка? Не слишком ли он положился на слепую ярость преследователей?
Сомнения Тунгаты разрешились почти мгновенно.
— Они вышли из леса на поляну, — сказал хриплый голос из динамика.
Уже стемнело настолько, что на противоположном краю поляны ничего нельзя было различить даже в бинокль, и приходилось полагаться на донесения наблюдателей. Тунгата следил за секундной стрелкой на светящемся циферблате наручных часов. Поляна тянулась на полтора километра — на полной скорости родезийцы могут пересечь ее минуты за четыре.
Не сводя глаз с секундной стрелки, Тунгата заговорил в микрофон:
— Минометы, приготовиться к стрельбе осветительными снарядами!
— Минометы готовы!
Минутная стрелка завершила круг и пошла по второму.
— Минометы, огонь! — приказал Тунгата.
Из леса за его спиной раздались глухие удары трехдюймовых минометов и свист взлетающих в небо мин. В высшей точке траектории взорвались и повисли на крохотных парашютах осветительные снаряды, излучая резкое синеватое сияние. На прогалине стало светло, как на освещенном прожекторами стадионе. Посреди открытого пространства группа бегущих людей была захвачена врасплох и застыла под ослепительным светом, отбрасывая черные тени, плотные и тяжелые, как камень.
Спецназовцы мгновенно залегли — вот только укрыться было негде. Распластанные по земле тела выделялись на плоской поверхности бугорками. Впрочем, их почти сразу же скрыли густые клубы пыли и комья земли, взметнувшиеся вокруг.
Прогалину окружали шестьсот человек, и все они палили из автоматов по скорчившимся посреди открытого пространства фигурам. В непрерывном грохоте стрелкового оружия раздавались взрывы мин, и поднятые ими вихри пыли клубились в резком свете осветительных снарядов.
На прогалине не могло остаться ничего живого. Родезийцев давно должно было разорвать на куски пулями и осколками, но огонь продолжался, минута за минутой. Все новые и новые осветительные снаряды взмывали в небо, сияя ослепительным голубым светом.
Тунгата медленно осмотрел в бинокль клубящуюся завесу дыма и пыли. Не заметив никаких признаков жизни, он поднес микрофон к губам, собираясь отдать приказ о прекращении огня, — и вдруг перед окопом, всего в двухстах шагах от Тунгаты, из клубов пыли появились две призрачные фигуры.
По пояс в густом дыму минных разрывов, они бежали плечом к плечу, один черный, другой белый, и в ярком сиянии осветительных снарядов казались жуткими чудовищами. Громадный матабеле потерял каску, и круглая бритая голова отсвечивала, как пушечное ядро. Оскаленный в крике рот открывал белоснежные зубы, из глотки вырывался мощный рев, перекрывающий даже грохот оружия. Лицо белого покрывали коричневые и зеленые полосы камуфляжной краски, но сквозь изодранную куртку проступала бледная кожа груди и плеч.
Они бежали вперед, стреляя на ходу, и в Тунгате шевельнулся суеверный ужас, который он так презирал в своих бойцах: эти двое были словно заколдованы, и шквал огня не наносил им ни малейшего вреда.
— Убейте их! — невольно завопил Тунгата.
В ответ короткая очередь из винтовки «ФН» срезала верхушку насыпи перед окопом Тунгаты.
Он нырнул в траншею и помчался к ближайшему пулеметному гнезду.
— Целься как следует! — закричал Тунгата.
Пулеметчик дал длинную очередь, но двое спецназовцев по-прежнему бежали вперед, целые и невредимые.
Тунгата оттолкнул пулеметчика в сторону и занял его место. Бесконечно долгие секунды он внимательно вглядывался в перекрестие прицела, осторожно подправляя наводку ствола, и только потом выстрелил.
Громадный матабеле отлетел назад, будто сбитый машиной. Пули разорвали гиганта на части, как ураган разносит на куски соломенное чучело, и родезиец рухнул на землю.
Второй спецназовец продолжал бежать вперед, стреляя и выкрикивая неразборчивые проклятия. Тунгата навел пулемет на него, помедлил долю секунды, проверяя прицел, и отчетливо увидел сквозь прорехи в одежде белую кожу и устрашающе раскрашенное лицо.
Тунгата нажал на гашетку, тяжелый ствол задергался, потом механизм заело, и пулемет смолк.
Тунгата застыл на месте, охваченный суеверным ужасом: белый продолжал бежать. Винтовку он выронил, на одном плече зияла рана, рука беспомощно болталась, и все же родезиец стремительно приближался.
Вскочив на ноги, Тунгата выхватил из кобуры на поясе пистолет. Бегущий уже был в десяти шагах от окопа. Тунгата поднял «Токарев» и нажал на спусковой крючок — пуля ударила в обнаженную белую грудь. Родезиец упал на колени, не в силах двинуться, хотя и старался изо всех сил: он тянулся к врагу уцелевшей рукой, беззвучно раскрыв окровавленный рот.
Вблизи, несмотря на толстый слой камуфляжной краски, Тунгата узнал того самого человека, которого видел в незабываемую ночь в миссии Ками. Секунду противники смотрели друг другу в лицо, потом Роланд Баллантайн упал ничком.
Постепенно шквал огня над прогалиной затих. На негнущихся ногах Тунгата Зебиве вылез из окопа, подошел к упавшему родезийцу и ногой перевернул тело на спину — к его изумлению, веки Баллантайна дрогнули и медленно открылись. В резком свете осветительных снарядов зеленые глаза горели ненавистью.
