Вальтер Скотт - Пират
Кливленд остановился в двух шагах от Минны и склонил к земле голову. Наступило глубокое молчание. Затем Минна произнесла твердым, но скорбным голосом:
— Несчастный человек! Зачем искали вы этой встречи, которая только усилит наши страдания? Уезжайте с миром, и пусть небо направит вас по лучшему пути, чем тот, которым вы следовали доныне.
— Небо может направить меня на истинный путь, только если вы мне укажете дорогу, — ответил Кливленд. — Я явился сюда одичавшим и загрубелым человеком, едва сознававшим, что моя профессия — моя страшная профессия — преступнее пред лицом людей и неба, чем дозволенное вашими законами каперство. Так я был воспитан, и если бы не надежды, которые вы разрешили мне питать, я, быть может, так и умер бы отчаянным и нераскаявшимся пиратом. О, не отталкивайте меня, Минна! Дайте мне искупить мои преступления и не оставляйте начатого вами дела незавершенным.
— Кливленд, — ответила Минна, — я не буду обвинять вас в том, что вы злоупотребили моей неопытностью или воспользовались иллюзиями, созданными легковерной молодостью, которые заставили меня смешать вашу роковую профессию с подвигами наших древних героев. Увы, достаточно было мне увидать ваших приспешников, чтобы иллюзии эти развеялись. Но я не упрекаю вас за то, что они существовали. Ступайте, Кливленд, расстаньтесь с теми отверженными, с которыми вас связывает ваше дело, и верьте: если небо дарует вам возможность прославить свое имя каким-либо достойным деянием или подвигом, то на этих пустынных островах чьи-то глаза заплачут от радости, как сейчас… как сейчас они плачут от горя.
— И это все? — спросил Кливленд. — И мне не дано надеяться, что если я порву со своими теперешними товарищами, если сумею заслужить прощение таким же ревностным служением добру, с каким прежде служил злу, если по прошествии известного срока, пусть даже долгого, но все же ограниченного каким-то пределом, я гордо смогу сказать, что вернул себе доброе имя, — неужели тогда, неужели даже тогда не посмею я надеяться, что Минна простит мне то, что простят и небо, и родина?
— Никогда, Кливленд, никогда! — ответила Минна с величайшей твердостью. — Здесь разлучаемся мы навеки, разлучаемся, не лелея никакой надежды. Если вы останетесь тем же, что вы теперь, то думайте обо мне как о мертвой; но если — да смилуется над вами небо! — вы измените свой страшный путь — знайте, что утром и вечером я буду возносить к Всевышнему молитвы о вашем счастье, хотя мое собственное погибло навеки! Прощайте, Кливленд!
Охваченный невыразимой грустью, он преклонил колено, чтобы взять протянутую ему руку, но в то же мгновение друг его Банс выскочил из-за каменного столба и со слезами на глазах закричал:
— Ни в одном театре не видел я такой трогательной сцены прощания! Но будь я проклят, если вам удастся закончить ее так, как вы полагали!
С этими словами, прежде чем Кливленд мог возразить ему или оказать какое-либо сопротивление, прежде даже чем он смог встать на ноги, Банс без труда одолел его, опрокинув навзничь; несколько человек из команды тотчас же схватили его за руки и за ноги и устремились с ним к озеру. Минна и Бренда закричали и пытались бежать, но Деррик схватил первую с той же легкостью, с какой сокол хватает голубку, тогда как Банс, выкрикнув, очевидно для успокоения, несколько энергичных проклятий, поднял на руки Бренду, и вся компания, сопровождаемая двумя или тремя пиратами, незаметно подкравшимися от берега до самых камней, быстро помчалась к лодке, оставленной под надзором двух человек команды. Бегство их было, однако, неожиданно остановлено и преступные замыслы полностью расстроены.
Когда Мордонт Мертон велел страже вооружиться, он, разумеется, сделал это для того, чтобы охранять безопасность девушек. Люди его поэтому со всем вниманием следили за каждым движением пиратов; увидев, что почти все они покинули шлюпку и, крадучись, направились к месту свидания, назначенному Кливлендом, стражники, естественно, заподозрили предательство и, под прикрытием глубокой рытвины или рва, который в прежние времена соединялся, должно быть, с менгирами, незаметно заняли позицию между пиратами и их шлюпкой. Когда раздались крики сестер, они бросились вперед и перерезали разбойникам путь, не смея, однако, стрелять из боязни ранить девушек, находившихся, как мы знаем, в руках у негодяев. Мордонт с быстротой оленя бросился на Банса, который, не желая отпустить свою добычу и поэтому лишенный возможности сопротивляться, стал вертеться во все стороны, загораживаясь пленницей от предполагаемых ударов Мордонта. Такой способ защиты оказался, однако, безуспешным против самого проворного и ловкого юноши во всей Шетлендии, и после одного или двух ложных выпадов Мордонт сбил пирата с ног, ударив его прикладом карабина, которым не смел воспользоваться иначе. Но между теми, кого не удерживали подобные соображения предосторожности, завязалась перестрелка, и пираты, державшие Кливленда, отпустили его, чтобы подумать о собственной защите или спасении. Тем самым они, однако, лишь увеличили число своих врагов, ибо Кливленд, увидев Минну в объятиях Деррика, одной рукой вырвал ее из когтей разбойника, а другой — тут же наповал застрелил его. Еще два-три пирата пали или были захвачены в плен, остальные добежали до шлюпки, отвалили, затем повернулись бортом к берегу и дали несколько залпов по оркнейцам, которые ответили тем же, что, впрочем, обошлось без особенного ущерба для обеих сторон.
Мордонт, убедившись, что обе девушки на свободе и стремительно бегут к замку, бросился с обнаженным тесаком к Кливленду. Пират поднял пистолет и со словами: «Мордонт, я никогда не даю промаха», — выстрелил в воздух и швырнул оружие в озеро; затем он обнажил свой тесак, описал им несколько кругов над головой и бросил как только мог дальше туда же. Общая уверенность в силе и ловкости Кливленда была, однако, так крепка, что Мордонт все еще с осторожностью подошел к нему и спросил, сдается ли он.
— Я не сдаюсь никому, — ответил капитан пиратов, — но вы видели, что я сам бросил свое оружие.
Он был тут же схвачен несколькими оркнейцами и не оказал им никакого сопротивления. Мордонт запретил обращаться с ним грубо и не позволил даже связать его. Победители отвели Кливленда в замок Стеннис, где поместили в одной из отдаленных комнат верхнего этажа, поставив у дверей стражу. Банс и Флетчер, оба поднятые на поле боя, были доставлены туда же, а двух других пленников, по-видимому, простых матросов, заперли в подвале замка.
Тщетно попытались бы мы описать радость Магнуса Тройла, когда, разбуженный шумом и выстрелами, он узнал, что дочери его спасены, а враг схвачен. Скажем только, что от великой радости он забыл, во всяком случае, в первую минуту, справиться, при каких именно обстоятельствах попали они в столь опасное положение. Тысячу раз прижимал он к груди Мордонта Мертона, как их спасителя, и столько же раз клялся мощами своего святого патрона, что, будь у него тысяча дочерей, такой храбрый юноша и такой преданный друг волен выбирать себе любую, а леди Глоуроурам пусть себе болтает что хочет.
